Ознакомительная версия.
Война в Беларуси была очень ожесточенной, и культурно-политическая поляризация белорусов оказалась очень жесткой, тотальной. В ходе разгрома нацизма сторонники несоветского варианта белорусской идентичности были в основном убиты или покинули страну, составив костяк эмигрантских общин белорусов на Западе. Ненависть победившей версии белорусской культуры к нацистским коллаборантам, как правило, автоматически переносится и на исторические белорусские символы, которые использовались ими, и на все, что связано с несоветским вариантом белорусской идентичности и идеологии, вплоть до литературы и (временами) белорусского языка. Есть и обратное неприятие белорусскими эмигрантами на Западе едва ли не всех сторон жизни Беларуси после войны. Этот раскол нации не преодолен.
На территории самой Беларуси носителей несоветского варианта белорусской идентичности после войны остались буквально единицы. Никакой Западной Беларуси как эквивалента Западной Украины не сформировалось. Западные белорусы, особенно православные, как правило, придерживаются той же советской белорусской идентичности с некоторыми локальными ее вариациями. Белорусское советское культурное наследство стало неотъемлемой частью реально существующей в Беларуси белорусской этнической культуры.
В ходе Второй мировой войны произошла резкая политическая трансформация: погиб почти весь правящий класс, сформировавшийся в довоенной БССР и межвоенной Польше. Было уничтожено почти все городское, оно же в основном еврейское, население. БССР покинули многие поляки. Новый правящий класс сформировался в основном из числа бывших советских партизан и подпольщиков. Для этого правящего класса Вторая мировая война, Великая Отечественная война была неотъемлемой частью социальной культуры и корпоративной идеологии.
Именно «партизаны» добивались и добились инвестиций из союзного центра на развитие в БССР крупных заводов, восстановление и развитие городов, мелиорацию и сверхиндустриализацию. Этот правящий класс по-своему позиционировал себя в Москве. Его внутренняя солидарность и моральная чистота были для бывшего СССР, вероятно, беспрецедентны. Однако, будучи по происхождению крестьянским, этот социальный слой, безусловно, не обращал слишком большого внимания на историческое сознание белорусов, ограничиваясь культом «Беларуси – партизанской республики». Тем более что националистические интерпретации белорусской идентичности как раз обращаются в основном к истории и к языку. Ненависть к националистам-коллаборантам у «партизан» была в общем тотальной.
С другой стороны, свободная от исторических сомнений и споров советская белорусская культура оказалась прекрасно приспособленной к технократическим культурным экспериментам и к созданию сильных институтов государственной власти в БССР. А также – к восприятию прежде всего технических достижений, к быстрой урбанизации и развитию в БССР крупного промышленного производства.
«Партизаны» как социальный слой и основа политического класса послевоенной БССР ушли из жизни естественным путем незадолго до распада СССР. Они не были свергнуты в ходе внутренней культурно-политической трансформации, они состарились и умерли. Однако в рамках послевоенной индустриализации БССР успела сформироваться новая генерация белорусского политического класса: директорат крупных промышленных предприятий и близкие к нему социальные группы.
Советские белорусские хозяйственники также были преимущественно крестьянами по происхождению. Они также совершили своего рода жизненный подвиг сообща: пусть и в тени политической поддержки неграмотных «партизан» они вышли из деревень, получили образование, пробились в городах, создали и развили «свои» заводы и фабрики, свои колхозы и животноводческие комплексы, институты и университеты. Их технократизм и неглубокая гуманитарная культура, их советская белорусская идентичность были естественны для послевоенной партизанской Беларуси. Никакой культурной революции в белорусскую культуру Слюньков, Соколов или Кебич (лидеры этого социального слоя) не привнесли и не могли привнести.
СССР рухнул как раз в тот момент, когда внутри Беларуси генерация хозяйственников успела прийти на смену «партизанам».
В коллапс 90-х годов Беларусь вступила с новой генерацией политического класса, которая в общем органично унаследовала страну и культуру от предыдущего поколения людей власти. Никаких крупных внутренних расколов внутри этой генерации не было. Все культурные противоречия регионального или конфессионального плана, даже языкового и этнического, хозяйственники не могут и не склонны рассматривать как слишком значимые.
Нынешние выдвиженцы, «лукашенковцы» – это новая генерация белорусских управленцев и политиков, которая приходит на смену уходящим на покой советским хозяйственникам.
Никаких расколов внутри этой новой генерации также нет, никаких заметных клановых или культурных разделов, никаких неподконтрольных Минску группировок. Это важно понять при всех расчетах белорусских «революций»: после Лукашенко будут «лукашенковцы». Иных управленцев в Беларуси нет. Конфликт между ними и советскими хозяйственниками практически отсутствует. Выдвиженцы-»лукашенковцы» уже органично, в силу смены поколений, переняли власть у советского «директората».
Ничего неожиданного для Беларуси советская интерпретация белорусской идентичности не представляет. Регенерация культуры после очередного опустошения произошла за счет деревни. Новый правящий класс сформировал свою идеологию на базе своей Победы, не вдумываясь слишком глубоко в исторические интерпретации тех событий, которые были «до него».
Спецификой послевоенной белорусской культурной ситуации является неожиданное значение послевоенного белорусского культурного антинацизма. Последовательный антинацизм целой этнической европейской культуры – это редкость. Лишь евреи, создавшие Израиль, могут сравниться с белорусами в неприятии нацизма. Белорусы оказываются в культурном одиночестве в Восточной Европе. Увы, антисоветские и антироссийские интерпретации восточноевропейских культур и идентичностей обычно содержат в себе готовность примирения с традицией коллаборантов и с нацизмом хотя бы в какой-то его части.
Антинацизм белорусов выводит белорусскую культуру за рамки культуры крестьянской, локальной, противопоставляющей себя лишь соседям, готовой удовлетвориться мифами о своей истории и литературой на национальном языке. Последовательный антинацизм программирует осмысление белорусами истории и своего места в ней сквозь ценности большие, нежели примитивный корпоративизм, свойственный националистическим идеологиям, распространенным в Восточной Европе.
Конфликт между национальным «возрождением» 90-х годов и советской белорусской культурой был, помимо прочего, конфликтом между обычным восточноевропейским провинциальным языковым национализмом и культурой, вырвавшейся за рамки регионального мышления. Курс на союз с Россией для белорусской постсоветской культуры столь же органичен и столь же не разрушителен, как стремление сохранить себя в рамках Европейского союза от «русификации» со стороны небольших восточноевропейских национализмов.
Сверхиндустриализация дала белорусской культуре материальную мощь вырваться за рамки восточноевропейской культурной «клетки». Сохранение крупной промышленности Беларусью означает сохранение белорусами преемственности по отношению к своей советской культурной традиции. И напротив, белорусский европейского толка национализм непременно настроен на уничтожение самого фундамента белорусской советской идентичности в виде крупных заводов, технократического мышления и почти эсхатологического антинацизма. Увы, примирение между белорусским национализмом и сильной, националистичной в отстаивании интересов своей страны белорусской властью в нынешнюю эпоху белорусской истории невозможно.
Советская белорусская идентичность – уникальное явление для Восточной Европы. Обычно местные национальные культуры развивались как культуры, противостоявшие России/СССР, во всяком случае манифестировавшие такое противостояние. Антинацизм и советская культурная традиция выводят белорусов на глобальный уровень осмысления своих культурных приоритетов и ценностей, выводят за рамки регионального мышления и вообще за рамки региона.
Белорусский вирус для России
Происходящее ныне сближение между Беларусью и Россией вновь раскрепощает протестантский очаг в Юго-Западной Беларуси для миссонерской деятельности в России. Об этом факторе в белорусско-российских отношениях часто забывают. А ведь к моменту окончательного присоединения Западной Беларуси к СССР в 1944 году протестанты на востоке были уже 15 лет как почти полностью физически уничтожены или досиживали свое в тюрьмах и лагерях. Лишь в Западной Беларуси и на Украине протестантские очаги еще продолжали существовать.
Ознакомительная версия.
