– некоторые из них, по большому счету, не так уж и скептичны, – а от того, что они борются против принципов и институтов конституционного либерализма, фундамента, на котором построен Европейский союз.
Западноевропейский парадокс
Зайдя на European-Republic.eu, вы сможете составить примерное представление о возможной новой космополитической революции снизу. Революционеры верят, что людям нужна Европа, но не ЕС в его нынешнем виде. В их представлении дом – не указанное в паспорте гражданство, а место текущего проживания. В самом понятии нации поэтому заключено главное препятствие на пути к по-настоящему единой Европе.
Сайт Европейской республики создан харизматичным немецким политологом Ульрике Геро и представляет собой одну из множества попыток сформировать политическую платформу, одновременно направленную против статус-кво и за ЕС. Не новая редакция старой федералистской мечты, но попытка вообразить Европейский союз как демократию, а не технократию, управляемую кукловодами. Сторонники Европейской республики надеются мобилизовать политическую энергию проевропейской молодежи и запустить всеевропейское движение. Впрочем, идея Европейской республики, мобилизующей молодых космополитичных европейцев, едва ли имеет политические перспективы.
В вопросе о том, почему демократизация общественной жизни и появление заметно более космополитичного молодого поколения не смогли укрепить Европу, заключена суть западноевропейского парадокса. Достаточно посмотреть на статистику британского референдума 2016 года, чтобы увидеть, что возраст и образование были в числе главных прогнозных переменных. Более молодые и лучше образованные составляли ядро выступивших за сохранение членства в ЕС. После финансового кризиса 2008 года стали очевидны политизация и рост самосознания молодого поколения, в первую очередь благодаря социальным сетям и новым медиа. Протесты против поддерживаемой Брюсселем политики жесткой экономии стали повседневностью для большинства европейских столиц. Выросло поколение молодых европейцев, которые владеют другими языками, ценят свободу жить и работать в любом уголке ЕС и готовы бороться за равноправие и справедливость. Это сетевое поколение, ориентирующееся на социальные медиа. Их идеология и политический потенциал позволяют ожидать возникновения всеевропейского движения, которое противопоставило бы Европе элит Европу граждан. Почему подобное движение не возникло?
На неспособность поколения коммуникаций преодолеть национальные границы и создать эффективное политическое движение в поддержку более сильного ЕС проливают свет работы Зейнеп Тюфекчи, одной из самых проницательных исследовательниц политики социальных сетей. Свое недавнее выступление в медиалаборатории MIT Тюфекчи начала с фотографии ступени Хиллари, расположенной у вершины Эвереста. Сделанная в день гибели на Эвересте четырех человек, фотография изображает большое скопление людей, которое усугубляет риск для альпинистов, вынужденных ждать в очереди на подъем по очень узкой тропинке.
Благодаря новым технологиям и помощи шерп все больше людей пытаются подняться на Эверест, не будучи профессиональными альпинистами. Полный туристический пакет (за каких-то 65 000 долларов) включает в себя подъем до базового лагеря и бо́льшую часть восхождения на гору. Однако подготовить к нему людей достаточно хорошо проводники все еще не могут. Люди предлагали закрепить на ступени Хиллари, находящейся на высоте почти 9000 метров над уровнем моря, лестницу, чтобы сделать участок менее опасным. Но главная проблема не в отсутствии лестницы, а в исключительной сложности альпинизма на такой большой высоте. Альпинистское сообщество предложило разумное решение: обязать людей подняться на 7 других высокогорных пиков, прежде чем они начнут восхождение на Эверест.
Тюфекчи проводит аналогию между этим сюжетом и активизмом в эпоху интернета. В дискуссии об интернете и коллективных действиях политические аналитики обычно концентрируются на новых возможностях координации и создания сообществ. Но, по мнению Тюфекчи, в случае эффективных политических движений волшебная сила интернета становится его же проклятием. Общественные движения – как непрофессиональные альпинисты, поднимающиеся к базовому лагерю, не успев толком адаптироваться к экстремально большой высоте, – наглядно демонстрируют, как преимущества интернета могут обернуться серьезными ограничениями. В результате движений становится все больше, но часто они недолговечны или политически слабы, так как заявили о себе слишком рано. Застряв на стадии протеста, неспособные на представительство, они объединяются лишь вокруг отрицания, а не конструктивной программы.
В своих исследованиях протестных движений я пришел к сходным выводам. Зачарованным стихийностью и мечтающим о политике горизонтальных сетей новым социальным движениям, будь то Indignados, Occupy или любая другая инициатива против мер жесткой экономии в Европе, какое-то время удавалось демонстрировать протестный потенциал граждан. Но продолжительного политического эффекта они не имели. Анти-институциональная культура протестующих и отрицание ими любой из существующих идеологий обрекли их на неудачу. Можно начать революцию с твита, но нельзя твитнуть правительство к власти (даже Дональду Трампу понадобилась помощь аппарата Республиканской партии). Эти протестные движения запомнятся своими видео, но не манифестами; акциями, но не речами; теориями заговора, но не политическими памфлетами. Они – форма участия без представительства. Неслучайно две самые важные политические партии, вышедшие из молодежных протестных движений, СИРИЗА в Греции и «Подемос» в Испании, лишь отдаленно напоминают горизонталистские мечты протестующих. Обе имеют традиционную политическую организацию и своим успехом во многом обязаны популярности своих лидеров, Алексиса Ципраса и Пабло Иглесиаса.
В нашем распоряжении – лишь череда апорий. Протестующий гражданин хочет перемен, но осуждает любые формы политического представительства. Вооруженный представлениями об общественных переменах уровня рекламного проспекта из Кремниевой долины, он одобряет дестабилизацию и высмеивает политические программы. Он грезит о политическом сообществе, но отказывается следовать за кем-либо. Его не пугают стычки с полицией, но он боится довериться одной партии или политику. Мэри Калдор, исследователь новых европейских социальных движений из Лондонской школы экономики, отмечает, что хотя у этих движений есть транснациональная идентичность и протестующие из разных стран находятся в постоянном контакте, идея Европы и реальность Европейского союза почти начисто отсутствуют в их интересах и мечтах. Стихийность – вещь локальная.
Идея демократии без представительства практически исключает любую серьезную дискуссию о будущем ЕС. Единая Европа не может существовать без представительства. Но бескомпромиссный антиинституциональный этос молодых проевропейских активистов делает единую Европу невозможной. Еще тревожнее, что политическая мобилизация проевропейской молодежи породила партии вроде СИРИЗА и «Подемос», тесно связывающие идеи демократии и национального суверенитета. Однако поддержка проевропейской молодежи не исключает оппозиционность Брюсселю как основу легитимности. Имидж молодежных партий опасен по трем причинам. Во-первых, число молодых избирателей в Европе все сильнее сокращается. Во-вторых, даже если молодые люди увлечены политикой, они не привыкли ходить на выборы. И в-третьих, поддержка молодых избирателей внушает либеральным политикам мысль, будто все их сегодняшние проблемы умрут вместе со старшим поколением. Это глубокое заблуждение.
Бывший греческий министр финансов Йоргос Папаконстантину с горечью пишет в своих мемуарах:
Я – персона нон-грата в собственной стране, где многие винят меня в кризисе и в своих личных
