Ознакомительная версия.
В ночь с 6 на 7 ноября 1796 года неожиданно от апоплексического удара скончалась Екатерина Великая…
Говорят, перед смертью, даже потеряв сознание, человек видит то, что рядом с ним происходит. Если это так, то последние минуты земной жизни Екатерины были отравлены. Обожаемый внук её без колебаний предал. Поняв, что ей уже не подняться, что через несколько часов вся власть окажется в руках отца, он на полчаса покинет умирающую, чтобы переодеться и встретить отца не в екатерининской (ненавистной Павлу потёмкинской) военной форме, а в гатчинской, сшитой по прусскому образцу. Павел, который позднее других приехал к матери, был счастлив, увидев сына в своей форме. Это был знак: сын готов ему подчиняться. Во всем. Он не подозревал, что обольщается: очень скоро Александр предаст и отца.
Но до этого ещё четыре года, надо сказать, не самых счастливых. Эти четыре года можно назвать второй жизнью Александра Павловича. В первой жизни, при бабушке, всё было озарено любовью. Во второй, начавшейся в 1796 году, о любви не было и речи…
Ему многое предстояло узнать о своих родителях. Хотя он на их счёт особенно и не обольщался. Екатерина ещё задыхалась в агонии, а они уже не могли скрыть нетерпения (они так долго ждали!). Вошли в спальню умирающей, Павел начал лихорадочно разбирать её бумаги. Свидетели вспоминали, что известный хитрец князь Безбородко, канцлер Российской империи, которому Екатерина вполне доверяла, молча указал Павлу на пакет, перевязанный лентой. Через мгновение пакет уже пылал в камине, огонь в котором разожгла ещё сама Екатерина. В пакете, скорее всего, было завещание в пользу любимого внука.
В ту жуткую ночь, когда умирала великая государыня, все, кто ещё вчера пресмыкался перед нею, добивались её расположения, боялись её, клялись в верности, вдруг, пусть ненадолго, показали своё истинное лицо. И Павел Петрович тоже показал. И его старший сын, когда переоделся в прусскую форму. Правда, этот маскарад заметили не все.
А вот не заметить, что произошло с Марией Фёдоровной, было невозможно. Как только Екатерина Великая испустила последний вздох, вместо привычно покорной, подобострастной великой княгини перед потрясенными придворными предстала незнакомая, властная женщина – императрица. Мария Фёдоровна не способна была понять гениальности Екатерины. Была уверена, что ничуть не хуже справится с обязанностями государыни. Даже лучше: ведь у неё, императрицы Марии, нет пороков свекрови – одни достоинства. Наконец-то она дождалась – заняла место свекрови! Но это ей только казалось… Занять место Екатерины Великой не мог никто.
Сумел ли Александр по достоинству оценить метаморфозу, происшедшую с матерью, почувствовал ли, чего ему будет стоить её безудержная страсть повелевать? Кто знает… Но, думаю, всякий раз, когда матушка всеми средствами (часто такими, какие в порядочном обществе считаются недопустимыми) заставляла его поступать не по своей, а по её воле, он не мог не вспоминать это невероятное преображение. Но… он был сын своей матери, и его лицедейство было, скорее всего, качеством наследственным. Так что они, как никто другой, понимали друг друга. А вот любили ли? Анализ дошедших до нас событий, внимательное изучение и сопоставление мемуаров привели меня к убеждению: нет, не любили. Он – боялся (не без лёгкого оттенка брезгливости – как некоторые боятся змей). Она – не могла простить, что не уступил ей самодержавную власть, беспардонно использовала его в своих целях (чего никогда не позволяла по отношению к младшему, Николаю, которого, несомненно, любила).
Скоро, когда главное место при дворе и в сердце её мужа займёт Анна Петровна Лопухина (в замужестве Гагарина), Марии Фёдоровне снова, правда, ненадолго, предстоит надеть маску оскорблённой невинности.
Александра Павловича только ленивый не упрекал в лицемерии. Но его ли это вина? Он вырос в обстановке изощрённой лжи. Не быть, а казаться – по этому принципу жила его матушка, которая постоянно носила маску Сначала нужно было заискивать перед ненавистной свекровью, потом – любезно улыбаться любовницам мужа, скрывать разлад в семье: приходилось заботиться о репутации династии. И, надо признать, делала это Мария Фёдоровна весьма успешно. Но сами-то члены царской семьи знали: главной краской в отношениях между ними стали в последнее время тревога и настороженность. Скоро им на смену придёт едва скрываемая подозрительность.
1796 год стал для Александра Павловича поистине роковым: сначала смерть бабушки, потом – официальное провозглашение наследником престола. Новый закон о престолонаследии гласил: корону наследует старший сын, за ним – его старший сын, а если такового не окажется, младший брат. От интеллектуальных, волевых и нравственных качеств наследника, а уж тем более от его желания или нежелания ничего не зависит. Александр понял: уйти в частную жизнь ему не позволят: не для того же родители разрабатывали свой закон, чтобы он с первого шага был нарушен! План-мечту пришлось менять. Но отказываться от него наследник престола не собирался. Он уйдёт, обязательно уйдёт, но для этого нужно сначала сесть на трон, сделать как можно больше для установления в стране свободы и справедливости, а потом – уйти. Но уйти не безвестным великим князем, а обожаемым государем, которому народ навсегда останется благодарен. В общем, перспектива сколь благородная, столь и неосуществимая…
Надо отдать должное Павлу Петровичу, старшего сына от государственных дел он не отстранял. Назначил генерал-губернатором столицы, командиром гвардейского корпуса. Девятнадцатилетнему юнцу даже при всём старании справиться с такими поручениями было нелегко. Впрочем, самостоятельности сыну император не давал. Более того, часто ставил его в положение невыносимое. Алексей Михайлович Тургенев, офицер Екатеринославского кирасирского полка (шефом полка в своё время был Потёмкин, потому екатеринославцев Павел не любил), вспоминал, как «однажды после окончания учений император, не говоря ни слова, ущипнул его за руку, не в шутку, как несколько лет спустя дёргал за уши своих гренадер “le petit caporal” [6] , но с явным намерением причинить боль. Пытка продолжалась, и у молодого корнета на глазах выступили слёзы, в то время как стоявший вместе с Аракчеевым позади отца кроткий [7] Александр побледнел. Наконец Павел заговорил: “Скажите в полку, а там скажут далее, что я из вас потёмкинский дух вышибу!”»
Привожу этот рассказ вовсе не для характеристики Павла (это другая тема), а для того, чтобы стало понятно, каково было положение Александра: он, наследник российского престола, слова не смел сказать, чтобы прекратить унизительную экзекуцию…
«В России нет никого в буквальном смысле слова, кто был бы избавлен от притеснений и несправедливостей. Тирания достигла своего апогея», – писал незадолго до убийства императора друг наследника Виктор Павлович Кочубей.
Не избавлен от несправедливостей и наследник престола. Ещё недавно он был окружён любовью. Теперь – подозрениями. Эти подозрения Павла Петровича, с одной стороны, безосновательны: сын никогда не претендовал на корону. С другой – основания для подозрений самые серьёзные: сын не одобряет политику отца, признаётся, что ненавидит деспотизм во всех его проявлениях, что любит свободу и (о, ужас!) с живым участием следит за Французской революцией. К тому же великий князь явно что-то замышляет: эти тайные беседы с друзьями крайне подозрительны.
А сами друзья! Виктор Кочубей умён, талантлив, к тому же племянник самого Александра Андреевича Безбородко, канцлера, оказавшего в начале царствования неоценимую услугу Павлу Петровичу. Но в разгар Французской революции Виктор был в Париже, а когда вернулся, не скрывал восторгов. Павел Строганов хотя и крестник императора, но взгляды его способны принести наследнику только вред (об участии Павла Александровича Строганова во Французской революции я уже писала). Николай Николаевич Новосильцев хоть и старший в этой компании, а и он подвержен разрушительным идеям. Об Адаме Чарторыйском и говорить нечего: у него одна цель – восстановить польское государство. А там… есть все шансы стать королём. Так что дружба его с наследником российского престола отнюдь не бескорыстна. Только Россия может вернуть независимость Польше. Если император (будущий) захочет…
Никому из шпионов императора (нынешнего) ни разу не удалось подслушать, о чем говорят молодые смутьяны. Это была тайная жизнь Александра – второе лицо двуликого Януса. А первое, которое должен был видеть отец, – послушный сын, с увлечением занимающийся строевой подготовкой, обожающий военные парады. И это второе лицо вовсе не было маской. Александр и правда любил как свободу, так и армейскую муштру. Это странное сочетание несочетаемого великий князь сохранит, став императором.
Княгиня Дашкова вспоминала: «Четыре года царствования Павла, который делал из своих сыновей только капралов, были потеряны для их образования и умственного развития…» Мало того, Павел оставит в наследство сыну своего рода мину замедленного действия: Алексея Андреевича Аракчеева. Этот человек во многом определит судьбу императора Александра I.
Ознакомительная версия.
