В приморском поселке Седово, куда в последние недели активно выезжали беженцы из тех районов Донецкой области, где шли активные боестолкновения, приближающейся войны будто и не замечали. Пляжи забиты людьми, двое местных жителей варили неподалеку уху, столбы завешаны объявлениями о сдаче посуточно жилья отдыхающим.
Две женщины из поселка Кировск Краснолиманского района Донецкой области рассказали, что приехали с семьями в Седово четыре дня назад и с тех пор ждут возможности пересечь границу.
— У меня дочь только 11-й класс окончила, поступила в Ростове-на-Дону в институт, а дома обстрелы, так что надо выбираться, — говорит одна из них. — Из Кировска вроде и дээнэровцы ушли, но армия обстрелы не прекращает.
От Седово до границы меньше 10 км через населенные пункты Обрыв и Холодное. В Обрыве — та же мирная жизнь с работающими кафе и людьми на пляже. А вот до Холодного доехать нам уже не удалось. Дорогу перегородил отряд хорошо вооруженных людей в масках, без опознавательных знаков, с белыми повязками на рукавах. Справа от шоссе в поле виднелось несколько единиц техники, над одной из машин был поднят красный флаг «Новороссии».
На вопрос, можно ли проехать к КПП, один из бойцов — молча и не опуская оружия — покачал головой и жестом показал, что нашей машине стоит развернуться.
Попасть на находящийся в нескольких километрах севернее КПП «Новоазовск» оказалось проще. В считаных километрах от границы — на повороте на трассу Одесса — Новоазовск — машину останавливают уже более разношерстные люди в камуфляже, представляющиеся «ополчением ДНР». После проверки документов быстро пропускают.
— Только на перекрестках аккуратнее, скоро будет жарко, — советует один из них.
Поворачиваем к границе и сразу упираемся в колонну из нескольких танков и грузовиков. Машины заведены и загружены людьми, на бортах — тот же красный флаг «Новороссии».
Главный на КПП представляется Александром.
— Граница открыта, всех желающих, включая беженцев, пропускаем в оба направления, — говорит он. — Вот вы, например, не хотели бы прямо сейчас домой вернуться?
По его словам, границу бойцы заняли относительно недавно, но точной даты он не называет. Фотографировать пропускной пункт и позиции Александр запрещает. Про себя Александр рассказывает, будто он бывший учитель, но поверить в это довольно сложно, особенно когда после вопроса о дальнейших планах он говорит: «Разве могу я своим грязным глазом заглянуть в чистую жопу начальства?»
На прощание Александр оставляет свой российский номер телефона и настоятельно просит возвращаться в Новоазовск не напрямую, а через то же Седово.
В Новоазовске снова заезжаем в городскую больницу.
— Коллеги из занятых ДНР населенных пунктов звонили, рассказывают, что в нашем направлении колонны с техникой выдвинулись, — делятся сотрудники. — Вы бы подумали насчет подвала, тут точно пересидите, а до Мариуполя можете уже и не доехать.
Как выяснилось, украинские военные отошли к населенному пункту Безымянное в 20 км от Мариуполя. Когда мы выезжали из Новоазовска в сторону Мариуполя, на перекрестке на западной окраине города разворачивался танк с тем же красным флагом на борту. Сидевший на броне боец махнул рукой: «Уезжайте». Город фактически был занят без боя.
Ремарка о терминологии
С первых недель конфликта в Донбассе между российскими и украинскими журналистами начался непрекращающийся спор о том, как называть воюющих на востоке Украины людей.
Украинские коллеги предпочитали определение «террористы» или же «российские военные», хотя уверенно утверждать, что последние там присутствуют как минимум в первые месяцы войны, было сложно.
Журналисты из России предпочитали слово «ополченцы», которое категорически не хотели принимать в Киеве. До определенного момента я в определении «ополченцы» также не видел ничего страшного. Мне казалось, что вопрос терминологии вторичен, а главное — взвешенно описывать все, что ты видишь. Но в конце лета 2014 года, когда случились «иловайский» и «изваринский» котлы, а на российско-украинской границе перед штурмом Новоазовска мы с коллегами встретили вооруженных людей, на «ополченцев» совсем не похожих, участие российской армии в конфликте на Донбассе стало слишком очевидным. Уверенно опровергать до сих пор факт периодического вмешательства российских военнослужащих в войну удается лишь Владимиру Путину и его пресс-секретарю Дмитрию Пескову. У последнего, впрочем, в последние годы главная профессиональная задача состоит в том, чтобы отрицать реальность.
Сейчас уже сложно вспомнить, в какой именно момент это произошло, но вскоре после событий августа 2014-го я постарался избавиться от слова «ополченцы» в своих текстах.
После взятия Новоазовска в эфире Ъ-ФМ с коллегой у меня получился следующий разговор:
— Сколько сейчас представителей ополчения находится в Новоазовске и действительно ли они готовятся к удару по Мариуполю?
— Посчитать, сколько там конкретно находится людей, понятно, не представляется возможным. Линия фронта, если можно так выразиться, фактически приблизилась к Мариуполю на расстояние 20 км. Украинские войска перенесли свои позиции в район населенного пункта Безыменное. Параллельно есть информация, что, возможно, Мариуполь попытаются если не брать с наскока, то отсекать от каких-то тыловых частей украинской армии. В частности, говорят о возможности какого-то наступления на Волноваху — это чуть севернее, населенный пункт между Мариуполем и Донецком.
— Хотя бы о каком порядке идет речь, это сотни или тысячи ополченцев?
— Говорить о тысячах не стоит, наверное, сотни. Это в данной ситуации более подходящее определение. Другое дело, надо понимать, что эти сотни очень и очень хорошо вооружены, обстрел Новоазовска велся из крупнокалиберной артиллерии. Мы сами видели на российско-украинской границе колонну танков, которая направлялась в район Новоазовска. И аналогичных вооружений со стороны украинской армии в этом районе я не наблюдал.
— Западноукраинские СМИ сообщают о полномасштабном российском вторжении на территорию Украины. В частности, советник Авакова говорил о том, что по нескольким направлениям ведется это наступление, и в районе Новоазовска в том числе. Вы там видели российских военных?
— Это такая же щепетильная вещь, как и в случае с Крымом. Военных, которые шли бы прямо под российским флагом, мы, естественно, нигде не видели, поэтому эту информацию подтвердить не могу. Другое дело, что на границе, когда мы туда заезжали, например, в районе КПП «Седово» — это самый южный погранпереход, — наткнулись на группу очень хорошо вооруженных людей без знаков отличия, в масках, с белыми повязками на руках, которые вообще, не сказав ни единого слова, очень вежливо автоматами нам показали, что стоит развернуться и сделать отсюда ноги. Это все очень напомнило мне крымские события.
— А это не представители ополчения, случайно? Почему вы считаете, что это похоже на «вежливых людей»?
— Когда после этого мы пошли чуть севернее и доехали до КПП «Новоазовск», на подъездах нас действительно останавливали уже вполне знакомые ополченцы, это все-таки люди в возрасте. Во-вторых, они довольно разномастно экипированы, кто-то с георгиевскими ленточками, без масок, вполне они контактны, идут на разговор. А те ребята, которых мы встретили в Седово, на обычных привычных ополченцев, к каким я привык за эти три месяца войны на Донбассе, совсем не были похожи.
— Они говорили по-русски?
— Они вообще ни слова не говорили, они нас просто остановили. Мы сказали, что мы журналисты, но они абсолютно молча нам автоматами показали: парни, разворачивайтесь, уезжайте отсюда.
— А насколько многочисленна эта группировка, которую видели?
— Сложно сказать, потому что мы уже направлялись к границе, там было буквально несколько человек. Но справа от дороги в поле было видно, что прикопано так несколько единиц боевой техники, над одной из машин был поднят тот же красный флаг Новороссии, но сколько там было точно машин, сколько могло находиться людей, мне сложно сказать.
— Я имею в виду действующих российских военных, с кем-нибудь вы встречались?
— Как вы понимаете, никто из них никогда не скажет, что он действующий российский военный. Поэтому с этим мне довольно-таки тяжело что-то подтвердить. Те, кто идет на контакт, могут рассказать немного из своего бэкграунда. Мне доводилось за эти месяцы встречать людей, которые рассказывали о какой-то прошлой своей военной службе, но, конечно, найти человека, который вам под запись расскажет, что я действующий российский офицер и приехал воевать на Донбасс, это вещь непростая.
Между Мариуполем и Безымянным, в очередной раз пытаясь проехать в Новоазовск, встретили сегодня украинского пограничника.
