Ознакомительная версия.
Вначале бросим взгляд на ситуацию в КНР в те, уже достаточно далекие дни. Это был десятый год осуществлявшейся в Китае широкой модернизации. К моменту ее активного начала — 1978–79 г.г., это была страна, где 80 % населения недоедало. Где лишь треть взрослых умела писать и читать, промышленность отставала от Запада на десятки лет, а основным транспортным средством был велосипед. Страна, получившая международное признание и вошедшая в число постоянных членов Совета Безопасности ООН всего за пять лет до того, в 1973 году — прежде это место занимали представители Тайваня. Страна, чьи союзники исчерпывались Албанией и Пакистаном.
А главное, напрочь казалось подорванная утопическим «Великим скачком» и бессмысленной, разрушительной культурной революцией.
Ведь — об этом забывают почти все — всего за пять лет до того, со смертью Мао Цзедуна, в Китае завершилась настоящая гражданская война, до сих пор стыдливо именуемая «Культурной революцией».
Железные дороги блокировались бандами в десятки тысяч хунвейбинов (например, стратегическая магистраль Пекин-Шанхай была перекрыта больше года.). Города становились аренами сражений, с применением танков и даже авиации — как это произошло в 1968 году в Чунцине, (там погибли десятки, если не сотни тысяч человек).
Достаточно сказать, что в высшем руководстве КПК не было ни одного(!) человека, который не был бы репрессирован в те годы. Более того — многие члены ЦК попали на свои посты прямо из «лагерей перевоспитания», или даже — как Ян Шанкунь — из-за тюремной решетки.
(Сам лидер КНР Ден Сяопин попадал в тюрьму трижды, а его сын после хунвейбинских истязаний стал полным инвалидом.)
В отличии от СССР Китай не имел ни колоссальных запасов сырья, позволявших нашей стране развивать промышленность за счет собственных ресурсов, и дававших ей неиссякаемый источник валюты, ни того количества плодородных земель, ни сопоставимого лесного богатства.
Зато в Китае было другое — миллиард человек, которых надо было хотя бы накормить досыта.
Как раз в 1979 в двух крупнейших провинциях КНР — Сычуани и Аньхой, разразился жестокий голод. Крестьяне просили подаяния на дорогах, целыми селениями снимались с места и бродили по стране. Очевидцы передают душераздирающие подробности о младенцах, умиравших на руках матерей и случаях каннибализма.
(Вдумайтесь — все это было лишь четверть века назад!)
В результате проведенных под руководством Дэн Сяопина блестящих экономических реформ, к 1989му все это осталось в прошлом.
Народ перестал голодать, у людей появился хотя и скромный, но несомненный достаток, и в любом случае они — все без исключения — стали жить заметно лучше, нежели за десять лет до того.
Сейчас нет смысла подробно говорить о сути этих реформ: об этом немало писали и еще напишут.
Отметим другое — что обычно ускользает от внимания наблюдателей.
Одновременно с экономической, осуществлялась и весьма широкая политическая либерализация.
Более того — лозунг о необходимости последовательной демократизации был провозглашен еще на съезде КПК 1978 года — как гарантии от повторения ужасов маоизма (точно такие же аргументы были и у наших «шестидесятников»).
Лично Ден Сяопин не раз подчеркивал, что политическое реформы — одна из приоритетных задач руководства.
Об этом важно сказать, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда прекратить все разговоры о горбачевской перестройке, как о деянии «агентов влияния», ЦРУ или даже римского папы — как это можно прочесть и в достаточно серьезных публикациях. (В противном случае пришлось бы записать в агенты ЦРУ и Ден Сяопина, а заодно — и все руководство КПК.)
И реформы эти в основном совпадали с теми, что осуществлялись в нашей стране с 1985.
Так, одним из ключевых пунктов перемен, стала гласность, именуемая по-китайски — «прозрачность».
Проявившая себя, как и у нас, валом разоблачительных публикаций о коррупции, разложении, и злоупотреблении власть имущих.
К примеру, в 1985 году прогремело знаменитое «хайнаньское дело» в котором было замешано порядка двух тысяч высших чиновников. Оно длилось три года, и вполне могло сравниться с «узбекским» в СССР.
Взять национальный вопрос — и тут совпадения практически один к одному.
Как раз во второй половине 80х годов на окраинах КНР прокатилась волна массовых беспорядков на национальной почве.
1 октября 1987 года (за четыре месяца до карабахской трагедии) во время празднования годовщины образования КНР, в Лхасе вспыхнул настоящий бунт под лозунгами: «Китайские собаки, убирайтесь вон из Тибета!» «Ату китайцев и их собак!» и тому подобное.
Отметим — и тут имела место почти зеркальная симметрия. Кровь в Карабахе и Тибете пролилась почти одновременно. Разве что лозунги в Лхасе были куда как откровеннее — поджигатели войны в Закавказье до поры до времени требовали всего лишь «возвращения к ленинской национальной политике».
Наконец, незадолго до тяньаньмыньских событий группа китайских интеллигентов выдвинула программу радикализации политических реформ.
Предлагалось пересмотреть конституцию, исключив из нее упоминания о КПК, передать реальную власть парламенту, провозгласить разделение властей, снять все ограничение на создание политических партий, и «привести законодательство в соответствии со Всеобщей декларацией прав человека».
Именно эти требования выдвинет у нас почти тогда же знаменитая Межрегиональная группа депутатов — и блестяще осуществит. Со всеми, как говорится, вытекающими…
И лозунги эти не остались достоянием какой-то узкой группы диссидентов — они стали для значительной части молодежи можно сказать, новой религией.
Отметим и этот факт — если у нас молодежь перестроечных лет предпочитала тратить энергию на рок-концертах, в драках полубандитских группировок, и — в немалой степени — сжигать ее с помощью наркотиков, становившихся все доступнее буквально не по дням а по часам, то в КНР, напротив, ее политизация превосходила все возможные пределы.
Уже в 1986 году в стране прошли студенческие волнения. На митингах и шествиях слышались требования ставшие пару лет спустя тривиальными для аналогичных демонстраций в СССР — о свободе, демократии, политической реформе.
Беспорядки подавили, надо отдать должное, без пролития крови.
Но в том же году, осенью, молодой астрофизик Фан Личжи (ныне — один из лидеров антипекинской эмиграции), опубликовал в центральной газете КПК «Женьминь Жибао», ряд статей, где отстаивал путь демократизации западного образца. (Даже печатный орган ЦК перестал быть рупором партийных идей!)
Фан Личжи уже тогда в 1987 году вызывающе заявил — «Марксизм… нужно отложить в сторону», причем — без всяких серьезных последствий для себя.
И это в стране, где за десять с небольшим лет до того за несравненно меньшее могли просто забить бамбуковыми палками!
Если это не перестройка и либерализация — то что?
История с Фан Личжи имела еще одно последствие — именно из-за него второй человек в КПК Ху Яобан, один из активнейших «демократизаторов», лишился должности генерального секретаря, хотя остался в числе высших руководителей государства.
Не хочется проводить слишком смелые параллели, но…
Вспомним, что аналогичное падение Ельцина в том же году с куда более низкого поста стоило жизни и СССР и КПСС.
Совпадение тем удивительнее, если учесть, что Ху Яобан был самым популярным участником команды Ден Сяопина. Именно он стал настоящей иконой для либеральной интеллигенции, символом ее надежд на наступление «эры либерализма, демократии, свободы слова». (Впрочем, новый генсек КПК — Чжао Цзыян полностью разделял взгляды предшественника).
Даже такая деталь, что во второй половине 80х годов в КНР появилось великое множество гадалок, шаманов, астрологов, и резко вырос интерес к оккультизму, весьма узнаваема.
Ведь именно тогда у нас замелькали — на страницах не «желтой прессы» а весьма уважаемых газет — рассуждения о тонких мирах и астрале, статьи о пришельцах и барабашках, появились целые табуны предсказателей и экстрасенсов. (Правда, отдадим должное — до заряжания воды по телевизору, и сеансов а-ля Кашпировский Китай все же не докатился.)
Но все эти неурядицы не поколебали решимости властей проводить политические реформы.
Даже старейший член ЦК КПК — Ся Ян, заявлял, что в области идеологии СССР обогнал КНР, и Китаю нужно срочно наверстать это упущение.
Низы тоже не дремали.
Уже в 1987 году опросы засвидетельствовали, что более половины молодых пекинцев утратили доверие к правительству, а почти три четверти опрошенных говорили о «недостаточности демократических свобод в стране».
С 1988 года начало разворачиваться широкое движение гражданского протеста.
Ознакомительная версия.
