А с какими замечательными людьми мне довелось работать в эту избирательную кампанию! Степан Калмыков, ректор Бурятского университета, бросил все дела, примчался в Москву, месяц работал в штабе. Прекрасно работали ребята из МАИ: они организовывали встречи с избирателями. В Новосибирске, Туле, других городах к нам присоединились и те, кто раньше работал с Лебедем, а потом оказался ему не нужен. Правда, были и такие, кто приходил случайно, с целью просто подзаработать, и выяснив, что мы больших денег заплатить не можем, удалялся восвояси.
Чтобы правильно понять и оценить моих сторонников, нужно учесть, что работали они подчас под невыносимым психологическим давлением. Власти всячески ставили им палки в колеса, нервировали, даже на допросы в милицию вызывали, пугали отстранением от основной работы, снятием с должности. Кое-кто, конечно, испугался…
Из этой избирательной кампании 2000 года вынес я и еще одно печальное наблюдение. Общество за последние десять лет – время демократических перемен – сильно деградировало. Я сужу даже не по Москве – в столице это не так заметно – по провинции, по Бурятии, по тому городу, где я вырос. Я вижу, как народ опустился, как люди спиваются. Снижается интеллектуальный уровень. Причина этому чисто экономическая – если человек не работает, значит, у него нет никакой надежды на будущее.
Это меня очень сильно огорчает. Я в молодости верил, что мы построим пусть не коммунизм, но богатую страну. В стройотряды ездили с энтузиазмом, и не из-за денег – заработаешь, хорошо, нет – ну что ж, зато как весело было! И мне казалось, что вот-вот, скоро мы будем жить хорошо, а я еще молодой…
Сейчас с грустью понимаю, что в России я уже никогда не буду жить в нормальном обществе. Ас учетом того, что экономика до сих пор нормально не работает, – и дети мои вряд ли будут. Вот внуки – очень надеюсь. Вся надежда на внуков. И так, к сожалению, думаю не только я один – большинство.* * *
Я проиграл эти выборы.
Французская «Le Temps» писала тогда: «Поражение Скуратова свидетельствует о том, что борьба с коррупцией не является приоритетной задачей современного российского общества».
Так уж сложилось, что у нас в России большинство людей голосует за сильного. Им хочется ощущать себя причастным к победе. И все еще безотказно действует «административный ресурс». Что ж, видимо, время тех, кто идет поперек общественного мнения, отстаивает свое право думать и принимать решение самостоятельно, еще не настало.
В августе 2000 года мне предложили баллотироваться в Госдуму по одномандатному округу на своей «малой родине» – в Бурятии. Это было очень лестное предложение. Оно говорило о том, что люди не просто верили мне – они активно поддерживали меня, боролись вместе со мной. Если бы меня избрали депутатом Государственной Думы (а вероятность этого была очень велика – об этом мне говорили и друзья-политики, подтверждали это и сделанные в Бурятии социологические экспресс-опросы), то я сразу же получал бы иммунитет от судебного преследования, но что еще важнее – высокую думскую трибуну для борьбы с моими гонителями. Конечно, это были огромные плюсы. Но они не смогли перевесить в моем сознании одного очень важного условия: избрание в Госдуму означало, что я должен был сложить с себя полномочия Генпрокурора. А уход с должности в такой момент, когда в следствии еще не были расставлены все точки над «i», означал бы мою капитуляцию. Пойти на это я не мог и, поэтому, поблагодарив выдвигавших меня товарищей, отказался.
Прошел год, и летом 2001 года теперь уже группа депутатов Народного Хурала Бурятии обратилась ко мне с предложением стать представителем республики в верхней палате российского парламента – Совете Федерации.
К тому времени от поста Генерального прокурора меня официально освободили, и я был волен как птица.
Откровенно говоря, это лестное предложение, как, впрочем, и в прошлый раз, особенно меня не удивило. Я вырос в Бурятии – это моя родина, и связи мои с республикой, которые я никогда не терял, были не показушные, а самые что ни на есть реальные. В свое время я помог подготовить проект Конституции Бурятии, проект Договора о разграничении полномочий между Бурятией и федеральными органами власти, отрецензировал по просьбе республиканского руководства массу других законопроектов. Я был одним из тех, кто создал в местном Госуниверситете юридический факультет, чем очень гордился и горжусь; сегодня там у меня много учеников, аспирантов.
Без ложной скромности могу сказать, что в Бурятии я человек достаточно популярный, известный. Юристов такого уровня, как я, в этой небольшой республике – единицы. Я много занимался законодательной деятельностью, прекрасно был знаком с проблемами преступности и, что немаловажно для «проталкивания» различных проектов, неплохо ориентировался в столичных коридорах власти. Поэтому предложение депутатов поработать в Совете Федерации было вполне естественно и логично. Кроме того, мне, истосковавшемуся по «большим» делам, самому хотелось поработать в Совете Федерации – высшем законодательном органе страны. В то время там было не так уж и много квалифицированных, профессиональных юристов. Например, в Комитете по конституционному законодательству и Комитете по судебно-правовой реформе специалистов не хватало. Мне самому было интересно попробовать себя на этом новом поприще, тем более что внутренне я чувствовал, что не только способен справиться с этой работой, но и смогу принести оказавшей мне доверие Бурятии реальную пользу.
Поскольку все складывалось удачно и к месту, после короткого раздумья я ответил согласием.
Борьба за сенаторское кресло, как я понимал, предстояла трудная, причем подвоха я мог ожидать скорее не со стороны республики, а из центра, из Москвы. В одиночку с такой силой, как я уже знал по своему горькому опыту, справиться трудно. Поэтому первое, что я решил сделать, это заручиться поддержкой республиканского руководства. Я срочно полетел в Улан-Удэ.
Леонида Потапова, президента Республики Бурятия, я знал давно, с ним меня связывали добрые дружеские отношения. Войдя в его просторный кабинет, я рассказал ему о предложении депутатов и о своем согласии баллотироваться в члены Совета Федерации от возглавляемой им республики.
Как я и полагал, против моего выдвижения Потапов не возражал, но не стал скрывать и свою осторожную позицию, заявив, что в силу разных причин поддержать меня он сможет лишь только косвенно:
– Вы уж простите, Юрий Ильич, но открыто выступить в вашу поддержку я не смогу. Однако и в Кремле, и везде, где только надо, я буду говорить, что, дескать, это решение Народного Хурала, и изменить его я по закону никак не могу.
Следующий, с кем я считал необходимым обязательно переговорить, был Михаил Семенов, Председатель Народного Хурала – законодательного собрания Бурятии. Именно он в то время представлял республику в Совете Федерации и именно его я и должен был заменить на этом посту.
– Юрий Ильич, откровенно говоря, я не вижу кандидатуры на место сенатора от Бурятии лучше вашей, и буду вас всемерно поддерживать. Единственно, о чем бы я хотел вас попросить, произвести замену не сейчас, летом, а попозже – где-то в середине-конце осени.
Согласно закону, Семенов мог сохранять свое место в Совете Федерации вплоть до конца года, до декабря. Но выдвинувших мою кандидатуру депутатов такая отсрочка не устраивала, и на то имелись достаточно серьезные основания. Во-первых, в новом, уже «профессиональном» Совете Федерации как раз в это время шло интенсивное формирование рабочих органов, и у меня появлялась реальная возможность возглавить один из комитетов или одну из комиссий. Если бы это случилось (а шансы были достаточно высоки), помогать республике я смог бы намного эффективнее. В конце года такая возможность была бы уже упущена. Во-вторых, как говорили сами депутаты, за время пребывания в Совете Федерации Семенов практически ничем себя не проявил, был очень пассивным, за последние полгода выступил только один раз. Его стремление продержаться в столице «до победного конца», как предполагали депутаты, основывалось в основном на желании сохранить за собой присущие сенатору привилегии, иммунитет, приличную зарплату.
Поэтому, услышав о желании Семенова посидеть в сенаторском кресле еще насколько месяцев, депутаты возмутились: Семенова надо срочно менять и придавать присутствию Бурятии в верхней палате российского парламента новый импульс.
Пришлось мне разъяснить им кое-какие юридические тонкости: ситуация такова, что одного вашего желания еще недостаточно. Пока Семенов не освободит свое место, выдвигать кого-то официально вы не имеете права, значит, пока эта проблема не будет решена, двигаться дальше мы не сможем.
Начались тяжелые переговоры с Семеновым, вел их в основном ректор Бурятского Госуниверситета Калмыков. Семенов колебался. Он понимал преимущество своего положения, но в то же время опасался, что, разозлившись, депутаты просто поставят вопрос о доверии и со скандалом освободят от должности Председателя Народного Хурала, что автоматически приведет к отзыву его из Совета Федерации. Не дожидаясь окончательного ответа, уже в середине лета моя инициативная группа принялась параллельно собирать подписи поддерживающих меня депутатов. Это было необходимо для обсуждения моей кандидатуры в Народном Хурале.
