Предчувствие Сверхмодерна разлито в историческом воздухе.
Но сколь бы важным ни было само это предчувствие, намного важнее совокупное метафизическое послание, которое шлет нам далекая от всего культурного и художественного реальность. Та же астрофизика, например.
И впрямь ведь, каждый, для кого метафизика самоценна, постарается поглубже понять, что именно может сказать по поводу метафизики современная физика вообще и астрофизика в частности. Потому-то и может оказывать воздействие на общество эта самая научная фантастика, что наука, из которой она черпает материал, становится все более и более метафизичной.
Крайне важно проследить, как научное осваивается культурой. Но не менее важно всмотреться в научное, как таковое. Последнее мне намного слаще первого. Но… В конечном счете, согласись, читатель, на формирование мировоззрения влиять будет не сама теоретическая физика, доступная для очень немногих. И уж тем более не метафизика, которую не так уж и просто извлечь из серьезной теоретической физики.
Влиять будет все то, что возьмет на вооружение арсенал современных светских метафизических средств и адаптирует это взятое к смысловым потребностям современного человечества. Кто именно будет это осуществлять, понятно. Извлекать из науки метафизическое содержание, адаптируя его и придавая ему мировоззренческий характер, — задача этой самой, будь она неладна, фантастики.
Меня справедливо могут упрекнуть в том, что я и возвращаюсь постоянно к этой самой фантастике, и беру по отношению к ней определенный тон. Ну, грешен, каюсь… Люблю великую литературу. И не люблю литературу, так сказать, совсем не великую. Нельзя любить одновременно Томаса Манна — и братьев Стругацких, Борхеса — и Ефремова, Достоевского — и Айзека Азимова.
Но что делать, если надо разбирать метафизическую проблематику определенного типа, следя за тем, как она перетекает из науки в культуру? Останавливаться на Экзюпери, запрещая себе анализ литературы, по отношению к которой Экзюпери, писатель в общем-то средний, — просто гений? Такой запрет позволил бы сохранить верность хорошему вкусу, но воспрепятствовал бы уточнению существа дела. Рискуя быть заслуженно осужденным за дурновкусие, я все-таки настолько хочу уточнить существо дела, что беру на себя издержки подобного осуждения.
Есть анекдот, в котором цирковой администратор наблюдает, как акробат, играя на скрипке, занимается сложнейшей эквилибристикой. И на вопрос директора о качестве номера говорит: «Таки не Ойстрах».
Не буду я уподобляться этому перфекционисту и говорить об Иване Ефремове (а также других, более модных фантастах) «таки не Томас Манн», «таки не Шолохов», «таки не Фолкнер». Не буду впадать в снобизм. А попрошу читателя задуматься о содержании приведенных ниже строчек Ефремова. Только о содержании — не больше, но и не меньше.
Герои «Часа Быка» летят на звездолете «Темное Пламя» (уже интересно, не правда ли? «Черное солнце»… «темное пламя»…) через… в общем, через некую границу той самой расширяющейся Вселенной, которую мы уже обсудили. Если есть граница, то за нею должна быть Тьма. Ну, так она и есть. Вот как ее описывает Ефремов: «Начала наползать тьма. Это не был ночной мрак Земли, наполненный воздухом, запахами и звуками жизни. И не мрак космического пространства, чернота которого всегда подразумевает необъятный простор. На звездолет ползло нечто, не поддающееся чувствам и разуму, не наделенное ни одним из привычных человеку свойств, не поддающееся даже абстрактному определению. Это было не вещество и не пространство, не пустота и не облако. Нечто такое, в чем все ощущения человека одновременно тонули и упирались, вызывая глубочайший ужас».
Ты, наверное, помнишь, читатель, строки Киплинга:
И мы бежали что есть сил
От ужаса в ночи!
Недосказанность — великое преимущество подлинной литературы вообще и поэзии в первую очередь. Но нет преимуществ, не порождающих недостатков. Киплинг говорит всего лишь об ужасе в ночи. Для того, кто обладает поэтическим и метафизическим слухом, ясно, о какой ночи (Великой Тьме) идет речь и о каком ужасе. Но ведь не все обладают и поэтическим слухом. А уж метафизическим-то тем более. И кто-то пожмет плечами… Скажет, что речь идет об обычной ночи и обычном человеческом страхе, ею порожденном.
Итак, Киплинг не договаривает по соображениям художественным. Да и не знаком он с постэйнштейновской физикой. А Иван Ефремов и договаривать не боится, ибо ему терять в художественном смысле, понятное дело, нечего. И с физикой постэйнштейновской он знаком. Иван Ефремов — очень интересная фигура. Архивы его до сих пор по-настоящему не осмыслены.
Ну, так вот. Ефремов прямо говорит, что «антимир, черный мир, был назван учеными Тамасом, по имени океана бездеятельной энергии в древнеиндийской философии».
Он о Тьме говорит, читатель, в полном метафизическом смысле этого слова. И о темной материи он говорит, и о темной энергии. И не он один обо всем этом говорит. Кто только не говорит, читатель!
Клиффорд Саймак… Он, конечно, фантаст… И таки не Фолкнер (дал клятву удерживаться от сравнений — и нарушил). Но Клиффорд Саймак — вполне влиятельный представитель определенной американской элиты. И он не художественным творчеством балуется, он мировоззрение конструирует. Идеологические модели испытывает и так далее. Вот как он описывает все ту же Тьму, которую называет «артефакт»: «В этом слитке черноты было что-то. Линии, очертания… непонятные формы. Артефакт перестал быть просто сгустком непроницаемой Тьмы, отражающим любые попытки проникнуть в него извне, ничего не приемлющим и ничего не открывающим, словно он был вещью в себе, инородным телом во Вселенной».
Тебе это описание ничего не напоминает, читатель? Ты помнишь фильмы Кубрика (очень одаренного кинорежиссера, не правда ли?)? «Космическая одиссея XXI века», например. Помнишь кубриковский обелиск? Он и есть «артефакт» Саймака.
Все уже об этом говорят, читатель, все. Кроме тех, кто не хочет, чтобы гуманизм капитулировал окончательно. Эти забились по углам, цепляются за различные манифестации гуманистического ретро… Другие же… От Азимова до Мамлеева… «Далее со всеми остановками».
Мамлеев, кстати, писатель далеко не беспомощный. Вот что он пишет: «А герои моих книг… Что ж, они волей-неволей объяты тьмой, поскольку идут «во что-то иное» и не являются существами, направленными к богореализации. Возможно, правда, что они и осуществили богореализацию, но затем вышли за ее пределы. Это какие-то странные существа, подготовленные к чудовищному путешествию — из нашего абсолюта в иной абсолют».
В дурацкой присказке есть запомнившиеся мне почему-то строки:
Разговор на эту тему
Портит нервную систему.
Как ты видишь, читатель, разговор на эту тему уже начался. И я полагаю, что этот разговор имеет все шансы стать мировоззренчески основным в новых условиях.
Кто этим воспользуется? Красные или черные? Пока что этим пользуются черные. Просто по причине отсутствия в XXI веке этих самых красных как исторического, а главное метафизического субъекта. Но это отсутствие должно быть преодолено. Каждый тут должен делать то, что может, читатель. Внося в это преодоление свою лепту. Я вот книгу завершил.
А ты?
