Ознакомительная версия.
Возьмите события с полонием. Будто перед нами сложная картина, а все элементы это – составные ее части. На первый взгляд ты можешь что-то не рассмотреть, не увидеть на втором плане или, слишком близко подойдя. А потом, внимательно рассмотрев со всех ракурсов, видишь, что это составные части одной картины. Фундаментальные моменты критики России – это несоблюдение прав человека, неуважение к ним внутри России: отсутствие свободы слова, что действительно, на мой взгляд, так, отсутствие полного спектра политических сил, ограничение свободы партий, демократия, дирижируемая из Кремля и т. д. Я не понимаю, почему нельзя действовать демократическими методами, не думать о развитии демократии? Понимаю прекрасно, что скорость нарастания и развития демократии никогда не будет одинаковой во всех странах. Отмечалось, что для становления демократии на Западе потребовалось 400–500 лет. Это было в средневековье с созданием городов. Западная Империя постепенно сама разрушилась с формированием феодальной системы. А где все это в России или на пространствах Азии? Здесь это происходило иначе, сама идея власти была другая. Идея самоопределения общин была другая, идея предпринимательства была другой – вся история была другой. Нельзя думать, что эти разные истории, течение процессов внутри стран не имели последствий внутри психологии, не сказались на форме организации общества. Поэтому естественно думать, что процесс пути и время создания демократии в России будут другими. Нельзя ожидать и настаивать, что ритмы, скорость, формы этих демократий будут одинаковы. Они будут различны. Кто-то в Европе считает, что принципы демократии универсальны. Но если ты говоришь, что эти принципы универсальны, второй шаг означает, что все люди должны быть одинаковы. Но сказать, что они универсальны, не значит, что они должны быть одинаковы. Могут быть универсальны, но не одинаковы. Каждый народ должен создать свою культуру демократии. Конечно, я могу критиковать и Россию, и Путина, потому что они делают вещи, которые я считаю недопустимыми. Но должен сесть с ними за стол и сказать: вот мы делаем так, а как вы делаете? Нельзя в одностороннем порядке просто читать лекцию, как делаешь ты и должен делать кто-то обязательно так, как ты.
Моральный авторитет имеет тот, кто не нарушает прав. Нельзя сказать, что только Россия нарушает демократию и правила. И Запад, и мы, европейцы, нарушаем постоянно. Единственный подход, чтобы договориться, а не ссориться, рассуждать наравне и каждую проблему ставить не как урок, а как диалог. Это можно делать без проблем. И уже делалось во время Хельсинского процесса. Когда во времена СССР Брежнев поехал в Хельсинки и подписал договор. С другой стороны, был Брандт. Это был откат Запада от демократии? Нет, это был шаг очень разумный, он способствовал укреплению развитию взаимоотношений, который улучшил положение Европы и России. Мы находимся в такой точке: если мы ошибаемся сейчас, то в итоге придем к конфронтации. И на этот раз это будет очень конкретный – уровень жизни людей, это состояние народов. И опасность будет высочайшая. Потому что мы находимся в состоянии, когда нет равновесия. Тогда мы находились в состоянии равновесия. Сейчас этого нет. Один самый сильный готов использовать это свое преимущество, поэтому опасность больше. Нельзя ошибаться сейчас, потому что через 5 лет будет уже поздно: мы будем находиться на таком витке конфронтации, когда ситуация быстро может стать неконтролируемой.
Политики есть разные. Есть два типа политиков. Это те, у кого высокий уровень понимания человека. Что такое идеология? Это ложное самосознание. Я считаю, что каждый раз, когда общество становится сильным, и ты хочешь считать, что оно – самое сильное, ты должен найти объяснение для твоего преимущества, правоты. Хорошо, ты самый сильный. Это идеология. Но тебе нужна хорошая аргументация. Это очень сложный процесс создания нового государства без войны и делегирования суверенитета. Европейские страны отказываются от суверенитета добровольно. Европа создавалась таким образом, что каждое государство считает: есть большие проблемы, которые мы не можем решать, мы поднимаем уровень, где эти проблемы решаются. И за это мы отдаем часть суверенитета. Это, конечно, рождает много проблем, демократических проблем, потому что непонятно, куда таким образом идет демократия. Но до сих пор этот процесс шел. Но начинаются проблемы по разным причинам, потому что стало очень комплексно, сложно, управлять никто не умеет сейчас, поэтому определенные сложности существуют. Тем не менее, процесс шел, и у руководителей создалось мнение «ах, как хорошо, как хороши мы, что такое сделали. Значит, сейчас у нас есть право всем остальным указывать». Начинается имперская амбиция управления другими. Это превращается в имперский, диктующий волю другим стиль. Мы находимся в этой ситуации.
До сих пор я критиковал Европу, а теперь посмотрим на процессы со стороны России. Я не вижу здесь, в России, достаточного понимания этих процессов. Я рассматриваю эти процессы, ставя себя между двумя этими соперничающими структурами: Россией и Европой. Потому что я нахожусь в центре, потому что могу объективно находится в центре, равно удаленно от обеих сторон. Но если я начинаю двигаться со стороны России, то не вижу достаточного понимания этого процесса. И все эти годы тоже понятны. Но понятны – не означает хороши. Все эти годы Россия занималась только собой. Она решала внутренние проблемы, изнутри она пыталась преодолеть внутренний кризис. И не видела, что для этого процесса нужны обоюдные действия. Если смотреть со стороны Европы, то видно, что Россия остается, как она была. Нет попыток идти навстречу, нет попыток успокаивать. Надо учитывать, что Россию многие боятся. По историческим причинам. Особенно боятся в Восточной Европе – бывшие сателлиты. У всех такая истерика: «Россия нам угрожала и угрожает». И здесь американцы играют великолепно: они показывают себя как защитниками этих стран.
Расширение НАТО какой смысл имеет? Что давала Америка Польше, Венгрии, Словакии, Болгарии, Румынии? «Мы вас защитим. Никто, даже Германия, Франция вас не защитят». Получается сложная картина. И здесь Россия сама должна сделать очень значительные шаги самостоятельно, чтобы успокаивать, показать, что от нее никакая угроза не исходит. Чтобы избежать опасность конфронтации, нужно сейчас, чтобы Россия и наиболее разумная часть Европы, которая понимает опасность, вместе работали за создание совместной почвы для взаимопонимания. Это политика. Здесь нет ничего неизбежного: думаешь, работаешь над этим – и получится. Не думаешь, не работаешь – ничего не будет.
Но я вижу обратный процесс: есть силы, работающие на разрушение. Сознательно, организовано, систематично. Те круги, которые хотят опять вернуться к конфронтации, работают. Я вижу два вектора: один не движется, а другой очень сильно движется. Поэтому процесс меня беспокоит. Если будет продолжаться таким образом, то это будет не в пользу России и не в пользу Европы – начнется новая конфронтация.
Депутат Европарламента, известный итальянский публицист Джульетто Кьеза был участником встречи членов дискуссионного клуба «Валдай» с руководителями нашей страны.
Хочу подвести итог впечатлениям, полученным в ходе прямого контакта с двумя «первыми номерами» русской политики, длившегося в общей сложности пять часов. Это общение проходило в рамках дружеской встречи членов дискуссионного клуба «Валдай» с первыми лицами руководства России. На встречу было приглашено и около 30 западных экспертов, среди которых был я.
Сначала три часа нам довелось общаться с председателем правительства Владимиром Путиным в Сочи; день спустя (11–12 сентября), более двух часов с президентом Дмитрием Медведевым.
Многие из присутствовавших на встрече попытались найти ответ на вопрос: кто командует в Москве? Если исходить из первоначального впечатления, мне кажется, что ответ можно найти в дате, которую оба главные действующие лица, без какого-либо страха или опасения, в быстрой последовательности друг за другом предложили тем же самым собеседникам.
Никто из них двоих не уклонился ни от одного вопроса. И если бы речь шла явно о дискуссии «при закрытых дверях», когда прямое цитирование было исключено, это было бы не так показательно, однако точный перевод ответов и вопросов предавался гласности почти что незамедлительно. При этом между ними противоречия не проявились, так же, как и отличия.
На мой взгляд, существует очень прочное двоевластие, основанное на согласии «длинного дыхания», с довольно четким разделением задач.
Стилистика и опыт у этих людей различные, но общей тональности они не изменили. Разве только, если позволено будет заметить, что глава правительства, которого охарактеризовали как человека холодного, оказался человеком даже более страстным, чем президент. Главу правительства можно было бы определить сейчас «стальной улыбкой», учитывая жесткую сухость его заявлений.
Ознакомительная версия.
