Таким образом, для снятия Корка с командования МВО были веские основания и военно-профессионального характера. Для этого совсем не обязательна была компрометация его какими-либо политическими «конспирациями». Эти факторы, видимо, были уже «притянуты» постфактум, когда уже развернулось «генеральское дело», а сам Корк оказался в числе первых по нему арестованных высших командиров. Следует добавить, что, несмотря на смещение с должности командующего МВО в сентябре 1935 г., Сталин все-таки согласился с присвоением Корку одного из высших персональных званий «командарма 2 ранга» в ноябре 1935 г. Это был несомненный признак его личного благоволения Корку.
Итак, все-таки не с «Клубка» стало «раскручиваться» дело о «военном заговоре». Я не стал задерживать внимание на загадочных самоубийствах и внезапных смертях не только М. Томского — он объяснил свой поступок в оставленном им предсмертном письме, из текста и контекста которого вовсе не следовала его связь с «Клубком». Остаются, на мой взгляд, загадочными внезапные смерти высокопоставленных офицеров Красной Армии в апреле — августе 1936 г. — высших авиационных командиров, известного летчика И.У. Павлова, заместителя командующего ВВС РККА А.К. Наумова, а также бывшего начальника штаба МВО ВА. Степанова, странным образом попавшего под трамвай как раз после ареста В.К. Путны, его бывшего начальника по 27-й стрелковой дивизии, и ряда других, менее известных и менее заметных военных. Возможно, эти события как-то связаны с «Клубком», но пока эта связь держится лишь на догадках и предположениях. Вопрос этот нуждается в тщательном прояснении. Быть может, мне удастся вернуться к этим вопросам в другой моей книге. Однако на сегодняшний день ясно одно: именно «большая чистка» в Красной Армии и являлась важнейшим фактором в полосе «массовых репрессий» второй половины 30-х гг. Вопрос, меня интересующий, заключается в том, что же вызвало это дело о «военном заговоре».
Плоды и противоречия ускоренной модернизации России
Если отвлечься от конъюнктурных политических, идеологических, персональных симпатий и антипатий, что сделать в полной мере чрезвычайно трудно и вряд ли возможно, и взглянуть на судьбу России (как бы она ни называлась, располагаясь на политической карте) в XX в., то перед нами обозначится грандиозная драма, переходящая в несравнимую ни с чем трагедию страны, народа и цивилизации.
Огромная евразийская империя, засомневавшаяся в своей непоколебимости в ходе Крымской войны 1853–1856 гг., стала явственно ощущать первые тревожные потрясения в начале XX в. и рухнула в 1917 г. Возможное ее крушение не исключалось задолго до катастрофы. Ни одна из элит России тогда не мыслила иного вектора ее будущего, кроме «имперского».
Перед натиском разного рода цивилизационных проблем — социально-экономических, политических, культурных и социокультурных, — надвинувшихся на Россию на рубеже XIX–XX вв., со всей очевидностью проявились ее уязвимые, слабые стороны: огромнейшая территория, малочисленное население, в большинстве своем элементарно неграмотное, неосвоенные три четверти ее имперского пространства и претензии на эти пространства соседей со всех сторон, кроме, может быть, и пока со стороны «студеного моря» — Ледовитого океана. Нужно было разрешить острейшую и противоречивую национально-государственную проблему — провести всероссийскую модернизацию и сохранить Россию и не только как пространство. Именно на этом направлении будущего России мыслилось обретение, наконец, давно ожидаемой социальной гармонии, материального достатка и духовной полноты всей страны, всего населения и каждого ее жителя в отдельности. Потом Н.А. Бердяев назовет это «русским коммунизмом». Быть может, именно в этом словосочетании выразилась так называемая «национальная идея», веками зревшая в недрах России, в сознании и подсознании ее народа и, наконец, реализовавшаяся в своих грандиозных и чудовищных масштабах, конечно же, претендовавших на «всемирность». Быть может, у каждого великого, так называемого «исторического народа» в разные времена зарождается подобная же грандиозная «всемирная идея», казалось бы, сулящая «всемирное спасение» в создании подобия «царства Божия на земле», в котором наконец-то и свершится таинство справедливости для всех и каждого. «Свобода, Равенство и Братство», начертанное на скрижалях Просвещения, размноженное на знаменах Великой Французской революции, обернулось равенством обезглавленных на гильотине, их братством в могиле и свободой героической и негероической гибели на полях кровопролитных сражений нескончаемых наполеоновских войн.
Но вернемся в Россию. Обновление ее в индустриально модернизированной «империи счастья», при любых подходах к решению этой проблемы, рано или поздно, так или иначе, должно было свестись прежде всего к неизбежной зависимости России от международной конъюнктуры, главным образом к радикальной модернизации ее оборонной системы. Именно этот фундаментальный фактор был заложен в основание Российской империи, под каким бы названием она ни существовала в прошлом и в будущем. Это — судьба России, если мыслить Россию традиционно-исторически. Эта историческая аксиома заложена и в основу материала и размышлений настоящей книги.
Проблема модернизации России со всей остротой обозначилась еще на рубеже XIX–XX вв. От ее решения зависели место и роль России в распределении и присвоении необходимой для ее населения доли мировых ценностей, создаваемых в условиях «индустриального общества».
Основополагающая ее предпосылка вырастала из исторически сложившейся диспропорции между огромной территорией и малой численностью населения, неравномерным его распределением. Это обстоятельство обуславливало опережающие темпы политической интеграции России и запаздывающий характер экономического освоения ее территории. Поэтому вопросы обороны государственного пространства России, имея первостепенную значимость, всегда диктовали создание политической системы, наиболее целесообразной в обслуживании обороны.
Оборонные проблемы России, обозначившиеся еще итогами Крымской войны, обострились во второй половине XIX в. Реализуя свои геополитические интересы в Иране и Средней Азии, Россия натолкнулась на экспансию Великобритании. Геополитическая напряженность между ними в этих регионах, «приглушенная» накануне и в ходе Первой мировой войны, возросла после 1917 г. Русско-японская война выявила угрозу российским территориям на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе. Брестский и Рижский мирные договоры (с Германией и Польшей) свидетельствовали о претензиях Центральной Европы (Германии и Польши) на ее западные и южные территории. Таким образом, поражение России в Русско-японской, Первой мировой войнах обнаружило несостоятельность ее вооруженных сил и обслуживающего их государственного механизма. Неудача «революционной наступательной» советско-польской войны 1920 г. показала необоснованность надежд на перераспределение мировых ценностей посредством «мировой социалистической революции» и снятия, таким образом, проблемы «национальной обороны». Оборонные проблемы и необходимость для их решения эффективного политического и социально-экономического механизма, в силу отмеченных выше обстоятельств, значительно осложнились. Они оказались в зависимости от темпов демографического и социально-экономического освоения азиатской части России-СССР и требовали создания там новой индустриально-промышленной базы.
С 1921 г., т. е. с окончания основных боевых действий на европейской части Советской России, проблему индустриализации приходилось решать:
— при меньшей численности населения;
— в ухудшенной геополитической ситуации;
— при сокращении достаточного числа квалифицированных специалистов;
— в условиях финансово-экономической бедности;
— при отсутствии боеспособной, технически оснащенной армии.
Для модернизации, таким образом, необходимо было:
— обеспечить демографический рост;
— создать собственную индустриальную базу машиностроения (в том числе транспортного и сельскохозяйственного);
— развить транспортную сеть и систему связи;
— повысить эффективность сельского хозяйства и, освобождая от избыточного населения, повысить его товарность за счет механизации и укрупнения хозяйств;
— демографически и социально-экономически освоить азиатскую Россию, создав индустриально-промышленную базу в Сибири и на Дальнем Востоке;
— организовать новую, технически оснащенную оборонную систему.
Для решения указанных задач необходимо было изыскать огромные финансовые средства.
До 1917 г. модернизация осуществлялась преимущественно на основе привлечения иностранного и вообще частного капитала благодаря проведенной С.Ю. Витте финансовой реформы и относительной стабильности самодержавной власти русского царя. Хотя государство влияло на распределение капиталовложений, однако контролировало их использование лишь отчасти, главным образом в оборонной сфере (преимущественно в строительстве флота) и в железнодорожном строительстве. В этот период индустриализация и модернизация сельского хозяйства (реформа П.А. Столыпина) проходили в относительно «мягких» эволюционных формах, рассчитанных на длительное время, но достигли заметных успехов. Однако в таком подходе к решению проблемы модернизации крылась и определенная опасность, в ходе Первой мировой войны ставшая решающей предпосылкой крушения Российской империи. Оказавшаяся в финансовой зависимости от стран Антанты, в значительной мере благодаря этому обстоятельству втянутая в войну, не будучи в полной мере к ней готовой, к 1917 г. Россия исчерпала свои политические и социально-экономические возможности.
