Ознакомительная версия.
О роли великого князя Константина в послевоенной российской истории мне ещё предстоит рассказать.
Что же до следующего брата, Николая, будущего императора, чьим именем называют целую эпоху отечественной истории, эпоху сколь блистательную, столь и позорную, то о нём много рассказывать не стану Не потому, что неинтересно. Напротив, интересно чрезвычайно. Но потому, что рассказ может оказаться слишком пространным (всё-таки целая эпоха!) и увести слишком далеко от темы книги. А ещё потому, что волей-неволей придётся ещё писать о нём, когда речь пойдёт и о трагическом завершении царствования его старшего брата, и о том, как новый император увековечил память об Отечественной войне.
В 1812 году ему было шестнадцать. Он рвался на фронт. Категорический запрет матери, заявившей, что он ещё ребёнок, поверг в отчаяние, он написал Марии Фёдоровне: «Я стыжусь смотреть на себя как на бесполезное существо на земле, которое даже не годно к тому, чтобы умереть храбрецом на поле битвы».
Во время заграничного похода русской армии он мечтал об одном: попасть на фронт. Но поучаствовать в боях братьям не пришлось. В своих мемуарах Николай Павлович с горечью писал: «Хотя сему уже прошло восемнадцать лет, но живо ещё во мне то чувство грусти, которое тогда нами одолело и в век не изгладится. Мы в Базеле узнали, что Париж взят и Наполеон изгнан на остров Эльбу». Зато братья стали свидетелями триумфа Александра Павловича. Отголоски его славы достались и им.
Когда младшие сыновья подросли, Мария Фёдоровна, обеспокоенная их всё укреплявшимся увлечением военным делом и желающая пробудить в них хоть какой-то интерес к наукам, решила определить сыновей в Лейпцигский университет. Но Александр решительно воспротивился (иногда он всё-таки осмеливался возражать матери): не пристало братьям российского императора учиться за границей. Да и в какое общество они попадут! Не лучше ли организовать своё учебное заведение, где мальчики могли бы слушать публичные лекции, причём в кругу достойных сотоварищей. Так в 1811 году под личным попечительством государя был основан Царскосельский лицей, учебное заведение чисто гражданское. В его программе не было ни одного предмета, связанного с военным делом. Он призван был, по мысли Александра, вылепить из юных воспитанников новое поколение государственных мужей, надёжных помощников государя, не обременённых предрассудками предшественников. Местом обитания лицеистов была выбрана летняя резиденция в Царском Селе: помещение, соединенное с главным корпусом галереей, – братья будут жить во дворце, а учиться вместе с другими воспитанниками.
Но планам Александра Павловича не суждено было сбыться. Началась война – в такое время обучение великих князей в сугубо гражданском учебном заведении выглядело неуместным… Так что война всё-таки повлияла на судьбу младших великих князей, хотя в боях им поучаствовать и не пришлось.
Зимой 1825 года Михаил Павлович гостил в Варшаве у наместника Польши цесаревича Константина (напомню: цесаревич – титул официального наследника престола). Там и узнал о неожиданной смерти старшего брата. До Польши скорбная весть дошла на два дня раньше, чем до Петербурга. В отчаянии (он искренне любил братьев, а старшего – просто боготворил) Михаил бросился в столицу. Не спал, загонял лошадей… И только добравшись до Зимнего дворца, только бросившись на шею брату Николаю, чтобы хоть как-то утешить того и самому найти утешение в общем горе, узнал об интриге с престолонаследием. Рассказав, что его вынудили присягнуть Константину и что многие тоже уже присягнули, Николай попросил брата немедленно возвратиться в Варшаву и уговорить Константина приехать в Петербург и принародно лично заявить о своём отречении.
Не отдохнув и дня, Михаил отправился в Варшаву. Но на слёзные просьбы брата Константин ответил решительным отказом: он уже написал письмо об отречении, остальное – не его забота. Михаил в отчаянии: он так хотел помочь Николаю, так хотел всех примирить…
В Петербург он вернулся 14 декабря… Бросился на Сенатскую площадь. Уговаривал солдат вернуться в казармы, обещал, что их не накажут. Но там, где не помог авторитет кумира армии генерала Милорадовича, куда ему, молодому, не успевшему снискать не то что славы, просто уважения… В ответ на уговоры в него стреляют, и не кто-нибудь, а сын любимого управляющего Павловским хозяйством его матушки, безупречного, преданного царской семье Карла Ивановича Кюхельбекера! На счастье, Вильгельм Карлович стрелял хуже Каховского. А может быть, слишком волновался, к тому же был близорук. Михаилу Павловичу пришлось ретироваться.
После разгрома восстания ему было поручено участвовать в работе Следственной комиссии, в которой он представлял царствующую фамилию и был, по всеобщему мнению, «не самым сердитым и усердным» из членов судилища. О душевных качествах великого князя Михаила можно судить хотя бы по тому, что он простил покушавшегося на него Кюхельбекера, более того, взял его под особое покровительство. Удивительно: все внуки Екатерины Великой были здоровыми, сильными, закаленными, а жили недолго (Александр умер в сорок восемь лет, Константин – в пятьдесят два, Николай – в пятьдесят девять, Михаил – в пятьдесят один).
После рождения Константина у Марии Фёдоровны почти четыре года не было детей. Зато потом за двенадцать лет она родила подряд шестерых девочек. Бабушка не скрывала разочарования: «По правде, я больше люблю мальчиков!» Но это вовсе не значит, что внучек она не любила. Сама подобрала для девочек воспитательницу, которой доверяла куда больше, чем невестке. Звали эту женщину, которой предстоит стать своим, любимым и искренне почитаемым человеком в семьях четырёх российских монархов, Шарлотта Карловна Ливен.
Семён Романович Воронцов, знаменитый русский посол в Лондоне, говаривал, что желает всем генералам Александра I быть похожими на Шарлотту Карловну Шутил. Но в каждой шутке, как известно, только доля шутки.
«Дочери все будут плохо выданы замуж, потому что ничего не может быть несчастнее русской великой княжны, – писала Екатерина барону Гримму. – Они не сумеют ни к чему примениться, всё им будет казаться мелким… Конечно, у них будут искатели, но это поведет к бесконечным недоразуменьям… При всем том может случиться, что женихов не оберешься… хотя и придётся поискать днем с огнем. Безобразных нам не нужно, дураков – тоже. Но бедность – не порок. Хороши же они должны быть и телом, и душою…»
А ещё не нужно было своих женихов, русских. Так уж сложилось с давних времён, ещё допетровских. И дело не в амбициях, даже не во вполне понятном желании породниться с иноземными государями, чтобы обеспечить России благожелательное отношение соседей. Дело в том, что не без оснований опасались: породнившись с царской семьёй, новые родственники начнут интриговать, добиваться всё больших и больших привилегий – и покоя от них не будет.
Так что искать женихов приходилось только за границей.
И, разумеется, находили. Но браки русских принцесс далеко не всегда были счастливыми. Старшая, Александра, вышла замуж за эрцгерцога Иосифа, младшего брата императора Священной Римской империи германской нации Франца II, ставшего (после того как Наполеон ликвидировал эту средневековую империю, просуществовавшую без малого тысячу лет) австрийским императором Францем I. Ему предстояло сыграть немалую роль в судьбах и Наполеона, и Александра. Он не раз воевал против императора французов на стороне императора русского, потом выдал за Наполеона свою дочь, воевал на стороне зятя против России, потом предал Наполеона… В общем, персонаж не простой. Но брат его казался партией вполне достойной.
Через месяц после свадьбы счастливая пара отправилась в Вену. Прощаясь со своей старшей дочерью, император Павел I не смог скрыть слёз. Он не выпускал руку Александрины, повторяя: «Чувствую, мы больше никогда не увидимся…»
Предчувствие не обмануло отца. В марте 1801 года на русской границе встретились два курьера. Один вёз в Вену сообщение о смерти императора Павла. Другой – в Петербург известие о смерти Александры Павловны. Она прожила всего восемнадцать лет…
Её недолгая жизнь в Вене была безрадостной.
Она умерла от заражения крови, ставшего результатом неудачных родов.
Следующая сестра была на семь лет младше Александра Павловича.
Росла она редкой красавицей. Выдали её замуж за Фридриха-Людвига, будущего герцога Мекленбург-Шверинского. Прекрасную Елену в Мекленбурге полюбили все: муж, свёкор, придворные, слуги, подданные. Её просто нельзя было не любить: красивая, весёлая, умная, тактичная, она способна была без труда обворожить любого. Довольно долго Елене Павловне пришлось прожить в Берлине. Берлинцы обожали свою королеву Луизу, урождённую принцессу Мекленбург-Стрелицкую (о ней мне ещё предстоит упоминать) и считали её самой красивой женщиной Европы. Появление при дворе красавицы, которая превосходила или уж, по меньшей мере, не уступала королеве, по всем законам жанра должно было привести к соперничеству. Ничуть не бывало. Красавицы стали неразлучными подругами. Умилённые берлинцы звали их не иначе как «четой роз».
Ознакомительная версия.
