А после войны наступил очередной этап – «ленинградское дело». После Победы над фашистской Германией, во второй половине 1940-х годов Сталин, по-видимому, решил, что в поддержке своего политического режима со стороны самой многочисленной нации Советского Союза он уже более не нуждается, и потому развязал «ленинградское дело», продолжая его вплоть до своей смерти.
В начале XXI века к пониманию подлинного отношения большевиков к русскому народу стали наконец приходить и зарубежные историки. В 2001 году на основе многолетнего изучения советской истории к выводу о том, что Сталин, опасаясь за судьбу своего режима, всю жизнь боролся с русским народом, пришел профессор Гарвардского университета Терри Мартин. Анализируя столкновение И. Сталина с В. Лениным в 1922 году по поводу образования Советского Союза, в монографии «Империя положительной деятельности»[4] он заключает: «Из высказываний И. Сталина видно, что причиной его разногласий с Лениным был русский вопрос. Но, сохраняя РСФСР вместо того, чтобы создать СССР, И. Сталин не собирался усиливать позиции русских, наоборот, он хотел их ослабить. Больше всего он боялся отдельной русской республики»[5].
Как уже было упомянуто выше, в этой борьбе Сталина с русским народом особое место занимает «ленинградское дело».
О внешней канве этого преступления сегодня знают все. Но, как справедливо отмечают современные эксперты, «ленинградское дело» и сегодня остается одним из самых загадочных и малоизученных судебных процессов сталинского времени»[6].
Более того, ни историческая наука, ни общественность России до сегодняшнего дня не определились даже с тем, как следует относиться к фигурантам этого «дела» – одна часть историков и публицистов считает, что Сталин «правильно расстрелял» русских руководителей, поскольку они-де действительно «совершили преступные деяния». Другие однозначно относят их к несправедливым жертвам сталинских репрессий.
Что касается информации об этом событии, то на Западе, например, те, кому положено было знать о «ленинградском деле», знали о нем практически все. Но популярным ни в СМИ, ни в исторических публикациях оно там не стало. Как, впрочем, и у нас дома. И это вызывает вопросы.
Почему в отношении гонимых в этот же период евреев (дела так называемых космополитов, «врачей-вредителей») и у нас, и на Западе существует довольно многочисленная литература. У нас на этот счет имеются даже фундаментальные исследования, например основательная, изобилующая многочисленными подробностями работа Г.В. Костырченко «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм» (2003). А вот литература о репрессиях в отношении русских руководителей в те же годы едва насчитывает какой-нибудь десяток публикаций в жанре статей или частично затрагивается в книгах, написанных совсем по другим темам.
При этом палачей «ленинградского дела» почему-то вниманием не обходят. Давно уже существуют специальные монографии, посвященные биографиям тех, кто организовывал это преступление, подвергал его фигурантов физическим пыткам (много пишут о Берии, Маленкове, Абакумове, даже Булганине), а вот до написания биографий членов семьи Вознесенских, Кузнецова, Попкова, Родионова, Бубнова, А. Жданова, Вербицкого, других у историков руки еще не дошли.
Как мне представляется, ответ на этот вопрос кроется в национальности репрессированных.
Русский «флер» этого «дела» отпугивает от него американских, например, историков: эти никогда не станут будить интерес общественности к опасным для них (с геополитической точки зрения) событиям русской истории [по большому счету у англосаксонского политического класса по обе стороны Атлантики с XVIII века не было более постоянного в мире конкурента и соперника, чем Россия. Похоже, так обещает быть и в XXI веке]. Причину этого опасения очень точно, на мой взгляд, определил кандидат исторических наук Л. Решетников: «Запад, – написал он в 2013 году, – никогда не боялся большевистской идеологии, которую он сам и вскормил. Он не боялся диктатуры И. Сталина, пока речь шла о диктатуре руководителя ВКП(б). Но Запад и советская номенклатура смертельно боялись возрождения исторической России. В связи с этим примечательны слова одного из видных западных идеологов С. Хантингтона (1927–2008): «Конфликт между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом был конфликтом идеологий, которые, невзирая на все различия, хотя бы внешне ставили одни и те же основные цели: свободу, равенство и процветание. Но Россия традиционалистская, авторитарная, националистическая будет стремиться к совершенно иным целям. Западный демократ вполне мог вести интеллектуальный спор с советским марксистом. Но это будет немыслимо с русским традиционалистом. И если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными»[7].
Одновременно с Хантингтоном к такому же выводу пришел и ученый прямо противоположных мировоззренческих позиций, знаменитый американский историк и экономист британского происхождения Энтони Саттон (1925–2002). В целой серии своих написанных в США книг Саттон на основе анализа массивной документальной базы убедительно показал, что американские финансовые воротилы «могли согласиться и на централизованную царскую Россию, и на централизованную марксистскую Россию, но никак не на децентрализованную свободную Россию»[8]. В этом плане они считают просто опасным для себя привлекать внимание и зарубежной, и российской аудитории к «ленинградскому делу».
Вот обо всем об этом и пойдет речь в предлагаемой читателю книге.
Апрель 2016 года
Глава 1
Временная реабилитация государствообразующей нации
Коммунистическая партия так и не смогла решить русский вопрос, то есть, каким должен быть статус РСФСР и русской нации в СССР.
Вячеслав Молотов. 1980 год«Свалить шовинизм на обе лопатки»
Хорошо известно, какое огромное значение ленинско-сталинское руководство придавало вопросам идеологической работы. Может быть, именно поэтому за весь период существования советской власти у большевиков было всего три официальных секретаря ЦК по вопросам идеологии – Николай Бухарин, Андрей Жданов и Михаил Суслов. В промежутках между деятельностью первых двух функции главных идеологов принимали на свои плечи Ленин и Сталин, не доверяя эту важнейшую сферу политической деятельности случайным функционерам.
Н.И. Бухарина (1888–1938) на идеологическую стезю сподобил сам основатель большевистской партии – Ленин. И сделал это еще в декабре 1912 года, когда направил из Кракова в Вену никому не известного грузина Иосифа Джугашвили для написания статьи «Марксизм и национальный вопрос», а в помощь ему определил Бухарина.
Бухарин же появился в Кракове незадолго до приезда туда И. Джугашвили в сентябре 1912 года. Приехал он из Вены специально для того, чтобы познакомиться с Лениным. 24-летний юноша с четко выраженными марксистскими взглядами еще ранее привлек внимание руководителя большевистской линии в РСДРП, и Ленин недолго думал, куда пристроить таланты этого пышущего полемическим задором и жаждой политической деятельности революционера.
Со Сталиным было немного сложнее. Ленин недоверчиво присматривался к нему довольно долго. И даже после написания работы по национальному вопросу, которая в принципе вождем была одобрена, Ленин в беседах с Орджоникидзе, который и рекомендовал Джугашвили, нет-нет да и спрашивал Серго: «А вы считаете, Джугашвили не перевернется?» Объяснялось это тем, что вождь довольно болезненно воспринял неосторожную фразу Джугашвили, который в письме из Туруханской ссылки назвал спор Ленина с Богдановым пустой «бурей в стакане воды».
Но с кадрами у большевиков всегда было очень плохо, и потому, когда Ленину в борьбе со своими противниками дозарезу понадобилась теоретическая разработка национального вопроса в России, он в декабре 1911 года через Орджоникидзе вызвал в Краков Иосифа Джугашвили.
Сталин в Краков приехал, произвел на Ленина неплохое впечатление, но выяснилось, что кроме грузинского и русского никакими другими языками он не владеет, а все теоретические разработки по интересовавшей Ленина проблеме к этому времени были написаны в основном австрийскими и немецкими социал-демократами. Вот тут-то и сгодился Бухарин, который к этому времени уже вполне освоился в Европе. Ленин познакомил его с И. Джугашвили и поручил помочь «чудесному грузину» с переводами. Будущий Сталин, который в тот момент еще носил партийную кличку Коба, Бухарину не поглянулся, но Ульяновым-Лениным Мойша Долголевский (так Бухарин называл себя в те годы по фиктивному паспорту) был очарован до глубины и данное поручение выполнил блестяще. Написанная Кобой работа «Социал-демократия и национальный вопрос» (позднее переименованная в «Марксизм и национальный вопрос») вызвала самую высокую оценку не только Ленина, но даже и Троцкого.
