Как указывает В. Сурков, интересы основных субъектов стабильности в российском социальном пространстве определяются тремя основными особенностями формирования моноцентрической модели политического пространства России: централизацией, персонификацией и идеализацией. Централизация как одна из фундаментальных координат стабильности в российском социальном пространстве связана с тем, что в основе российской культуры – восприятие целого, а не манипулирование частностями; «собирание, а не разделение». Тем самым стабильность в России традиционно обеспечивается на основе стремления к политической целостности через централизацию властных функций. Наличие могущественного властного центра и сегодня понимается большинством как гарантия сохранения целостности России и территориальной, и духовной, поскольку сильная центральная власть – одна из базовых координат российского социального пространства.
Персонификация как координата стабильности российского социального пространства реализуется в персонификации политических институтов. В реальности самые массовые политические партии в России «едва различимы за персонами их лидеров». Так, крупнейшая общественная организация в стране «Единая Россия» свою программу называет «план Путина». Такую же роль играет фигура В. Жириновского для ЛДПР или Г. Зюганова для КПРФ.
Идеализация как одна из фундаментальных координат стабильности в российском социальном пространстве предполагает идеализацию целей политической борьбы. «Идеализм – главное, что до сих пор поднимало и, видимо, будет поднимать русский мир на новые орбиты развития. Если же идеальная цель теряется из виду, общественная деятельность замедляется и расстраивается»[5].
Проблема выявления базовых координат стабильности в российском социальном пространстве была поставлена еще в XII веке великим князем Владимиром Мономахом. Он считал, что значительное влияние на состояние общества оказывают прежде всего религиозно-нравственные факторы и потому судьба Руси зависит от того, насколько нравственными окажутся в своем поведении люди, наделенные властью. Властитель должен быть прежде всего высоконравственным человеком: помогать обездоленным, чтить старых, остерегаться пороков, не свирепствовать словом, быть милосердным судьей, соблюдать законы и всегда всему учиться. Так, в своем «Поучении» Владимир Мономах писал: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души»[6].
Наиболее остро вопрос о социальной стабильности встал перед Россией в конце XVIII – начале XIX века. Выдающийся государственный деятель этого периода М. М. Сперанский одной из базовых координат социальной стабильности считал обеспечение безопасности личности, защиты собственности и чести каждого. Для достижения этой цели, по его мнению, необходимо было обеспечить права и свободы россиян. Он различал гражданские и политические права, причем если политическими правами обладали только собственники, то гражданскими правами, по его мнению, следует наделить всех подданных Российской империи, а значит, крепостное право должно быть уничтожено. Кроме того, для достижения стабильности социального пространства должны быть усовершенствованы законы, исходящие из одного начала, постоянные и неизменные, а также должна действовать система разделения властей («законодательная, исполнительная и судная»), подчиненных державной власти императора.
Несколько иную концепцию, определившую новые координаты стабильности социального пространства в середине XIX века, предложил министр народного просвещения в правительстве Николая I С. С. Уваров, сформулировав знаменитую формулу: «Православие, самодержавие, народность». Россия, согласно этой концепции стабильности, – это самобытная страна, в основе которой лежат самодержавие – единственная форма правления, которую поддерживает русский народ; православие как исконное воплощение его духовности и надежная опора единовластия монарха, а также народность, неразрывно связующая самодержца и общество.
Проблема стабильности социального пространства была также затронута А. С. Хомяковым, Ю. Ф. Самариным, С.Т. и К. С. Аксаковыми, И.В. и П. В. Киреевскими. Они считали, что наиболее стабильной в политическом и социальном плане была допетровская Русь. В качестве одной из базовых координат стабильности в социальном пространстве они считали общину, которая, по их мнению, обеспечивала гармонию и согласие в обществе, провозглашая нормой жизни превосходство интересов целого над частными интересами отдельной личности. Также в ряду важнейших координат социальной стабильности они рассматривали православие, которое представлялось духовной основой социальной стабильности. Значимая роль в этой системе координат принадлежала государству, которое должно было служить интересам общества, не нарушая его независимости в решении важных для него вопросов.
В начале XX века проблему стабильности социального пространства в своих трудах поднимает известный философ И. А. Ильин. Одной из основных координат стабильности социального пространства он считал сильную государственную власть, полагая, что достижение стабильности возможно тогда, когда государственная власть принадлежит и применяется только на основе правового полномочия, является единой, осуществляется лучшими людьми, а осуществляемые политические программы включают в себя только такие меры, которые преследуют общий интерес.
Во второй половине XX века в отечественной науке большое внимание вопросам стабильности социального пространства уделяли Л. И. Абалкин, М. Г. Анохин, А. В. Барышева, К. С. Гаджиев, А. А. Галкин, Г. Г. Дилигенский, Ю. А. Красин, Н. И. Лапин, А. А. Леонтьев, Б. Ф. Ломов, которые основным условием ее достижения называли решение «проблем человека». Сегодня различные аспекты достижения стабильности социального пространства, системы социального партнерства, социального положения индивида, государственной социальной политики представлены в работах Л. И. Абалкина, А. Г. Асмолова, Н. А. Волгина, А. Л. Журавлева, Т. И. Заславской, Р. Инглхарта, П. Кууси, Д. С. Львова, Г. В. Осипова, А. С. Панарина, Е. М. Примакова, В. Д. Роика, А. В. Юревича, В. А. Ядова и др.
Исследование проблемы стабильности социального пространства в мировой научной мысли имеет долгую и богатую историю. Обращаясь к наследию древнегреческих мыслителей, можно установить, что категория стабильности традиционно осмыслялась в координатах хаоса и порядка. Так, Платон определял признаки общественной стабильности и «порядка» как принцип организации социального пространства: «…Небо и землю, богов и людей объединяет общение, дружба, порядочность, воздержанность, справедливость, по этой причине они и зовут нашу Вселенную «порядком» [ «космосом»], а не «беспорядком»…»[7].
Рассматривая понятие стабильности в координатах порядка и мирного сосуществования, Платон отмечал, что «самое лучшее – это ни война, ни междоусобия: ужасно, если в них возникнет нужда; мир же – это всеобщее дружелюбие»[8]. Также Платон указывал на важность таких ориентиров стабильности социума, как справедливость и воздержанность: «Такою мне представляется цель, которую надо видеть перед собой в течение всей жизни, и ради нее не щадить сил – ни своих, ни своего города, – чтобы справедливость и воздержанность стали спутницами каждого, кто ищет счастья; да, так надо поступать, а не давать волю необузданным желаниям, не торопиться их утолять, потому что это нескончаемое зло, это значит вести жизнь разбойника»[9].
Диоген к основным координатам стабильности в социальном пространстве присовокупил порядок и закон: «Порядок в государстве бывает троякого рода. Во-первых, если законы хороши, мы говорим, что царит порядок. Во-вторых, если граждане подчиняются тем законам, какие есть, мы тоже говорим, что царит порядок. В-третьих, если и без законов государственная жизнь идет хорошо, следуя нравам и обычаям, это мы тоже называем порядком. Таким образом, для порядка первое – это когда законы хороши; второе – когда существующим законам подчиняются; третье – когда государственная жизнь следует добрым нравам и обычаям». При этом хаос и непорядок в логике Диогена рассматривались как факторы дестабилизации социальной ситуации: «Непорядок в государстве бывает троякого рода. Во-первых, если законы и о гражданах, и о чужеземцах дурны. Во-вторых, если существующим законам не подчиняются. В-третьих, если законов вовсе нет. Таким образом, для непорядка первое – это когда законы дурны; второе – когда существующим законам не подчиняются; третье – когда законов вовсе нет»[10].
