Все эти аргументы не слишком убеждали Лондон. Страх потерять Индию затмевал любые доводы. Конечно, в английской элите были и те, кто признавал обоснованность российской позиции, но их голос тонул в криках «ястребов».
Антирусская партия в руководстве Британией восприняла как вызов договор Петербурга с Бухарой, заключенный в 1868 году. В тексте говорилось о равноправии сторон, однако ханство явно становилось вассалом. Англичане бросились подстрекать народы Средней Азии к созданию антироссийской коалиции. В этом они не преуспели, и в конце концов обе великие державы сели за стол переговоров. Две империи расширялись, причем их армии шли навстречу друг другу. Еще немного, и у нас с британцами должна была появиться общая граница. Новой войны не хотели ни в Лондоне, ни в Петербурге, и у Горчакова возникла идея сделать Афганистан буферной зоной. Английские дипломаты с этим соглашались, однако понятие «Афганистан» трактовали весьма своеобразно. Они предложили включить в буферную зону еще Хивинское, Кокандское и Бухарское ханства[99].
Россию такой оборот совершенно не устраивал, переговоры забуксовали, а в 1869 году и вовсе прекратились. Единственным результатом дипломатических дискуссий стало обоюдное согласие все же зафиксировать точные границы, но когда это будет сделано, не конкретизировалось.
Снять напряженность в отношениях с Британией не удалось. Новая война с Англией могла стать реальностью, а как мы помним, по итогам Крымской войны Россия обязалась не держать полноценного черноморского флота. И вот в 1870 году Александр II решил, что пришло время аннулировать Парижский трактат. Горчаков открыто провозгласил, что Россия более не собирается ограничивать численность военных кораблей на Черном море.
Примерно в это же время царь задумал ударить по Хивинскому ханству. Поскольку предстояли полномасштабные боевые действия, военные приготовления не ускользнули от зорких глаз английской агентуры. Из Лондона в Петербург полетели запросы относительно намерений России. В свою очередь, наши дипломаты стремились усыпить бдительность британских коллег, всячески отнекивались и отделывались расплывчатыми ответами. Вопрос с уточнением афганской границы также оставался на повестке дня. Обе стороны отчаянно торговались и только в 1873 году смогли достичь компромисса. Англичане дали понять, что не окажут военной помощи Хивинскому ханству, а русские согласились признать суверенитет Афганистана над спорной территорией Бадахшана и Вахана.
История независимости Хивы подходила к концу, а ее правитель, хан Мухамед-Рахим, и в ус не дул. Россию он не боялся, поскольку считал пустыню непроходимой для русской армии. Генерал-губернатор Туркестана Кауфман направил Мухамед-Рахиму письмо, в котором сообщал, что намерен покончить с разбойными нападениями на русские караваны. Для этого наши готовили поход за реку Сырдарья, где и гнездились ухари.
Хан высокомерно отказался вступать в переписку с генерал-губернатором и поручил подготовить ответ своим подчиненным. В своем письме хивинцы заявили, что Россия нарушает договор о границах. Мол, территории, где укрываются разбойники, подвластны хану. Кауфман навел справки и выяснил, что никаких соглашений на этот счет не существовало.
Казалось бы, успехи русских против Бухары и Коканда должны были отрезвить Мухамед-Рахима, однако он исходил из собственного оригинального взгляда на геополитику: извечные противники Хивы — Бухара и Коканд ослабли, а Россия — далеко.
Хивинская элита считала, что русская армия пойдет на них с востока, через непроходимые пески и, не солоно хлебавши, отступит. В 1839 году именно так и произошло: русский отряд, вышедший из Оренбурга, не достиг своей цели и после тяжелого похода возвратился. Однако в Петербурге учли печальный опыт и уже знали, сколь опасен такой маршрут. Поэтому в 1869 году русские высадили десант на восточном побережье Каспия и построили там укрепление Красноводск (ныне — Туркменбаши). Благодаря этому порту Россия получила возможность быстро перебрасывать войска с Кавказа на противоположный берег Каспийского моря.
Когда сведения о русском десанте на Каспии достигли Хивы, хан начал действовать. Хивинцы заваливали и отравляли колодцы на пути возможного движения нашего отряда. Возводились укрепления, местному населению предоставляли налоговые льготы, чтобы перетянуть их на свою сторону, и сверх того — обмелили проток Аму-Дарьи Талдык[100], чтобы осложнить судоходство.
Переполошилась не только Хива, но и Лондон, и даже Калькутта — столица британской Индии. Англичане, как опытные шахматисты, тут же представили себе многоходовую комбинацию: русские построили Красноводск, значит, возьмут Хиву, а там рукой подать и до афганского Герата, то есть ключа к Индии.
Обязательство России уважать суверенитет Афганистана на время успокоило Лондон, и британские стратеги Хивой пожертвовали, как пешкой. А вот хан, перепугавшийся было в 1869 году, вновь ободрился: русские, оказывается, высадили небольшой отряд в Красноводске, а вовсе не огромную армию; время идет, Россия на Хиву не нападает; значит, ханство неуязвимо. Так думали в Хиве и сильно ошибались.
Кауфман написал хану очередное письмо, где предлагал мир на следующих условиях: Хива освобождает захваченных русских подданных, предоставляет нашим купцам те же права, какими пользуют хивинцы в России, и прекращает покровительствовать антироссийским мятежникам. Через некоторое время пришел высокомерный ответ: «Наш государь желает, чтобы Белый Царь, по примеру предков, не увлекался обширностью своей империи».[101]
Вот так хан упустил последний шанс избежать войны с Российской империей. Петербургу надоели бесконечные препирательства, и Кауфман получил приказ взяться за оружие. Генерал-губернатор основательно подошел к походу. Проводили рекогносцировку местности, составлялись четкие инструкции для командиров отрядов, закупались верблюды и все необходимое для снабжения. Интересно, что наступление на Хивинское ханство производилось сразу с нескольких сторон, и колонна Николая Александровича Веревкина опередила остальных. Кстати, Веревкин был одним из тех, кто в сражении при Черной речке времен Крымской войны вел себя столь храбро, что получил тогда в награду Золотую саблю.
28 мая 1873 года части Веревкина вышли к Хиве. Гарнизон встретил русских канонадой из орудий. Наш командир получил тяжелое ранение в лицо, и руководство атакой перешло к начальнику штаба полковнику Саранчеву. Первый натиск русских хивинцы отбили, но затем согласились на переговоры. Впоследствии историки гадали, что это было: штурм или рекогносцировка боем?
Тем временем к месту сбора всех русских колонн подходил отряд самого Кауфмана. Когда он стоял в 20 км от Хивы, туда прибыл двоюродный брат хана Инак-Иртазали, который привез сообщение о капитуляции Хивы. Оказывается, хана уже свергли, в городе новая власть, а у стен стоит Михаил Дмитриевич Скобелев, который явно готовится взять Хиву. Кауфман срочно отправил ему записку: «Стоять на месте и не лезть вперед»[102]. В свою очередь, Скобелев запросил у командования ракеты, так сказать, на всякий случай. Когда взвод ракетных станков прибыл, Скобелев вошел в город, игнорируя приказ. А тут еще и сам Веревкин открыл боевые действия, что совсем уж поразило Кауфмана! Разыгрывалась настоящая комедия: штурм Хивы, которую никто не защищает. В дореволюционной историографии случившееся назвали «опереткой».
29 мая 1873 года все было кончено, Хива официально сдалась, а Кауфман провел расследование странного поведения своих подчиненных. Кто был инициатором «оперетки», выяснить не удалось, но подозревали Скобелева, известного своей жаждой наград и славных побед.
Итогом хивинского похода 1873 года стал договор, по которому ханство превращалось в русский протекторат. В администрацию города вошли представители России. Рабство, царившее в Хиве, отменялось, свергнутого хана восстановили на престоле, но ограничили его власть.
Два русских героя и один английский агент
В 1875 году в Коканде случился заговор против хана Худояра. Наследник престола Сеид-Наср-Эддин (Нассыр-Эдин) свергал своего отца. Его поддерживали антироссийски настроенные представители мусульманского духовенства и ряд крупных чиновников. В подчинении Сеида находился гарнизон Андижана (5 тысяч человек), и, кроме того, к нему примкнули подразделения высокопоставленного сановника Абдурахмана, то есть еще 4 тысячи человек. Города Ош, Наманган и Асаке тоже присоединились к мятежу[103]. Вскоре хана предал его родной брат (правитель Маргелана) и еще один ханский сын: Мухамед-Алим-Бек — командир отряда пехоты. Худояр попытался дать бой, но армия окончательно его покинула, и с ним осталась лишь несколько сот приближенных.
