После того как присутствовавшие зачитали несколько приветственных писем из Берлина, Дюссельдорфа и Киля и порадовались, как быстро растут связи ДАП, а также одобрили отчет партийного кассира о том, что в кассе полноценных 7 марок 50 пфеннигов, Гитлер совсем затосковал. Он признался: «Ужасно, ужасно! Это была кружковщина самого худшего вида. И вот в этакий клуб меня приглашали вступить. Далее перешли к вопросу о приеме новых членов, иными словами, к уловлению моей высокой персоны.
Я поставил несколько вопросов. Выяснилось, что у партии нет программы, вообще нет ни единого печатного документа, нет членских билетов, нет даже печати. Была только добрая воля и горячая вера в свое дело и несколько уже принятых куцых тезисов.
Мне было не до смеха. Передо мной были явные симптомы полной беспомощности и острого недовольства всеми прежними политическими партиями, их программами и всей их деятельностью. Этих молодых людей пригнало на это такое с виду смешное собрание чувство, что все старые партии обанкротились. Они поняли, что эти партии совершенно не способны служить делу возрождения германской нации и равным образом не могут дать ничего им самим лично. Я наскоро прочитал напечатанные на машинке тезисы и убедился, что эти люди еще только ищут пути и не знают своей дороги... Их чувства были знакомы мне. Это было страстное стремление найти новые формы для движения, которое было бы гораздо шире, чем партия в старом смысле слова».
После нескольких дней размышлений, когда чувства боролись с доводами рассудка, Гитлер решил присоединиться к ДАП. Он счел, что приглашение туда — знак судьбы. Еще только зарождающаяся крохотная партия не успела закоснеть в своих организационных формах, и ее можно было легко подчинить своему влиянию, а затем использовать в целях «национального подъема». Надо было только должным образом поставить дело организации и пропаганды, а в этих вопросах Гитлер считал себя вполне сведущим человеком.
Можно сказать, что 16 сентября 1919 года стало днем, когда началось восхождение к власти Гитлера и будущей Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) и движение Германии и всего человечества ко Второй мировой войне, в которой суждено было погибнуть 60 миллионам человек. До этого момента антисемитские и националистические взгляды Гитлера сами по себе не представляли общественной опасности. Подобные взгляды разделяли миллионы немцев. Да и сейчас в Германии и других странах много подобных людей, брюзжащих за выпивкой по поводу евреев (цветных, кавказцев...), об ущемлении прав «коренной национальности» (немцев, русских, французов, американцев...), но дальше этого они никуда не пойдут. Гитлер же, к несчастью, обладал недюжинным талантом, ораторским и организаторским, чтобы создать политический аппарат для достижения своих целей, а затем захватить власть в одной из наиболее развитых промышленных держав мира. Появись он в какой-нибудь Уганде или Бурунди, мы бы имели лишь очередного кровавого африканского диктатора, способного причинить много бед собственному народу и в худшем случае, если хватит военных сил, — своим ближайшим соседям, но никак не вызвать глобальный вооруженный конфликт. И разумеется, Гитлер никогда бы не пришел к власти, если бы Германия не была унижена Версальским миром, если бы не сгибалась под непосильным гнетом репараций, если бы миллионы немцев не страдали от инфляции и безработицы и от неуверенности, будет ли у них завтра кусок хлеба. И если бы вместе с тем миллионы немцев не грезили о восстановлении Германии как великой державы, о воссоединении с миллионами соотечественников, в результате Версальского мира в одночасье оказавшихся за границей. Но и роль личности в истории не стоит сбрасывать со счетов. Если бы в политической жизни Германии в 1919 году не возник человек, обладавший талантами и убеждениями Гитлера, Германская рабочая партия никогда бы не вышла из состояния зародыша, лопнула бы как очередной мыльный пузырь. И можно даже, наверное, утверждать, что в этом случае ни одна из новых национал-радикальных партий не смогла бы развиться в серьезную политическую силу, по крайней мере, в такую, которая была бы способна прийти к власти и установить однопартийную диктатуру. А Гитлер смог.
А если бы Гитлер так и не вступил ни в Германскую рабочую партию, ни в какую-либо другую партию, бросил бы вообще политику и занялся искусством? Что ж, тогда он остался бы скромным героем Первой мировой (не из тех, о которых шумели газеты), а если бы всерьез занялся архитектурой, возможно, создал бы несколько выдающихся проектов или построил здания и мосты, но в лучшем случае был бы известен только специалистам. Всемирной славы он бы никогда не стяжал.
Надо подчеркнуть, что Гитлер не случайно был противником всех сепаратистских поползновений, особенно сильных после Первой мировой войны в Баварии и в определенной степени поощрявшихся Антантой. Среди баварцев традиционно сильны были антипрусские настроения, а после Версаля появилась надежда, что в случае отделения от Германского Рейха Баварии не придется платить тяжелые репарации и подвергаться другим ограничительным статьям. Гитлеру же необходима была Великая Германия с включением всех населенных немцами земель — как зримое воплощение торжества германской расы. И он опирался на ту весьма значительную часть населения Баварии, которая не поддерживала сепаратистов, а видела свое будущее в возрождении Германского Рейха.
В тот же день, 16 сентября, когда Гитлер впервые посетил заседание исполнительного комитета ДАП, он закончил свое первое исследование по «еврейскому вопросу», в котором требовал полного изгнания евреев с территории Рейха. Начальникам Гитлера этот доклад понравился. Капитан Генерального штаба Майр, передавая это сочинение по инстанции, заметил от себя: «Я полностью разделяю мнение г-на Гитлера, что правящая социал-демократия идет на поводу у еврейства... Все вредные элементы, в том числе и евреи, должны быть выявлены и изолированы, подобно возбудителям болезней». Да, позднейшая идея «окончательного решения» упала в германском обществе, и особенно в армии, на благодатную почву.
В первом своем антисемитском опусе Гитлер писал: «Еврейство представляет собой, безусловно, расу, а не религиозную общину. Сам еврей никогда не называет себя еврейским немцем, еврейским поляком, еврейским американцем, а только немецким, польским или американским евреем. Никогда еще еврей не перенимал от других народов ничего, кроме языка (опровергнуть этот тезис не составляет труда — тот же Айзек Азимов законно считается выдающимся американским фантастом, Борис Пастернак и Осип Мандельштам — великими русскими поэтами, а Исаак Бабель — не менее великим русским прозаиком. — Б. С.)... Даже иудейская вера не может быть определяющей в вопросе, является ли человек евреем или нет... Благодаря тысячелетнему кровосмешению, часто осуществлявшемуся в самом узком кругу, евреи в целом лучше сохранили свою расу и свои особенности, чем многие народы, среди которых они жили. Таким образом, налицо факт, что среди нас живет не немецкая, а чужая раса, которая не хочет и не может пожертвовать своими расовыми особенностями, отказаться от своих чувств, мыслей и стремлений и которая тем не менее имеет в политическом плане те же права, что и мы. Если уж даже чувства евреев сосредоточены на чисто материальных вещах, то тем более это касается их мыслей и стремлений. Танец вокруг золотого тельца становится ожесточенной борьбой за все те вещи, которые, по нашим понятиям, не могут быть высшей целью. Ценность каждого человека определяется уже не его характером, не значением его достижений для общества, а исключительно величиной его состояния (здесь нацисты смыкались с коммунистами, равно как и с радикальными патриотами всех народов, только у Гитлера критерий поборников золотого тельца был расовый, а у Ленина со Сталиным — классовый. У патриотов же критерий может быть также религиозным, этническим или вообще очень широким — все «не наши». — Б. С.)... Величие нации измеряется уже не по сумме ее моральных и духовных сил, а только по богатству ее материальных ресурсов. Из этих чувств вырастают те мысли и стремления к деньгам и к защищающей эти деньги власти, которые заставляют еврея выбирать любые средства для достижения этих целей и безжалостно пользоваться ими. В государствах, управляемых аристократией, он ищет покровительства королей и князей и использует их в качестве сосущих кровь пиявок для собственного народа. В демократических странах он ищет благоволения масс, пресмыкается перед кумирами народа, но признает лишь одного кумира — деньги. Он разлагает характер правителя византийской лестью, разлагает национальную гордость и силу народа издевкой и бессовестным насаждением пороков. Его средством в этой борьбе является общественное мнение, которое извращается прессой. Его власть — это власть денег, которая с помощью процентов бесконечно умножается в его руках... Все, что заставляет человека стремиться к высшим идеалам — будь то религия, социализм или демократия, — превращается для него в средство удовлетворения алчности к деньгам и власти. Его деятельность превращается в расовый туберкулез для народов... Антисемитизм, возникший по чисто чувственным причинам, найдет свое последнее выражение в форме погромов. Разумный же антисемитизм должен привести к планомерной законной борьбе и устранению привилегий для евреев. Его конечной целью неизбежно должно стать полное удаление всех евреев». К чему привела «планомерная законная борьба» Гитлера, известно — к истреблению 6 миллионов евреев по всей Европе не в рамках стихийных погромов, а вследствие организованных Германским Рейхом мероприятий. На судебном процессе после мюнхенского «пивного путча» Гитлер признался, что покинул Вену в 1913 году «абсолютным антисемитом, заклятым врагом марксистского мировоззрения и убежденным пангерманистом».
