Стремление разобраться в рассматриваемой проблеме на основе достоверных источников заметно возросло. Это видно, в частности, как в ходе дискуссий на научных конференциях, проводившихся в Петербурге, с финскими коллегами обсуждались важнейшие вопросы истории битвы за Ленинград и блокады города в 1941–1944 гг.
К тому же, в Финляндии еще в конце 60-х годов появилась книга известного военного историка Хельге Сеппяля «Битва за Ленинград и Финляндия».[12] Не останавливаясь на уже достигнутом в этой интересной работе, он пошел дальше при истолковании проблемы участия страны во Второй мировой войне. Появился ряд других его книг, относящихся к этой теме. Одна из них была названа совершенно необычно для финской историографии: «Финляндия как агрессор 1941 г.». Касаясь позиции реализации германского плана захвата Ленинграда, автор констатировал: «Приказ главнокомандующего и последовавшие затем действия означали, что финны включились в совместное с немцами наступление на Ленинград и принимали участие в окружении и осаде города».[13] X. Сеппяля был далеко не единственный, кто стремился объективно оценить действия финских войск в ходе битвы за Ленинград. Еще задолго до него другой видный в Финляндии военный историк Вольф Халсти во втором томе своей трилогии «Война Финляндии. 1939–1945 гг.» писал о желании Финляндии в момент летнего наступления 1941 г. приступить к ликвидации Ленинграда.[14]
Нельзя не упомянуть вместе с тем и историко-публицистическое повествование известного в Финляндии автора и общественного деятеля Пааво Ринтала, где он посчитал необходимым высказаться довольно прямолинейно: «Немецко-финская блокада душила город целых 900 дней».[15] Писатель ярко отображает в этой книге героику и трагедию жизни блокадного города. Говоря же о своих детских представлениях, он признавался: «Я думал… что немцы вместе с финнами захватят Ленинград, и все будет хорошо, и мы будем победителями».[16]
Перевод книги появился на русском языке уже в начале 70-х гг., но его мало кто знает из российских читателей, о чем свидетельствовало обсуждение творчества П. Ринтала в Институте Финляндии в Санкт-Петербурге в конце 90-х годов.
Ссылки на указанные выше издания сделаны, исходя из того, что изложение в них имеет самое прямое отношение к содержанию книги. Историография же в широком плане относительно участия Финляндии в войне против Советского Союза в 1941–1944 гг. излагается в другой работе.[17]
Что касается моих собственных суждений о развивавшихся событиях в 1941–1944 гг. в связи с позицией и действиями Финляндии во время блокады Ленинграда, то они основываются на двусторонних источниках — финских и российских, преимущественно документальных. Особое внимание обращается на те события и явления, где у историков существуют расхождения и различный подход в их истолковании. При всем этом происходившее рассматривается главным образом под углом зрения сосредоточения внимания на принципиально важном, требующем весомых доказательств и обоснованных заключений. Поисковая, исследовательская направленность предлагаемой читателю работы предусматривает дальнейший обмен мнениями по затрагиваемым проблемам.
«ВОЙНА-ПРОДОЛЖЕНИЕ» ОЗНАЧАЛА АГРЕССИЮ
Первое ошибочное положение, которое можно встретить в финской, а также иногда и в отечественной литературе, касающейся участия Финляндии в войне против СССР на стороне Германии и битвы за Ленинград, сводится к тому, что случившегося вообще могло бы и не быть. Участие финских войск в наступлении на город в 1941 г., а затем и в его блокаде, являлось, якобы, исключительно следствием предшествовавших событий и, в частности, т. н. «зимней войны» 1939–1940 гг., а точнее поражением Финляндии в этой войне.[18]
Известный финский историк профессор Мауно Ёкипии высказал в 1993 г. следующее суждение: «Как бы все происходило, если бы с Финляндией дружески договорились осенью 1939 г.? По-видимому, так, что в ходе германского наступления осенью 1941 г. на Ленинград в тылу его находилась бы нейтральная Финляндия и мирная граница по реке Раяйоки (Сестре — Н.Б.). Гражданское население Ленинграда могло бы на паспортной основе проследовать через нейтральную Финляндию в Восточную Карелию. Безопасность Ленинграда, достигнутая миролюбиво, была бы для последующих лет намного лучшей, нежели чем при обеспечении ее силовым путем».[19]
Такая радужная перспектива возможного развития событий выглядит, по меньшей мере, фантастично. Рисуя подобную картину, М. Ёкипии имел в виду внедрить мысль о том, что, когда СССР начал против Финляндии в 1939 г. войну, то упустил свой шанс обеспечить реально безопасность Ленинграда в последующий период 1941–1944 гг. В соответствии с такой логикой получалось, что Москва «лишила» Финляндию возможности занимать нейтральную позицию.
Рассуждая подобным образом, Ёкипии опускал из вида весьма важное: и характер внешней политики Финляндии в 30-е годы, и сложное развитие отношений с СССР. Само возникновение «зимней войны» в 1939 г. было во многом следствием просчетов с ее стороны. Как справедливо отметил по этому поводу в своих мемуарах К. Г. Маннергейм, «я и сейчас уверен в том, что у Финляндии была немалая возможность избежать зимней войны». Развивая эту мысль, он видел, что в стране имелась «богатая возможность оценить весь свой опыт, допущенные ошибки и упущения».[20] В данном случае им подразумевались явно неудачные советско-финляндские переговоры, продолжавшиеся неоднократно в течение 1937–1939 гг., когда как раз и обсуждалась проблема безопасности Ленинграда. К. Маннергейм считал необходимым сделать определенную уступку СССР, пойдя ему навстречу в вопросе об обмене территориями. Между тем финское руководство категорически выступало против этого.[21]
Уместно в данном случае коснуться утверждения тех, которые считают, что перенос границы на Карельском перешейке в 1940 г. не дал впоследствии положительного результата для обеспечения безопасности Ленинграда. С должным вниманием отнесемся, в частности, к выводу профессора Ёкипии, что Финляндия вообще могла все же не стать соучастником немецкой агрессии, если бы до этого не было «зимней войны». Тогда закономерно возникает вопрос: а имелись ли гарантии тому, что Германия, готовя агрессию против СССР, не вторгнется на финскую территорию для использования ее в качестве военного плацдарма? Ведь А. Гитлер не посчитался в 1940 г. с суверенитетом и нейтралитетом двух соседних с Финляндией северных стран — Норвегии и Дании, захватив их. Имелся также план вторжения немецких войск в Швецию и ее оккупации. Более того, именно с норвежской территории, а также из финской Лапландии, было предпринято затем, в 1941 г., наступление германской армии на крайнем севере — на Мурманск.
В планах немецкого командования при развертывании Германией агрессии против СССР Ленинград занимал особое место. Поэтому трудно было бы предположить, что оно оставит без внимания важное стратегическое положение в этой связи — близость ее границы к городу. Кстати, Маннергейм отмечал, «что на судьбу Финляндии решающим образом повлияли географические и международно-политические факторы, величина которых столь огромна, что воспрепятствовать им одной лишь защитой нейтралитета Финляндии и северных стран было невозможно».[22]
Естественно, что германский фактор являлся определяющим в поведении финского руководства. Оно стремилось пересмотреть, как итоги «зимней войньр), так и реализовать замыслы, предусматривавшие овладение значительной территорией СССР за пределами границы 1939 г. В этом смысле следует особо подчеркнуть, что Финляндия не представляла собой «чистый лист бумаги», на котором за рубежом могли начертать свои замыслы, противоречившие ее интересам. Нельзя принять на веру слова Р. Рюти, когда он говорил, что стремление финского руководства в 1940 г. «сохранять нейтралитет и оставаться вне всеобщей войны не удалось по независящим от нас причинам».[23] На самом деле Хельсинки отчетливо проявлял заинтересованность в соучастии в планировавшейся в Германии агрессии против СССР.
Утверждение, что боевые действия 1941–1944 гг. являлись лишь продолжением закончившейся до этого «зимней войны» было далеко от истины. Оно своими корнями уходило в область официальной пропаганды периода войны, когда происходившее в самом начале объяснялось необходимостью «довести сражения зимней войны до конца, вернуть своей стране границы и установить мир».[24] Так объяснялось, почему именно финская армия стала вести совместные действия с немецкими войсками.
