Но и здѣсь еще возможны внутреннія противодѣйствія. Тѣ самые люди или слои, которые, располагая способностью къ соціальному творчеству, вмѣстѣ съ тѣмъ видятъ препятствія и понимаютъ свойства подлежащаго претворенію матеріала, тѣмъ самымъ — оказываются способными не только себя удержать на роковой чертѣ, но и оказать противодѣйствіе тому, чтобы ее преступили другіе. Горе, когда нѣтъ внутренняго противодѣйствія. Его можетъ не быть, когда нѣтъ достаточно культурныхъ и творческихъ, а потому сознающихъ реальность, слоевъ, — такой случай мы имѣли въ Россіи, и видѣли, къ чему привелъ почти повальный максимализмъ при отсуствіи сопротивленія со стороны соціальноруководящихъ группъ. Этого сопротивленія можетъ не быть не только въ силу неумѣнія, но и благодаря нежеланію руководящихъ группъ оказывать обуздывающее вліяніе. Такой случай мы имѣли въ странахъ Антанты примѣнительно къ максимализму военному. Руководящіе, духовно-господствующіе круги не только не хотѣли воздѣйствовать въ смыслѣ его обузданія, но, наоборотъ, въ стремленіи разжечь въ массахъ, въ народѣ паѳосъ войны, страсть къ окончательной побѣдѣ, — поддерживали и всячески разъяряли максималистическую духовность. На нихъ и падаетъ главная отвѣтственность за послѣдствія охватившаго массы максимализма. Силу же свою онъ получилъ благодаря тѣмъ массамъ, которыя охватилъ, благодаря ихъ вліянію въ современной государственности, другими словами — благодаря ея демократическому строю.
4. СЛАБОСТИ ДЕМОКРАТІИМного недоразумѣній происходитъ съ понятіемъ демократіи; естественно, что въ странахъ, недавно только пріобщившихся къ европейской культурѣ, вниманіе сосредоточивается преимущественно или даже исключительно на наиболѣе наглядной, внѣшней сторонѣ демократической государственности, на политической оболочкѣ народнаго самоуправленія, на системѣ всеобщаго избирательнаго права, парламентаризма, республиканскаго или республикански-подобнаго строя. Впрочемъ, во время войны и со стороны Антанты значительная доля идеологіи, пропаганды самовосхваленія и полемики была построена на томъ же пониманіи демократіи; страны Антанты противопоставляли себя, въ качествѣ государствъ демократическихъ — государствамъ средне-европейской коалиціи, какъ государствамъ недемократическимъ, антидемократическимъ, отсталымъ, реакціоннымъ.
Не трудно вскрыть недоразумѣнія, заложенныя въ подобномъ взглядѣ. Не стоитъ останавливаться на томъ, что и въ Германіи имѣли примѣненіе иныя изъ упомянутыхъ учрежденій (какъ то всеобщее избирательно право въ парламентъ); что другія учрежденія, точно также находящіяся въ глубокомъ соотвѣтствіи съ идеей политическаго демократизма, являются въ Германіи — такъ сказать — туземными въ силу своеобразно сложившейся ея исторіи (какъ то федералистическій строй или исконная культура вольныхъ городовъ). Важнѣе отмѣтить, что и вообще въ томъ демократизмѣ, который характеризуетъ современную культурную государственность, — существенную роль играетъ какъ наличность опредѣленнаго культурнаго уровня и распространенность культурнаго творчества, безъ которыхъ не можетъ быть и народнаго самоуправленія обширныхъ государствъ при сложныхъ условіяхъ современности, такъ и высокая степень культурной свободы, свободы духовной работы, совѣсти, убѣжденій, каковыми Германія обладала никакъ не въ меньшей степени, нежели ея враги. Но даже и этими — формально правовой и духовно-культурной — сторонами не исчерпывается строеніе современной демократіи; быть можетъ, болѣе глубокая ея сторона заключается въ томъ, что можно бы назвать демократизмомъ соціальнымъ, трудовымъ; въ томъ, что совокупная государственная, хозяйственная, культурная жизнь страны опредѣляется самостоятельной работой, иниціативнымъ строительствомъ всевозможныхъ, многоразличныхъ, всяческихъ ея составныхъ частей, лицъ и группъ. Иниціатива и даже руководство отдѣльными составными процессами, совокупно составляющими народную жизнь, исходятъ не только отъ государственно и соціально руководящихъ круговъ, а изъ разныхъ угловъ народнаго цѣлаго: народъ является не подневольнымъ, въ своей цѣльности — пассивнымъ исполнителемъ, а самостоятельнымъ строителемъ; строителемъ отнюдь не въ однихъ только формахъ избирательнаго процесса, создающаго руководителей, а строителемъ самой жизненной ткани, — самихъ учрежденій, самихъ цѣнностей, самого культурнаго, хозяйственнаго, соціальнаго содержанія — разумѣется, является строителемъ не въ полномъ своемъ составѣ, а въ разныхъ областяхъ и въ различныхъ, но не предустановленныхъ своихъ частяхъ. И еще другая черта современнаго демократизма — его индивидуалистическій моментъ: все большая общность для всѣхъ, или во всякомъ случаѣ для все большихъ круговъ, отдѣльныхъ правъ или обязанностей, впечатлѣній или дѣятельностей, возможностей или неизбѣжностей. Это относится отнюдь не къ одному избирательному праву, или ко всеобщей обязанности присяжнаго засѣдателя, или къ равенству передъ закономъ, но относится и ко всеобщему обученію, всеобщей воинской повинности; это относится въ болѣе тонкомъ и менѣе отчетливо-опредѣленномъ смыслѣ — къ всеобщему охвату уличной жизни міровыхъ городовъ, къ трамваю, не различающему классовъ и состояній, къ музею, кинематографу или парку, открытому для всѣхъ, если и не всѣми посѣщаемому и пр., и пр. Въ безчисленныхъ сплетеніяхъ проявляется и созидается демократическій строй — не только политическій, формально правовой, но и культурно-духовный, соціальный, хозяйственный. Онъ и до сихъ поръ далеко не доосуществился даже и въ странахъ полнаго, всеобщаго избирательнаго права; и вмѣстѣ съ тѣмъ давно уже въ различныхъ своихъ разновидностяхъ пробивался къ осуществленію въ разныхъ иныхъ странахъ, въ соотвѣтствіи съ ихъ исторіей, соціальными условіями и традиціями — то болѣе по однимъ, то по другимъ путямъ. Въ сущности этотъ демократизмъ совпадаетъ — или доводитъ до наибольшаго выявленія то, что называется буржуазнымъ строемъ, гражданско-государственнымъ объединеніемъ самоцѣнныхъ, свободно-подвижныхъ въ народномъ организхмѣ лицъ. Безспорно, эта разновидность человѣческаго общежитія имѣетъ имманентную тягу и къ внѣшнему оформленію въ демократію по-литическую въ тѣсномъ смыслѣ слова. Но не въ ней онъ заключается и уже во всякомъ случаѣ не ею ограничивается; и потому глубоко неосновательно измѣрять демократизмъ народа одною лишь его политической оболочкой. И вѣдь именно эта всераспространенность въ современномъ мірѣ большаго или меньшаго демократизма и была однимъ изъ основаній объема и глубины военныхъ бѣдствій и разгрома, захватившихъ болѣе широкіе слои, болѣе глубоко задѣвшихъ народную жизнь, чѣмъ это могло бы имѣть мѣсто въ какую либо иную эпоху; всеобщее участіе въ борьбѣ усилило ее и углубило всеобщую задѣтость страданіями.
Но при всемъ томъ безспорно, что чисто политическія формы демократіи и непосредственно съ ними связанныя общественныя явленія (какъ то — вліяніе общественнаго мнѣнія и т. п.) значительно полнѣе и шире развиты были въ странахъ Антанты, чѣмъ у ея враговъ. И вмѣстѣ съ тѣмъ эти именно формы имѣютъ и особо важное значеніе въ томъ максималистическомъ опьяненіи, о которомъ выше была рѣчь.
Слабая сторона политической домократіи — и грозная для нея опасность — заключается въ томъ, что въ ней единство цѣлаго является функціей отъ безчисленнаго множества самодовлѣющихъ и формально независимыхъ индивидуальныхъ воль. Каждая личность влечется по своимъ (конечно, для большихъ множествъ болѣе или менѣе схожимъ) путямъ; и изъ этого множества самодовлѣющихъ движеній, изъ этого, такъ сказать, принципіальнаго хаоса — должно получиться единое движеніе цѣлаго, непрерывное и послѣдовательное. Этихъ опасностей нѣтъ въ тѣхъ обществахъ, чье единство и непрерывность существованія связаны съ какой либо соціальной единственностью — личной, групповой, идейной; въ непрерывности этой непрекращающейся частной, именованной воли, интереса, идеи — обосновано уже и непрерывное единство цѣлаго. Иныя части цѣлаго могутъ отъ этого страдать, угнетаемыя той конкретно-частной волей, которая служитъ непрерывною опорою цѣлаго, но самое цѣлое получаетъ въ ней твердость и устойчивость, а слѣд. и всѣ его части, по-сколько основою ихъ существованія, даже и ущербленнаго, служитъ цѣлое. Въ политической демократіи цѣлое всегда находится подъ угрозой распада на многочисленныя самодовлѣющія индивидуальныя или частно-групповыя воли, изъ которыхъ оно строится. Поэтому для сохраненія своей устойчивости демократія неизбѣжно требуетъ сильной активной власти — чрезвычайно сильной власти. Слабой можетъ быть безъ чрезмѣрнаго ущерба для государства, для общества власть въ абсолютной монархіи, въ сословномъ государствѣ, въ теократическомъ обществѣ. Свѣтская политическая демократія погибла бы въ анархіи, въ распадѣ тамъ, гдѣ слабая власть недемократическая могла бы болѣе или менѣе спокойно справиться съ положеніемъ.
