Ознакомительная версия.
К моменту распада СССР советская баптистская община (в нее, впрочем, автоматически включали при подсчетах и остальные протестантские деноминации) считалась самой крупной в Европе. В ней было, по разным подсчетам, от 400 до 800 тыс. верующих, и в очень большой степени это были скрытые евангелисты. Не секрет и то, откуда они взялись, – полесские протестанты, сохранившие организационный и людской потенциал в послевоенных лагерях и ссылках, в ходе миссионерской деятельности на просторах СССР сливались с остатками российского протестантизма и разносили свою веру по огромной стране. Советское государство не смогло остановить рост единственной конфессиональной группы – протестантов.
Сегодня средняя западнобелорусская община, существовавшая до 1939 года, имеет порядка 30–40 дочерных общин, созданных ее членами в Восточной Беларуси и Восточной Украине, Казахстане и Средней Азии, Сибири, даже в Туве на границе с Монголией. «Единение» с Россией рискует раскрепостить протестантов, вставших на ноги за годы независимости Беларуси, позволит им вновь двинуться на Россию и наконец заменить в России многочисленных американских и корейских проповедников.
По состоянию на 1 января 2005 года в Беларуси зарегистрировано 1315 православных общин (1092 храма), на втором месте протестанты – 983, среди которых только ХВЕ – 482, обошедшая по этому показателю вторую по «историчности» римско-католическую церковь, представлена 433 общинами. Нельзя забывать и то, что, как правило, протестанты характеризуются гораздо большей активностью и актуализацией исповедования своей веры, то есть, проще говоря, «воцерковлены». Таковыми являются если не 90 %, то никак не меньше половины общего числа причисляющих себя к этому направлению христианства. Аналогичный показатель в православной среде не превышает 1 %. Весьма значительная часть из числа «исторически исповедующих православие» попадает под ту категорию, к которой относит себя и глава государства, – «православные атеисты». Близкая к этому ситуация и в католической церкви. Естественно, такая ситуация не может не оказывать парализующего действия на «исторические церкви». Положение усугубляется и тем, что конфессиональная самоидентификация как «православного» или «католика» очень часто играет роль своего рода «бренда», указывающего на определенную национальную и даже политическую направленность.
Наблюдается вполне понятная прогрессирующая тенденция – чем более «расцерковлено» религиозное сообщество, тем легче оно позволяет себе числить в своих рядах случайных людей, что, в свою очередь, еще больше расцерковляет его.
Вероотступничество выражается в том, что от имени Церкви позволяется говорить и действовать чуждым и даже враждебным к ней людям. При этом «церковные люди» это варварство склонны от души приветствовать как некую милость, как знак «возросшего авторитета церкви». При этом у «внешних» по отношению к церкви людей культивируется совершенно ложное ощущение, что «церковники наращивают влияние» и вот-вот «заставят молиться». Таким образом, церковь оказывается в двойном проигрыше – она выхолащивается изнутри и настраивает настороженность снаружи.
В этом смысле показательна история с принятием нового закона «О свободе совести и религиозных организациях». Многим показалось, что это уж точно «милость». В законе провозглашается особенная роль православия, а за ним и других «исторических» религий. Интересно, что среди протестантских деноминаций «историчный» статус придан наименее влиятельной и «разбавленной» – лютеранству. Прочее протестантство, несмотря на то что оно по общественной значимости уже на равных конкурирует и с православием, и с католичеством (а возможно, и поэтому), не удостоилось упоминания среди конфессий, «сыгравших историческую роль».
Вольно или невольно такими актами укрепляется всякого рода «религиозный атеизм» и поверхностное восприятие религии как своего рода «культурного» феномена, в котором важны только «традиции», под маркой которых часто культивируются откровенные предрассудки и языческие ритуалы. Церковь буквально разлагается изнутри.
Может показаться, что хоть в чем-то, но, например, православная церковь выиграла – с государством заключено общее «рамочное» соглашение и еще 14 различных программ сотрудничества с ведомствами и министерствами – от силовых до образования и даже туризма и спорта. Некоторые из этих программ завершаются уже в 2005 году. Но реальных плодов «сотрудничества» не видно. Более того, в некоторых сферах, связанных с идеологией (образовании, например), религиозное влияние становится все более «неуместным», поскольку даже в самом урезанном виде не вписывается в активно реанимируемые советские схемы идеологизации воспитания.
Политику нынешнего руководства Белорусской православной церкви в отношениях с государством и внешним миром можно смело считать проваленной. Оно полностью предалось воле властителя и безропотно принимает все шаги власти, в том числе и по ограничению церкви. Изгнание из школ (по новому закону воскресным школам отказано в аренде помещений общеобразовательных учреждений), жесткие условия для разрешения строительства новых храмов (необходимо наличие на руках средств, составляющих больше половины сметной стоимости храма), многократное увеличение налога на землю, легшего ощутимым и зачастую непосильным бременем на приходы. Лишь иногда проскальзывает робкое «печалование» среди общего тона приветствий на праздничных мероприятиях церковно-государственного характера, но это «печалование» остается безрезультатным. Ведь всем видно, что у нас в отношениях церкви и государства «все хорошо». Зачем же еще что-то предпринимать?
Если говорить о других «национальных» особенностях религиозной жизни в Беларуси, то принято упоминать об униатской ветви католичества и автокефальном православии. Быть может, такое внимание к этим факторам обусловлено близостью к Украине. Так или иначе, но означенные ветви христианства в Беларуси играют мизерную роль. Греко-католическая церковь некогда охватывала до двух третей населения, но было это слишком давно – с 1596 по 1839 год. Соответственно в отличие от Украины память о ней практически умерла. Униатство оказалось в парадоксальном положении: с одной стороны, нечто никому не известное и новое, а с другой – претензия на «народность» и национальные корни. В начале 90-х наблюдались активные шаги по возрождению униатства как «национальной церкви» белорусов – без большого успеха, и похоже, что даже римское католичество оказалось более привлекательным в качестве такой «новой» религии. На текущий момент в Беларуси зарегистрировано всего 13 общин греко-католиков.
Вокруг православия тоже затевалась известная интрига с автокефалией, но она оказалась еще более бесперспективной, чем возрождение униатства. Здесь тоже делался акцент на идее «национальной церкви». Быть может, на этой волне и можно было кого-то привлечь, если бы не слишком уж нарочито бросающаяся в глаза немощь белорусской автокефалии, да еще раздробленной на враждующие группировки с откровенно «самосвятской» иерархией. В сколько-нибудь приемлемом виде «автокефалы» сохранились только за рубежом. Откуда периодически грозят «походом на Минск». Видимо, в ответ на это и принято уникальное решение – зарегистрировать за Белорусской православной церковью МП «коллективное право собственности» на использование названия «православный» и его производных. Но, как кажется, это преувеличенные опасения. Во всей стране не найдется и одной пусть незарегистрированной, но ощутимо представительной общины.
Таким образом, протестантское движение в РБ, да и во всей Средней Европе обречено на успех. Ничто в ближайшие 10–15 лет не может остановить его рост. Рост неопротестантизма – это своеобразное, часто изолированное от культурного мейнстрима движение. Но тот культурный вызов, который несут своим культурам неопротестанты, настолько неожидан и сложен для них, что при политической разбалансировке региона неопротестанты могут взрывным путем приобрести очень заметное политическое значение. Возможно, перед нами новая форма эволюции части культурного пространства Беларуси, подчиняющаяся более общим закономерностям, нежели рассмотренные нами. В любом случае рост протестантизма способствует укреплению белорусского государственного организма и уже тем самым создает предпосылки к геополитической стабилизации всей Средней Европы как комплекса стран, не входящих в состав некоего большого образования ни на Западе, ни особенно на Востоке.
Не исключено, что формирование в РБ устойчивого мультиконфессионального общества с заметным присутствием протестантского делового и политического элемента в правящей белорусской элите займет все время внутренней миграционной стабилизации региона. Тогда настанет новая фаза в развитии неопротестантизма, которая может представлять собой попытку распространения этой конфессиональной группы, опираясь на Беларусь, за ее пределы. Вероятно, прежде всего в виде помощи неопротестантам России.
Ознакомительная версия.
