– Абсолютно. В первые ельцинские годы советский период считали «тяжелым и бесполезным» лишь около пяти процентов населения. В 1995 году только 10 процентов выбрали ответ, что «дела идут в правильном направлении», а 2/3 россиян предпочли бы вернуться в доперестроечное время[92]. Напомню также о Всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года. 76,43 процента участников тогда поддержало сохранение Союза.
– Иначе говоря, большинство жителей СССР хотело оставаться в единой социалистической стране?
– Подавляющее большинство, – уточнила Заславская.
– Спасибо, вы свободны.
Социолог удалилась с некоторым недоумением. Она могла рассказать гораздо больше; да и к ней лично имелись достаточно жесткие вопросы – но сейчас ее показаний было достаточно.
– Подсудимый, вы продолжаете настаивать, что по воле народа разваливали единую страну и внедряли капитализм? – риторически спросила Прокурор.
Горби смолчал. А что ему оставалось? «Демократические перемены» действительно проводила лишь пленочка псевдоэлиты, с целью – всех ограбить. Народ категорически возражал. Но нет у него методов продавить свою волю.
Бунт, майдан? Он никогда не бывает стихийным, его организуют дельцы из той же «элиты». И от бунта народу всегда делается только хуже. Выборы? На них побеждает не лучший, а тот, у кого больше денег на саморекламу.
Как же быть? Как народу отстоять свою волю?
В капиталистическом, либерально-демократическом обществе (где «каждый за себя», «обогащайся любой ценой») – никак. В таком обществе всегда паханствуют самые богатые и наглые, плевать им на народ.
Благо народа может защищать только монархия – в высшем смысле слова. Когда Царь ответственен не перед законами (которые сам пишет), а перед людьми и перед Богом. Когда Царь правит по совести… Кажется сказочкой для малышей, но Россия жила так – при Рюриковичах и поздних Романовых; Сталину удалось это частично возродить.
Пока я размышлял, Прокурор заявила:
– А теперь мы хотели бы пригласить свидетеля Олейника.
Секретарь нажал особую кнопку.
Украинский поэт и политик Борис Олейник был когда-то народным депутатом СССР – и видел советский парламент изнутри. Появившись в зале, он повел себя адекватно: стал встревоженно озираться. Слава богу, хоть этот жив… А особых примет у него не было: пожилой, седой, плотный.
– Здравствуйте, Борис Ильич. Расскажите, пожалуйста, как развивалась демократия при Горбачеве.
Олейник увидел бывшего генсека, что-то в голове у него состыковалось, он сразу успокоился и заговорил:
– Здравствуйте, товарищи. Вы правы, мне есть что вам поведать… Венцом демократии считался Съезд народных депутатов – как назойливо подчеркивалось, «впервые избранных демократически». Итак, Съезд открылся. Несколько дней я как писатель утопал в роскоши познания. Какие там были типажи! Лица, повадки, амбиции, наигранные истерики, заготовленные экспромты, мысли демонстративно смелые, своеобразный викторианский речевой стиль на грани блатной фени… Одевались они нарочито небрежно, вплоть до маек с эмблемой «Мальборо». С начальством общались фамильярно: порой, переваливаясь через стол президиума – разрезом пиджака к залу, – для равновесия игриво отбрасывали ногу.
Горбачев перебил:
– Борис, ну ты сгущаешь краски. Были ж и серьезные депутаты – хотя бы ты сам!
Да, они не раз общались лично, так что генсек его запомнил.
– Упаси бог, сие не касается большинства нормальных депутатов, которые опасливо посматривали на упомянутое агрессивное меньшинство, – ответил свидетель. – Однако меньшинство это с первых минут ловко сбилось в стайку. Чувствовалось, что они прошли соответствующий тренинг: сразу оккупировали трибуну и микрофоны и, пользуясь неопытностью большинства, «повели» съезд. Давняя публика, еще Достоевский о них писал: «Во всякое переходное время подымается сволочь, безо всякой цели и мысли, а лишь выражая собою беспокойство и нетерпение. Но эта сволочь попадает под команду кучки „передовых“, которые действуют с определенной целью и направляют весь этот сор куда им угодно… Дряннейшие людишки получили вдруг перевес, громко критикуют все священное, а первейшие люди стали вдруг их слушать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать».
– Намекаете, что такой сор – это и есть лицо демократии? – оскорбленно как-то подскочил Адвокат.
– Боюсь, что так. По крайней мере, они активнее и заметнее прочих. Помните телетрансляции драк и скандалов? А может, и вообще демократии нет никакой, и за этой «кучкой передовых» прячется некто в сером, некто главный, который за все ниточки дергает… Не знаю.
Первым мое внимание привлек Анатолий Собчак, – продолжал поэт-свидетель. – Высокий, в элегантном костюме, аттестованный как «известнейший юрист», он перманентно маячил у микрофонов, подправляя и регламент, и самого председателя, не говоря уже о коллегах, по адресу которых отпускал колкие реплики.
– Хотите сказать, Собчак – сволочь без цели и мысли? – поинтересовались из зала.
Олейник возразил:
– О нет, он скорее «передовой». Острый на слово, ироничный, с хорошей реакцией, презрительно высокомерный к сирым – он многих тогда очаровал… Признаюсь, мне тоже всегда импонировала в людях этакая подкупающая нахрапистость: вот и знаешь, что врет в глаза, но с такой веселой самоуверенностью, что вызывает… симпатию.
– Считаете, Собчак врал? – уточнил Судья.
– А то ж! Виртуозно, красиво, безудержно. Анатолий Александрович абсолютно невозмутим, когда его «на миру» уличают в передергивании фактов, неточностях, а то и в прямом вранье. Похохатывает, руками разводит – мол, что поделаешь, быва-ат – и с такой же невозмутимостью готовится к очередному броску на микрофон. И знаете, кого он мне напоминал? Хлестакова! «С Пушкиным на дружеской ноге»…
Я удивился:
– Хлестакова? Неожиданно…
– Ну да, сходство неточное. Гоголевский-то герой симпатичен тем, что, отчаянно привирая, подсмеивается над властями. А Анатолий Александрович сам был властью. Избранник народа, доверенное лицо… Так что объегоривал он не власть, а народ.
– А конкретный пример вранья можете привести? – спросил Адвокат, надеясь свидетеля срезать.
Тот ответил сразу:
– Да хотя бы комиссия по расследованию тбилисской трагедии. Ведь возглавлял ее именно Собчак. Сколько он там наврал! – про лопатки, про газ, обвинил во всем армию, обелив боевиков Гамсахурдии как белокрылых ангелов… Именно тогда господин Собчак открыл дорогу режиму, который принес грузинскому народу страдания, многократно превышающие тбилисский инцидент.
– Персона Собчака нам не особо интересна, – пресек тему Судья. – Свидетель, вы можете что-то сообщить о личности и действиях Горбачева?
Олейник помолчал. Затем произнес медленно и тихо:
– Знаете, я вообще не уверен, что он – человек… Прокурор оторопела:
– Что вы имеете в виду?
Поэт молчал еще некоторое время – то ли ради эффектной паузы, то ли правда с духом собираясь. И пояснил:
– В феврале 1986-го к Земле приблизилась комета Галлея. Кометы всегда воспринимались как предзнаменование беды. И беда случилась: к нам пришел Горбачев – явление сверхчеловеческое, демоничное, инфернальное…
– Не собираюсь выслушивать эту чушь! – вмешался Адвокат. – Прежде всего: мой клиент уже год как был генсеком. Так что поздновато явилось это ваше «предзнаменование»!
– Первый год он, так сказать, раскачивался. Он еще не определился, – упрямо гнул Олейник. – В 86-м его сущность выявилась окончательно. И дальше с треском рушилось все, к чему он прикасался.
– Например? – выдавил Адвокат предельно язвительно.
Горбачев смотрел в сторону, будто речь шла не о нем.
– 25 июня 1985 года он посетил Киев. Наша прекрасная столица утопала в зеленой роскоши каштанов, благоухала и цвела. Генсек сказал: «Да, вы тут живете как на курорте!» Вы позавидовали нам, Михаил Сергеевич. И через десять месяцев, день в день, 26 апреля 1986-го, мир потрясла Чернобыльская катастрофа.
– Если вам так хочется пристегнуть комету, то она предвещала именно Чернобыль. А мой клиент ни при чем! – отрезал Адвокат.
– Я сам долго не хотел в это верить. Но смотрите дальше: 31 августа того же, 1986-го столкнулись пассажирский пароход «Адмирал Нахимов» и сухогруз «Петр Васев». Причин у аварии не было вовсе – ни шторма, ни тесноты, – но 423 человека поглотила бездушная вода. 4 июня 1989-го взорвался трубопровод в Башкирии, поблизости шли два пассажирских поезда. Люди спали, ели, беседовали, не ожидали ничего – и вдруг их разметало чудовищным взрывом. Погибло около шестисот человек.
– Совпадение, – вставил Адвокат.
