Объемы и экспорта, и добычи газа в Туркмении, как и в остальных странах СНГ в целом, постепенно снижались. Если в 1989 году было добыто 85 млрд. куб. м, то уже в 1993-м — всего 64,7 млрд. В 1999 году этот показатель достиг минимума в 22,8 млрд. куб. м. [8]. При этом суммарный долг других государств Туркмении за поставленный газ превышает $2 млрд. В 1995-1997 годах туркмены и россияне так и не пришли к устраивающей обе стороны цене за газ. Заявления Рема Вяхирева о том, что Ашхабад, дескать, еще на коленях приползет, а также явное намерение российской стороны получить максимум прибыли от эксплуатации своей системы газопроводов (на тот момент единственный для Туркмении путь) привели к тому, что ползти на коленях никто не стал, но Ниязов принялся лихорадочно искать другие варианты. Первый проект такого рода был реализован в декабре 1997 года, когда открылся газопровод Корпедже-Курдкуй, который в Туркменистане тогда оценили как самый экономичный маршрут экспорта отечественных энергоносителей на Запад. Этот план и активное сотрудничество с Израилем вызвали недовольство Ирана. Так, руководителя израильской компании «Мерхав» И. Маймана президент Ниязов назначил своим официальным представителем по контролю над реализацией ряда проектов общей стоимостью более миллиарда долларов. Во время визита С. Ния-зова в Тегеран в июле 1998 года аятолла Хаменеи, обращаясь к Туркменбаши, сказал: «Туркменистан не нуждается в израильтянах, нам с вами следует обратить внимание на то, что, где бы ни появлялись эти сионисты, они сеют раздор» («Иран», 8 июля 1998 г.). В свое время Туркменбаши активно поддерживал идею трансафганского газопровода с выходом на Пакистан и Китай. Предполагалось, что его реализация будет эффективной для всех сторон: Туркменистан получит емкий рынок, Афганистан — доходы по транзиту и частичное решение проблемы занятости, Пакистан — надежное и гарантированное на большой срок обеспечение энергоносителями, т.е. решение самой больной проблемы Пакистана. После того, как победное шествие пуштунских студентов-талибов из Пакистана было остановлено Ахмадшахом Масудом, и узбеки с хазарейцами также сумели отстоять свои позиции в западных и северных регионах Афганистана, проект широтного газопровода от Каспия был надолго отложен [8].
После охлаждения отношений с Газпромом ведущая роль перешла к компании «Итера», президентом которой является спортсмен-велосипедист, чемпион мира Игорь Макаров. Игорь Макаров родился в Туркменской ССР, в службе безопасности московского офиса «Итеры» служит Владимир Ефанов, бывший начальник военной контрразведки Туркмении, а первым вице-президентом компании является Валерий Очерцов, занимавший ранее должность премьер-министра в туркменском правительстве. Другая причина влияния «Итеры» — тонкая азиатская дипломатия самого Макарова. Макаров грамотно играет на расхождениях между Ашхабадом и Газпромом, благо последний дал много поводов к обиде [94]. Так это или не так, но можно констатировать: несмотря на оскорбительные выпады Газпрома, «Итера» сохранила за Россией транзит туркменского газа. Тем не менее очевидно, что для выработки и координации особой «туркменской» российской политики недостаточно одного лишь факта связей руководства «Итеры» с руководством Туркменистана, а необходима персоналия, способная согласовать «газовое» и «транспортное» направление двусторонних российско-туркменских отношений со всем комплексом экономических проблем в Средней Азии и некоторыми аспектами безопасности России и среднеазиатских государств СНГ.
Главные внешние партнеры Туркмении (а союзников у нее, как уже говорилось выше, нет) — США, Израиль, Россия, Иран и Турция. Приоритеты внутренней политики можно косвенно проследить по такому фактору, как подключение тех или иных организаций государственным НТЦ «ГКЭ Туркментелекомом» к выделенной линии Интернета: для Туркмено-Турецкого университета (1998), для Американского центра (1999), для Института транспорта и связи, для Каунтри парк консорциума НПО (1999), для Туркменефтегаза (2000). По городам этот показатель демонстрирует приоритет двух городов: Ашхабада и Туркменбаши (Красноводска). Если к этому добавить, что правительственных ресурсов практически нет, а из 1200 реальных пользователей Интернета в Туркмении 70% представляют работники фирм с иностранным капиталом, то станет очевидным, кого считают важным обихаживать [88].
Реальное принятие нейтрального статуса Туркмении, на взгляд авторов доклада, является психологически самым сложным моментом как для российских политиков, так и для российских нефтяных баронов. Объективно у туркмен много причин для сближения с Россией, а не только с Ираном. Но подобное станет возможным лишь после того, как по отношению к этой республике будет выработан особый подход, свободный как от западных правозащитных штампов, так и от «советских» штампов продолжать воспринимать среднеазиатов как «младших партнеров» русских. В Средней Азии Россия имеет дело по преимуществу с традиционными этническими группами и традиционными обществами (или становящимися все менее модернизированными). Туркмены, конечно же, также традиционны, и сильные позиции Сапармурата Ниязова в своем государстве во многом объясняются его сильными позициями в среде племенной аристократии наиболее влиятельных родов. Но именно туркмены, возможно, больше других среднеазиатов объективно готовы к реальному партнерству с российскими компаниями, например, по вопросу создания технопарков: деньги у туркмен есть, и в этом также уникальная для Средней Азии ситуация, так как обычно Россия выступает спонсором. Для этого необходимо выделить заинтересованные и влиятельные группы в самой Туркмении, с которыми уже в дальнейшем можно будет иметь дело на постоянной основе. Лишь при особой «туркменской» российской политике возможно серьезное сближение Туркмении и России в политической области и, далее, по вопросу правового статуса Каспийского моря, добычи и транзита углеводородов в регионе. Здесь должен работать принцип «ближний сосед дороже дальнего родственника».
Помимо нефти, Туркмения и Россия могли бы плодотворно сотрудничать в области хлопкопроизводства, с тем чтобы вывести российскую текстильную промышленность из-под односторонней зависимости от узбекского хлопка. Нынешняя федеральная программа «Хлопок России» почти полностью основывается на деятельности одного человека [71]. Выдающийся генетик и биолог Виктор Николаевич Фурсов до начала 1990-х годов работал в Туркмении, где занимался селекцией хлопчатника, в том числе выведением цветных листопадных сортов. После распада СССР В.Н. Фурсов еще некоторое время работал в Туркмении, однако грошовая зарплата и притеснения националистов вынудили его перебраться с семьей в Россию. В 1992 году ученый впервые попытался районировать привезенные с собой семена хлопчатника на единственной тогда в России Прикумской опытной станции на Ставрополье. Вручную засеяли 10 га, но из-за плохой экологии почти весь урожай погиб. Больше рисковать семенным материалом было невозможно, и, рассмотрев все возможности, Фурсов выбрал для новой попытки Лиманский район Астраханской области — здешние условия (100-110 мм осадков в год, бурые полупустынные, ильменно-луговые и пойменные почвы) лучше всего подходили для выращивания хлопчатника. В 1994 году была запатентована технология выращивания природно-окрашенного хлопка, в 1999 году сертифицирован сорт РХ-95, еще два сорта проходят сейчас государственную сертификацию, а всего в распоряжении созданного Фурсовым и его сыновьями Николаем и Василием ООО «Русский хлопок» находится богатейший 15-тонный семенной фонд хлопчатника [71] (См. Таблицу 12).
Хлопковая программа России возникла лишь благодаря чистой случайности: Туркменбаши — лидер, способный на серьезные решения, и если бы его правильно информировали о потенциале научной семьи Фурсовых, он мог бы обеспечить им все условия для серьезной работы. Фурсовы уехали в Россию, но, к большому сожалению, и в России не были оценены по-настоящему. За исключением губернатора Гужвина, государственные структуры не оказывают серьезной поддержки и программе отечественного хлопководства («Это наша культура» — было сказано в России о хлопчатнике еще в 1796 году!). Инвестиционных возможностей одной лишь Астраханской области не хватит на то, чтобы задействовать основную козырную карту, — Россия может вывести на мировой рынок цветные сорта и сорта с самоопадающими листьями (что чрезвычайно актуально ввиду экологической моды в мировой текстильной промышленности) [71]. Вполне возможно, что незадействованный потенциал российско-туркменского промышленного сотрудничества лежит и в области высокотехнологичного хлопкового производства сортов хлопчатника, созданных семьей Фурсовых и наработанных туркменскими селекционерами. Шагов в этом направлении пока никто не делал, но, как представляется, при наличии политической воли двух президентов данное направление было бы возможным и перспективным.
