Экзюпери не ахти какой художник (хотя и не такой плохой, как те, к кому я сейчас буду вынужден перейти). Для того, чтобы осуществить Сверхмодерн, нужны и новые усилия ученых (усилия, которые будут носить не характер отдельных метафизических судорог, а тот, что носили усилия их предшественников, приведшие к созданию проекта «Модерн»), и новые усилия художников, вдохновленных метафизическим содержанием, предоставляемым им новой наукой. Это должны быть художники масштаба Достоевского и Толстого, Шекспира и Гете. Только их союз с новой наукой, продуманно и упорно превращающий себя в светскую метафизику, может создать маленькое ядрышко будущего реального Сверхмодерна.
Шансов на это мало. Но кроме этого, к сожалению, нет вообще ничего. Или ты, читатель, надеешься на приемлемый миропорядок, основанный на возвращении к полноценной религиозной норме? То есть на фундаменталистский по своей сути миропорядок? А о каком фундаментализме идет речь? При том что утешением, как мы уже видим, дело не ограничивается. Речь пойдет об очень накаленном религиозном ренессансе.
Как эти накаленные (то есть фундаменталистские) монады будут сосуществовать в пределах человечества? По принципу Хантингтона? И возможны ли такие возвраты к религиозности без того, чтобы не оказались прорваны оболочки классических религиозных верований, и мир не завалился в какое-нибудь неоязычество или неоязычества? А светская часть человечества? А неукротимое развитие не взятой под контроль науки? А всяческие барьеры, у которых человечество топчется? Нет, читатель, либо Сверхмодерн, либо… Либо не будет никакого развития. А значит, и человечества тоже.
Дорогой сердцу моему требовательный читатель! Ограничь, прошу тебя, свою требовательность. Не требуй от меня невозможного — показать тебе зачатки чего-то, имеющего отношение к Сверхмодерну, и не отвратить тебя при этом от самого Сверхмодерна в силу несовершенства показанного. Скажи, читатель, а сам-то ты еще не сообразил, как называется художественное творчество, черпающее вдохновение из науки, превращаемой в культ?
Оно называется научной фантастикой, вот как. И не фыркай, пожалуйста, читатель! Я бы и сам фыркнул, потому что эту самую научную фантастику на дух не переношу. Но мы с тобой договорились осмысливать определенные явлении, а не фыркать по поводу их качества. Сегодняшние жалкие прототипы могут завтра, при иных условиях, вырасти во что-то другое. И если у человечества есть спрос на эти жалкие прототипы, то, признаем, спрос не случаен. Мы ведь не эстетикой занимаемся с тобой, а философией. А также идеологией и политикой (судьбами развития, то есть).
Раз так, то не художественное качество должно нас интересовать в первую очередь (хотя и оно тоже), а влияние на умы. Когда-нибудь я напишу отдельную книгу и поведаю тебе, читатель, о роли отдельных научных фантастов в сооружении той метафизической и геополитической катастрофы, на обломках которой мы с тобой живем. Я не о заговоре, не о злодеях. Я о культовой научно-фантастической литературе и ее влиянии на умы. Сейчас же ограничусь краткой констатацией очевидного.
Жили-были братья Стругацкие. И писали научно-фантастические романы. О том, как трудно быть Богом и так далее. Ну, романы как романы. Мне эти романы активно не нравились по причинам не идеологическим, а художественным. Не люблю я литературу такого качества. А многим нравились. Очень многим! И не просто нравились — приводили в экстаз. Такой экстаз превращает обычную литературу в культовую.
Но одно дело, когда подобное превращение осуществляется в умах обычных мальчишек, грезящих космическими полетами. А другое дело, когда культ завоевывает продвинутую технократическую часть советского общества. То есть ту часть, которая могла и должна была бы принять властную эстафету у классической советской номенклатуры и, обеспечив постиндустриальный прорыв в СССР, придать новое качество всемирно-историческому процессу. Что же произошло вместо этого? Что-что… То, что имеем. В какой степени за это ответственна научно-фантастическая литература вообще и братья Стругацкие в особенности? Вопрос, конечно же, непростой. Но ни Гайдар, ни члены его младореформаторской команды никогда не отрицали того, что были вдохновлены именно книгами братьев Стругацких. Младореформаторы, вздыхая ханжески по поводу того, что «трудно быть Богом», повели себя по отношению к своим соотечественникам как инопланетяне, высадившиеся на отсталую планету. Или как колонизаторы, осваивающие туземный мир. В любом случае, они повели себя как фундаментально чужие и стране, и истории.
В итоге «прогрессоры» организовали регресс. Иначе и быть не могло, коль скоро на вооружение было взято право вести себя с субъектом, каковым по определению является общество, как с объектом. Коль скоро общество — объект, то допустим эксперимент. А результат… Где эксперимент, там и легитимация сколь угодно негативного результата. Экспериментатор не должен испытывать терзаний совести по поводу объектов, с которыми он экспериментирует. Ну, там кусков металла, морских свинок… Или недоразвитых антропоидов.
Началось все во здравие… «Давайте осмыслим коммунистическое будущее», — призывали авторы гуманитарно полудиких советских вундеркиндов, готовящихся к поступлению в элитарные технические вузы. Юнцы читали про коммунизм… Заодно и про особый мир разведок, облеченный всяческими полномочиями. А заодно впитывались гностические суррогаты («отягченные злом»). А также право выносить смертный приговор наличествующему («град обреченный»). Это варево дополнялось расхожими рыночными пошлостями («дешевая колбаса делается из человечины»). Невольно вспоминается варево, которое изготавливали ведьмы в «Макбете»… Я сравниваю несопоставимое? Согласен. Но лишь постольку, поскольку все, что описано в «Макбете» или «Ричарде III», блекнет на фоне наших злоключений. Превращенный в черную дыру СССР, регресс, запущенный «прогрессорами» на одной шестой планеты… Все это потянуло мир в сторону от хрупкого ялтинского равновесия, купленного неслыханными человеческими жертвами, подвигами, напряжением исторической воли.
«В сторону» — это значит в пучину будущей ядерной войны, которую уже сейчас называют «войной за русское наследство». Но и это не предел злоключений, порожденных вышеописанным. Нобелевский лауреат Хокинг настойчиво предупреждает о том, что не ядерного безумия надо бояться, а так называемого вируса Судного дня. То есть глобального шока с использованием «генно-инженерных» бомб. Шока, уничтожающего не 75 % человечества, как в случае ядерной войны, а 99 % или 99,9 %. Или все 100 %.
Вот так, читатель. А ты мне — «литературка».
«Литературка»-то была и впрямь так себе. А результат ее воздействия по своему масштабу и качеству, согласись, почти что метафизический.
Впрочем, подробнее об этом как-нибудь в другой раз. Здесь же я только хочу подчеркнуть, что научная фантастика при всей ее нынешней художественной убогости уже претендует на сотворение каких-то культов. Все, что превращает науку в культ (культовую литературу, культовое искусство etc.), по определению является культурными зачатками Сверхмодерна.
Итак, зачатки налицо. Что? Я только что описал их чудовищность? Согласен. Но я описал еще и масштабность оказываемого ими исторического воздействия. Раз масштабность есть, то все в наших руках. Используемая во зло, эта масштабность может быть использована и во благо.
Более того, если она не будет использована во благо, она будет использована во зло. Точнее, она уже именно таким образом и используется.
Мы живем в страшное время. И не можем себе позволить эстетической привередливости, коль скоро речь идет о судьбе Истории. Кроме того, эстетически ничтожное сегодня может стать эстетически величественным завтра. Почитатели церковного многоголосного пения справедливо презирали ранние образцы каких-то там, видите ли, опер. А потом появились Моцарт и Верди.
Итак, мы имеем разнокачественные культурные предпосылки для Сверхмодерна. Их содержит в себе высокое советское культурное наследство в той его части, которая и впрямь сопряжена с Красным проектом. Но их же содержит в себе и не слишком высокая по качеству культовая научно-фантастическая литература. Как советская, так и зарубежная. И, видимо, неслучайно обращались к этой небезусловной литературе такие крупные художники, как Кубрик и Тарковский.
Предчувствие Сверхмодерна разлито в историческом воздухе.
Но сколь бы важным ни было само это предчувствие, намного важнее совокупное метафизическое послание, которое шлет нам далекая от всего культурного и художественного реальность. Та же астрофизика, например.
И впрямь ведь, каждый, для кого метафизика самоценна, постарается поглубже понять, что именно может сказать по поводу метафизики современная физика вообще и астрофизика в частности. Потому-то и может оказывать воздействие на общество эта самая научная фантастика, что наука, из которой она черпает материал, становится все более и более метафизичной.
