Предложения о сотрудничестве постоянно поступают и от оппортунистов не такого высокого полёта: от разных правозащитных НПО, троцкистов, молодёжных организаций политических партий… Это признак того, что у них опять появилась возможность получить какой-нибудь грант на «антифашистскую деятельность», и им нужны люди, которые будут выполнять грязную работу. Но их желание обычно быстро проходит, по крайней мере, если их навестят человек 50 с арматурой из противоположного лагеря.
Но фашизм и парламентская демократия, за которую выступают либералы — не противники, а две стороны одной медали. Тоталитаризм и парламентская демократия — это два варианта управления государством при капитализме. С точки зрения капитала, оба имеют свои достоинства и недостатки. Парламентская демократия более способна к урегулированию конфликтов между интересами разных групп в обществе. Но обычно конфликт улаживается только после увеличения государственных расходов, что требует постоянного экономического роста, для которого, в свою очередь, необходима более интенсивная эксплуатация рабочих, природных ресурсов, животных и «менее развитых» стран. Когда эта интенсификация достигает своего предела, наступает экономический кризис.
И в условиях экономического кризиса зачастую выгоднее перейти к фашизму, поскольку он обеспечивает государство более широким набором средств для подавления протеста. Однако, поскольку фашизм постоянно нуждается во внутренних и внешних врагах, в перспективе эта система весьма нестабильна; поэтому сейчас большинство экономических и политических элит мира предпочитает парламентскую демократию с некоторыми элементами фашизма («антитеррористическое» законодательство, сбор биометрических данных граждан, повсеместное размещение камер видеонаблюдения, телевидение, полностью находящееся в руках государства или крупных капиталистов, лояльных ему…). Нет никакого сомнения, что при необходимости элиты готовы немедленно перейти от парламентской демократии к фашизму — в современном высокотехнологичном обществе это стало проще, чем когда-либо ещё.
Фашизм всегда будет неизбежным элементом капитализма, особенно в условиях экономического кризиса; уничтожение фашизма без уничтожения капитализма невозможно. Именно демократы, из-за страха перед «угрозой коммунизма», передали власть Муссолини в 1922 году и Гитлеру в 1933-ем, соблюдая при этом все законы. В Италии либералы некоторое время даже сидели в правительстве вместе с фашистским диктатором.
3 мая 1937 года в Барселоне республиканцам не удалось победить рабочих: хотя полиция и захватила центр города, анархо-синдикалисты из НКТ и марксисты-интернационалисты из партии ПОУМ смогли отстоять рабочие кварталы. Но то, что правительство республики не достигло на военном фронте, было достигнуто на политическом. Под лозунгом «антифашистского единства» анархо-синдикалисты сложили оружие. Всего через несколько недель после фактической капитуляции анархистов перед буржуазной демократией была начата охота на всех противников сталинизма, создана служба безопасности по модели НКВД, добровольные милицейские отряды слиты с регулярной армией, сталинист Листер отправил войска для разгрома коммун в Арагоне… Советское оружие республиканцев было не хуже немецкого оружия фалангистов, так что поражение республики невозможно объяснить только военными причинами. К 1939 году процесс создания тоталитарного государства усилиями большевиков был завершен, и рабочие уже не видели смысла воевать за режим, который ничуть не отличался от режима Франко. Причина поражения «антифашизма» большевистского образца в Германии и Испании 1930-ых проста — было сложно увидеть разницу между ним и самим фашизмом.
Существует много разновидностей антифашизма. Единственно, каким не может быть антифашизм — это «аполитичным», потому что невозможно быть «против» чего-то, без одновременного выступления «за» что-то. И тот, кто не предлагает никаких альтернатив фашизму, по сути выступает за существующий режим, для которого переход от парламентской демократии к фашизму и обратно — всегда только прагматичный выбор, зависящий от текущей ситуации.
Наш антифашизм — это каждая сорванная фашистская наклейка, каждая закрашенная свастика и кельтский крест, каждая разбитая фашистская морда. Это антоним всех иерархий, антоним всего, что представляют собой нацизм и капитализм, антоним всех приказов. Это любовь, выставленная против ненависти. Это не авангард самых крутых бойцов, потому что храбрость не равна совести. Это не игра, потому что убийцы шестилетних детей тоже не играют. Это отсутствие централизованного управления — только солидарность. Наш антифашизм не требует ни денег либералов, ни поддержки большевиков, ни помощи бандитов — мы у них не просим ничего, потому что мы живем не ради власти, а ради свободы.
Путин-187, взято из «Автонома» № 25 (2005).
Здесь приведена дискуссия (конец 2005 года, каждый из участников представляет только самого себя) между кем-то из Библиотеки им. Кейт Шарпли, участником группы «Классовая Война» (Class War) из Великобритании и североамериканским товарищем, связанным с антифашистским блогом «Борьба на три фронта» (Three Way Fight).
БКШ: Как вы связаны с антифашизмом?
KB: Я начал принимать участие в антифашистском движении после того, как переехал в Лондон в 1992 году. Я увидел «битву при Ватерлоо» по ТВ и подумал — я хочу принимать в этом уастие!
Я пару раз написал АФД, но так и не получил ответа. К тому времени я присоединился к «Классовой Войне», и я просто стал делать что-то через них. Обычно мы просто присоединялись к мероприятиям, организованным другими антифашистами, — как правило, АФД, если оно было в деле, но мы занимались и собственными делами в восточных районах Лондона, или же присоединялись к довольно крупным когда-то группам, не принадлежавших к каким-либо организациям антифашистов в Восточном Лондоне.
К тому времени, как деятельность АФД в Великобритании подходила к концу, я был убеждён, что в противостоянии фашизму необходимо использовать различные тактики и что прямое действие должно рассматриваться в качестве возможного варианта при любой стратегии. Я короткое время был связан с группой «Без платформ» («No Platform»), а когда она сдулась, я был одним из людей, которые сформировали «Антифа» («Antifa»).
БЗФ: После нескольких лет активности в панковских и скинхедских кругах я пришёл к выводу, что с радикальной антиавторитарной политикой должны пересекаться более широкие слои людей вне субкультурной тусовки. Я начал заниматься работой для Анархистского Чёрного Креста (АЧК) и поддержал кампанию в помощь антифашисту, которого обвиняли в нападении на нациста. Комитет Антифашистской Защиты (AFDC) был создан в Миннеаполисе, штат Миннесота, различными анархистами и антирасистами. Революционная анархистская федерация «Любовь и ярость» (Love and Rage Revolutionary Anarchist Federation) также сыграла ключевую роль в распространении информации об этом деле и о защите, так как подзащитный был членом «Любви и ярости», а также одним из основателей АРД в конце 1980-ых. Эта кампания защиты происходила около 1993 года.
С АЧК мы поддерживали как активных борцов (как в случае с AFDC), так и давних политических заключённых (многие из которых были чернокожими / новыми африканцами, пуэрториканцами и коренными американцами). Эта работа была способом открыть диалог вокруг самой концепции тюремной системы и касательно того, что «закон и правопорядок» был и остаётся механизмом социального контроля, в контексте Соединённых Штатов непропорционально сильно затрагивающим бедняков и людей с отличным от белого цветом кожи.
АЧК был позитивным способом показать радикальную анархическую политику в действии. Выступая общим фронтом с другими группами, мы добавляли в смесь свои собственные воззрения и, делая это, надеюсь, помогали расти себе и своему движению, стараясь выглядеть преданными делу, принципиальными и серьёзными.
Примерно в это время некоторые анархисты и группы АЧК начали развивать отношения с Лоренцо Комбоа Эрвином. Его книга «Анархизм и чёрная революция» оказала серьёзное воздействие на многих анархистов, выступавших за классовую борьбу и против расизма. Тот факт, что Эрвин принимал участие в общественной (и личной) самозащите против нападений белых фашистов, помог ещё сильнее сцементировать связь между боевым антирасизмом, политикой классовой борьбы и революционным анархизмом.
К тому времени я переехал в Чикаго, штат Иллинойс, и через АЧК я работал над различными проектами по борьбе с полицейской жестокостью, тюрьмами и джентрификацией. Эта работа не обязательно была антифашистской, но мы всегда старались подходить к ней с точки зрения, которая включала в себя критические перспективы, основанные на расе и классе (а также гендере и возрасте).
