Ознакомительная версия.
Чисто мужицкая цепкость и неуёмное стремление пробиться наверх, не считаясь с количеством чужих отдавленных ступней, сочетались у них с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и презрением к нижестоящим. Всё это, вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским типом личности, делало их малоспособными к самостоятельному повышению своего общеобразовательного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы лежали за пределами воинской службы, сводясь к самоутверждению посредством усиления внешних признаков власти.
В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя хранится машинописный текст воспоминаний И.М. Цальковича, который в 1925–1932 гг. был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. В одном из разделов своих воспоминаний он между прочим отмечал, что в середине 20-х годов командный состав ЧФ делился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая — из бывших кондукторов, флотских фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части сильно враждовали друг с другом, единственное, что их объединяло — “Стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П.П. Шмидта (бывшее Офицерское собрание).”
Понятно, что с такими задачами было не до повышения своего профессионального уровня. При таком генералитете — из числа бывших фельдфебелей и унтеров, наиболее ярким и всесторонним воплощением которого является личность Г.К. Жукова, генерала армии в 1941 г. — удивительно не то, что Красная Армия терпела поражения, а то, что они не приобрели ещё более катастрофического характера.
Красную Армию во многом спасло то, что уровень военного искусства гитлеровского генералитета оказался также намного ниже того, какой имели кайзеровские генералы во время Первой Мировой войны. Об этом мимоходом упомянул в своих мемуарах К.К. Рокоссовский.
Это подтверждается конкретными фактами. Когда в апреле 1918 г. один из германских корпусов, направленных в Крым с целью его захвата, столкнулся на Перекопском перешейке с частями Красной Армии Крыма, то командовавший им генерал Кош не стал штурмовать занимаемые красноармейскими частями выгодные позиции в лоб, а предпочёл обойти их вброд, через Сивашское озеро, выйдя таким образом в тыл оборонявшимся. Спустя 33 года, в сентябре-октябре 1941 г., такое решение просто не пришло в голову командующему штурмовавшей перекопские укрепления 11-ой немецкой армии генерал-полковнику Манштейну. Он предпочёл гнать свои дивизии в лоб на перекопские укрепления, потеряв при их взятии за два месяца 10 тыс. солдат и офицеров убитыми, или столько же, сколько все германские вооружённые силы потеряли в 1939 г. во время захвата Польши. Мысль о возможности обойти советские позиции вброд через Сиваш не пришла в голову Манштейну и спустя 10 лет, когда он писал мемуары “Утерянные победы”.
Впрочем, такое понижение оперативно-тактического уровня германского генералитета вполне объяснимо. Имея 16 лет (1919–1934 гг.) армию в количестве 100 тысяч человек, без боевой авиации, танков и тяжёлой артиллерии, нельзя было не утратить определённые навыки в вождении крупных масс войск.
Победы Красной Армии стали возможны только тогда, когда в 1941–1942 гг. под влиянием военных неудач существенно обновился её генеральский корпус. Когда генеральские звания и должности стали получать родившиеся в 1901–1910 гг. полковники, которые поступили на службу в Красную Армию рядовыми красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы. Наиболее известным из этого поколения генералов Красной Армии является И.Д. Черняховский, который начал в 1941 г. войну в звании полковника, а погиб в 1945-ом в звании генерала армии.
Генералы, которые начинали свою военную карьеру красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы, относились к подчинённым без фельдфебельско-унтерского хамства и гораздо лучше воевали.
Весьма показательна в этой связи биография уже упоминавшегося в данной статье Героя Советского Союза И.К. Провалова. В 1927 г. он — рабочий шахтёр, в возрасте 21 года призывается в Красную Армию. В 1929 г. командиром пулемётного расчёта принимает участие в боях с китайцами на КВЖД. После окончания действительной военной службы в 1930 г. поступает в пехотное училище. В 1932–1936 гг. командует взводом, ротой. В 1937 г. оканчивает курсы среднего командного состава и в звании капитана назначается начальником штаба стрелкового полка. Спустя год, в августе 1938-го, он, командуя 120-ым стрелковым полком 40-ой стрелковой дивизии, участвует в штурме сопки Заозёрная в ходе советско-японского конфликта на озере Хасан. Во время одного из боёв получает тяжёлое ранение и в госпитале узнаёт о присвоении ему звания Героя Советского Союза и о досрочном производстве из капитанов в полковники.
Однако такой головокружительный взлёт не вызвал у него переоценки своих возможностей, и когда после его выхода из госпиталя, командующий советскими войсками на Дальнем Востоке комкор Штерн предложил ему должность командира дивизии, то 32-х летнего свежеиспечённого полковника охватили такие раздумья: “Итак, мне предлагали командовать дивизией. Я понимал, что боевой опыт у меня есть, но он никак не мог компенсировать недостаточность моего военного образования. По сути дела оперативное искусство было для меня за семью печатями. Попав в госпиталь, в избытке имея время для размышления, я пришёл к выводу, что главная моя задача — учиться. Родилась мечта об академии им. Фрунзе”. (К.И. Провалов, “В огне передовых линий”, с. 7–9).
Когда Провалов в ответ на предложение Штерна принять командование дивизий сказал, что желает поступить в академию, то тот воспринял это, как личное оскорбление. Затем аналогичная сцена повторилась в разговоре с начальником управления по командному и начальствующему составу НКО армейским комиссаром 1-го ранга Щаденко. И только проявленная Проваловым воля, настойчивость позволили ему настоять на своём и поступить в академию. Свой рассказ об этом Провалов заключил следующим мнением: “Когда я летел в Сталино, я вдруг представил себе, что 383 стрелковую дивизию прибыл формировать тот самый свежеиспечённый полковник из 1938 года. Вот после академии — в самый раз”. (Там же, с. 8–9).
Больше, пожалуй, к этому добавить нечего. К.В. КОЛОНТАЕВ, Севастополь
Оставлю в стороне часто спорные технические и военные суждения Константина Колонтаева, остановлюсь на главном для данного случая: К. Колонтаев считает, что гнилость советского генералитета во многом определилась кулацкой базой его формирования. С этим нельзя согласиться — если отбросить ностальгическую песенную глупость о поручике Голицине и корнете Оболенском, то дворянство, как база формирования офицерства, было еще хуже. В принципе Колонтаев сам об этом написал, но я кое-что добавлю.
В России до определенного времени смыслом существования дворянства была вооруженная защита Отечества. Дворяне — солдаты, а царь — их генерал. В старые времена, чтобы содержать одного человека, который из-за занятости не способен прокормить себя непосредственной работой в сельском хозяйстве, нужно было не менее 10 крестьянских дворов. Из-за низкой производительности труда в суровых условиях России именно такое количество людей давали добавочный продукт, которого хватало на еду, одежду и оружие одного воина. Поэтому князья, а затем цари закрепляли за воинами землю и дворы с крестьянами. Это было разумно и имело смысл: просто наемник, если платить ему только деньги, испытывал любовь только к деньгам и мог переметнуться к любому, кто эти деньги мог заплатить в большем количестве. Русский дворянин защищал не просто государство, но и свою землю со своими крестьянами. За заслуги князь или царь закреплял за отличившимся много земли и крестьян, но тогда на войну такой дворянин шел с собственным отрядом бойцов.
Если же дворянин по любым причинам прекращал службу, то у него изымались и земля, и крепостные. Если дети умершего дворянина к 15 годам не становились в строй, у них отбиралось имение отца. Иногда из-за страха перед ратной службой дети дворянские записывались в другие сословия, скажем, в купцы, и у них отбиралась земля и крепостные. Звучит парадоксально, но в допетровские времена существовали царские указы, запрещавшие дворянам переходить… в холопы, т. е. в крепостные. Впоследствии бедные дворяне часто не имели ни земли, ни крепостных, но до самой отмены крепостного права в 1861 г. никто, кроме них, не имел права их иметь.
На начало XVIII в. армия России составляла примерно 200 тыс. человек при 3–5 тыс. офицеров. Четверть этой армии, т. е. более 50 тыс. человек, были дворянами, остальные — рекруты из крестьян и других сословий. Еще во времена Суворова служба потомственного дворянина до самой старости рядовым или сержантом была обычным делом, а если дворянин был неграмотным, то и обязательным.
Ознакомительная версия.
