объясняет существование многочисленных укрепленных деревень на иранском плато. Их можно найти в Хорасане, Систане, а также в окрестностях Исфахана. Горы с древних времен играют роль убежища: горы Загрос, например, которые тянутся с широты озера Урмия до района Персеполиса, отделяя иранское плато от месопотамской равнины. Физическая конфигурация региона, где низины, плотно втиснутые между крутыми обрывами, доступны только через узкие горные проходы, всегда делала из Загросских гор убежище для населения, бежавшего туда от арабов, монголов, или туркменов.
Иранской крепости, следовательно, было очень трудно распространять свою культуру в окружающий мир. Впрочем, память о древних вторжениях ожила в начале девятнадцатого века, с наступлением полуколониального периода, когда русские и англичане делили Персию между собой.
С начала девятнадцатого века Иран начинает подвергаться давлению со стороны России и Великобритании, в рамках Большой Игры. Интерес англичан к Ирану был вызван необходимостью защитить торговые пути, ведущие в Индию, тогда как интерес русских состоял в продвижении к Персидскому заливу. Преследуемые до наших дней окружением и блокадой иранцы иногда отвечали на попытки удушения провокационными речами.
Таким образом, традиции китайской прозрачности, русской авторитарности, как и персидского конспирационизма (тяги к поиску заговоров) объясняют по большей части разногласия, присущие современным стратегиям влияния этих государств.
Если бы альтернативное информационное сообщество постепенно сформировалось в Евразии — Россия, Китай, как и Иран, распространяют некоторое количество общих идей — то разногласия их подходов объяснялись бы историей этих трех цивилизаций. В терминах кибернетического влияния вербальная агрессивность Китая, России и Ирана оказывается обратно пропорциональной силе этих стран. Если же эта сила будет увеличиваться, то эти государства постепенно перейдут от влияния к стратегии насыщения.
Итак, сговор между Россией, Китаем и Иран представляется одной из современных метаморфоз геополитической реальности, уже давно канувшей в лету. Основанный на крепких связях, соединяющих китайскую и персидскую цивилизации, новый союз может вписать свои деяния в блистательную историю кочевых держав Евразии. Образовывая настоящую общность интересов, новая Монгольская империя распространяет сегодня то видение мира, которое является противоположным нашим собственным стереотипам.
Однако ей понадобится все-таки преодолеть две структурные слабости. Первая слабость — демографическая. С 1991 года население России уменьшается в связи с синхронным падением рождаемости и ростом смертности. Усилия нынешнего правительства пока лишь в очень небольшой степени притормозили это падение.
В Китае неумолимые последствия регулирования рождаемости приводят к старению нации, которое угрожает будущему росту. Со своей стороны, рождаемость в Иране уменьшилась с пяти детей на одну женщину детородного возраста в 1979 году до 1,9 сегодня. Последствия этого демографического падения очень разнообразны: Китай, Россия, как и Иран, старея, столкнутся с уменьшением количества инноваций. Этим государствам придется очень значительно увеличить свою производительность, чтобы скомпенсировать негативные последствия дефицита в людях. Если они не смогут исправить свою демографию, они не смогут осуществлять долгосрочное влияние.
Во-вторых, эти три континентальные державы страдают от реального дефицита доступа к морям и недостаточной морской силы. Этот дефицит никогда не удовлетворялся ими в достаточной степени. За неимением достаточных средств русский флот концентрировался лишь на своих ближайших соседях. На Юге приоритетом для Москвы является регион Каспийского моря — Черного моря, что объясняется наличием значительных энергетических и пищевых ресурсов. Этот регион также близок к российскому Кавказу, где развиваются организованная преступность, нелегальная торговля (наркотиками, людьми и т. п.) и терроризм.
Иран, который мог распространять свое влияние только тогда, когда владел ближайшими морскими пространствами, затрудняется сделать решительный шаг в сторону моря из-за своего бегства к ядерной энергетике. Что касается Китая, то он чаще всего поворачивался спиной к океану, чтобы эффективнее бороться против вторжений с севера. Нынешний рост китайской морской мощи представляется в этом отношении настоящим переворотом. Китай мог бы даже однажды принять участие в усилении морской мощи Ирана в обмен на поставки природного газа. Однако эффективная морская политика может осуществляться только в долгосрочной перспективе.
В общем, что касается этой темы, нужно констатировать, что эти три континентальные державы пока продвигаются на ощупь.
Но, несмотря на ее слабости, новая Монгольская империя располагает одним несомненным преимуществом: ни одна из трех цивилизаций, которые составляют ее, не воспринимает себя как принадлежащую к общей культурной сфере. Чуждые химере выхода своих культур за пределы их традиционных ареалов с помощью отмены границ, эти три государства смогут в будущем соединить свой прагматизм со способностью влияния, которую каждое из них почерпнет в своей истории.
Испытывающий недостачу людей и окруженный водами этот пластичный новый союз будет извлекать свою будущую силу главным образом из культур, которые его составляют. Следовательно, можно легко понять, что он в первую очередь будет опасаться разлагающих возможностей глобализации.
Всемирный океанский поворот
Традиционное пространство торговли и свободы, море с его огромными рыбными ресурсами и запасами углеводородов, а также возобновляемых энергоресурсов является также источником богатства. Его значимость увеличилась с развитием морских коммуникаций, которые позволяют нациям импортировать и экспортировать продукты сельского хозяйства или промышленности. Например, 95 % французской торговли за пределами Евросоюза осуществляются при помощи морского транспорта.
Большие развивающиеся страны неизбежно становятся активными действующими лицами на сцене морских пространств. Само их развитие обусловлено господством над морскими коммуникациями, контролем их исключительных экономических зон, их способностью осуществлять там свои права. И если Индия и Бразилия присваивают себе лишь те океаны, которые их омывают, то Китай развивает свое присутствие вплоть до Африки и Южной Америки. Китайские, японские, индийские и российские военно-морские силы также все больше присутствуют вдоль коммуникаций в Индийском океане, используемых для перевозки нефти.
Великобритания недавно пересмотрела принятое ею уже свыше сорока лет назад решение, согласно которому она ограничила свои интересы территориями к западу от Суэцкого канала, и приступила к поискам базы для своих ВМС в Персидском заливе. Более дальновидная Франция обогнала ее на десятилетие, создав базу для своего флота в Абу-Даби в Объединенных Арабских Эмиратах.
Другие страны не делали таких усилий для вхождения в просторы открытого моря и пребывают заточенными в сверхосторожном отступлении, в сосредоточенности в себе, которая дает им иллюзию защищенности. Это можно сказать, в частности, об Иране, который вследствие мало почтительной к своим соседям экспансионистской политики растерял своих союзников, не сохранив никого из них кроме малочисленной клиентуры, и продолжает химеру своей особенно дорогостоящей ядерной программы, надеясь завоевать стратегическую самостоятельность. Но когда самостоятельность граничит с изоляцией, подобный выбор может привести к пирровой победе или к хаосу — модель которого весьма распространена на Ближнем Востоке.
Общеизвестно, что Франция, привязанная к своим крестьянским и земным корням, не сформировала себе морского видения, несмотря на создание большой колониальной империи на трех континентах в XVIII и XIX веках. Недавние процессы общественного развития, открытость в сторону Европы,
