Ознакомительная версия.
Никто из них себя героем не выпячивал.
Я это к чему все говорю?
А к тому, что десять лет сами по себе испытание. Да.
Но через него прошли десятки тысяч, а может быть, сотни тысяч наших дорогих сограждан.
У креативного класса принято свысока относиться к так называемым уголовникам, но отрицать то, что они по большей части мужественно переносят свои (по большей части заслуженные) страдания, не следует.
Таким образом, десятки тысяч отсидели свои «срока огромные».
Ну, и Ходорковский отсидел.
А что ему еще оставалось делать? Это он для «креативного класса», для городской интеллигенции герой, чтоб стать героем для народа, этого мало.
Что ему оставалось делать? В любом случае?
Он что, в ногах валяться мог у персонала лагеря или тюрьмы, но не стал?
Да валяться не мог, его бы положение не улучшилось. Ему бы персонал помочь не смог, судил его суд, а не конвойные.
Если б валялся, подняли бы и сказали: «Ты че, придурок? А ну стой!»
Теперь Ходорковский вышел. И сразу эмигрировал, улетел в Берлин, будем называть вещи своими именами. Эмигрировал, как Каспаров, как Гуриев.
Сказал уже в Берлине, что политикой заниматься не будет. Бизнесом заниматься не будет.
Вот сейчас испросил себе визу в Швейцарию.
Не сравнивайте Михаила Борисовича с Манделой только!
В феврале 1985 года (к тому моменту Мандела сидел уже 21 год! И как сидел тяжело, в одиночке, имел право только на одно письмо и один визит в шесть месяцев!) тогдашний президент ЮАР Питер Бота предложил Манделе освобождение в обмен на «безоговорочный отказ от применения насилия в качестве политического оружия».
Вот что ответил Мандела:
«Какую еще свободу мне предлагают, когда народная организация остается запрещенной? (Имелся в виду Африканский национальный конгресс.)
Только свободные люди могут вступить в переговоры.
Узник не может заключать договоры».
И он остался в тюрьме. Однако уже в 1994 стал президентом Южной Африки.
Дорога страданий и боли оказалась для Манделы длиной в 27 лет.
Он ее прошел всю. Ну конечно, он был военный руководитель Африканского национального конгресса, а Ходорковский – бизнесмен-ангел.
Понятно.
«Креативному классу», ультралибералам очень хочется иметь своих героев. Понятное желание.
Но все время попадают пальцем в небо. То мошенника Навального объявили героем, то смердящих девок на руках носили и носят, Михаил Борисович много лучше будет и девок и Навального, но он же из Берлина в Швейцарию поехал…
25 декабря 2013 г.
У Ильи Фарбера странный, несовременный, такой балетный облик.
Как будто он персонаж балета «Корсар» или герой фильма «Фанфан-Тюльпан», был такой фильм, Фанфана играл Жерар Филипп.
Виной, видимо, длинные волосы Фарбера, собранные в пучок, и эта его рубашка без воротника, как будто позаимствованная из театрального гардероба. Вполне вероятно, что из реального театрального гардероба и позаимствовал. Он же был не только сельский учитель до ареста, но и по совместительству директор Дома культуры в селе Мошенки.
Судя по внешнему виду, Фарбер – большой чудак. В России вообще после советской власти появилось немало чудаков.
Кто мы такие с вами, чтобы рассуждать о его виновности или невинности? Не станем рассуждать.
Сегодня утром он вышел на свободу.
И это хорошо. Всегда хорошо, когда человек освобождается.
Фарбер вышел на свободу и сообщил журналистам, что намерен заниматься правозащитной деятельностью.
«Я думаю, что сегодня одним человеком, который будет заботиться о заключенных, стало больше», – сообщил Фарбер. При этом он добавил, что будет заниматься и сотрудниками ФСИН, у которых «много проблем». И вот это уже менее понятно, ну да ладно.
Действительно, еще одним стало больше.
Потому что до этого помилованный и освобожденный Ходорковский заявил, что будет заниматься правозащитной деятельностью. Как только прилетел в Берлин, так и заявил.
А вслед за Ходорковским освобожденные по амнистии «участницы Pussy Riot», как их неуклюже называют СМИ, заявили, что станут правозащитницами. И уже предложили Ходорковскому заниматься правозащитой вместе.
Да и кое-кто из пяти уже освобожденных по амнистии подсудимых «болотного дела» также заикнулся о своих правозащитных планах.
Был такой рассказ, по-моему, Фолкнера – «Полным-полно шведов». Вот и у нас заявлено полным-полно правозащитников. Даже чересчур как-то получается.
Комично выглядит заголовок: «Фарбер не исключает сотрудничества с Pussy Riot».
Придирчивый и насмешливый какой-нибудь язвительный блогер мог бы размазать эту тему, воскликнуть для начала: «Это чем же они станут вместе заниматься?!»
И то верно, чудак Фарбер, две чудные девушки не самых строгих правил в отличие от пушкинского дяди Евгения Онегина – хотел бы я видеть тех зэков, за которых эти персонажи будут вступаться и которых защищать… Не всякий заключенный согласится.
Ходорковский в роли правозащитника еще куда ни шло…
Если вдуматься поглубже – а почему они все намылились в правозащитники, почему?
Казалось бы, хочешь изменить страну, общество, государство – иди в политики, стань активистом уже существующей политической партии или же, что еще достойнее, создай новую свежую политическую оппозиционную партию. И давай проходи через все трудности, суровые случайности политической борьбы.
Тут появляется, брезжит в некотором отдалении довольно стыдная разгадка этой страсти к профессии правозащитника, и это трусость.
Работать над созданием партии, работать в партии, подвергаться давлению со стороны власти, а как же без этого, возможно, еще раз попасть в тюрьму – тяжело, опасно, страшновато.
Политической деятельностью заниматься боязно.
Давайте, однако, называть вещи своими именами. Им страшно идти в политику, вот дальнейшей жизненной целью и заявляется правозащита. (Да еще подождем, будет ли и она!)
Ведь Ходорковский отказался быть героем. Десять лет отсидки создали ему такой пьедестал для его статуи героя либералов, о котором только мечтать можно. Пусть он этого пьедестала не добивался, но ведь такой пьедестал был возведен, и Ходорковский трусливо отказался стать на него.
Манделе предложили выйти из тюрьмы после 22 лет отсидки, Мандела не вышел, отказался, потому что взамен требовали отречения.
Мандела, конечно, один такой попадается.
Наши герои средств массовой информации предпочитают застолбить за собой тепленькие непыльные правозащитные обязанности. Домики депутатов за границей выслеживают, диссертации на предмет заимствования проверяют, то есть осуществляют непыльный гражданский контроль.
России не нужны правозащитники в таком количестве. Ей нужны храбрые оппозиционные политики.
Но на эту опасную вакансию очереди не наблюдается.
10 января 2014 г.
Украiна, мати моя, вся краса чудова твоя…
До августа 2007 года существовал черный список русских политиков, которым был запрещен въезд в Украину.
В том списке на одном из почетных мест, рядом с Лужковым и Жириновским, красовалась и моя фамилия. Я свое место в списке, поверьте, ой как заслужил – думаю, больше, чем Лужков и Жириновский. Уже в 1994-м Служба безпеки Украины (эквивалент нашего ФСБ) депортировала меня из Севастополя.
А в 1999-м мои товарищи, пятнадцать человек, захватили башню Клуба моряков в Севастополе под баннером «Севастополь – русский город!».
В 2007-м СБ список ликвидировала, и я успел съездить вначале на 86-й день рождения матери в Харьков, а в марте 2008-го уже приехал похоронить ее.
Там у меня прах и отца и матери.
Так что я смотрю на происходящее ТАМ влажными глазами. Украина мне не чужая и не далекая страна. Я и язык знаю, и литературу, от Тараса Шевченко до Павла Тычины.
То, что я видел вчера в Интернете, меня, впрочем, не удивляет. Я всегда четко знал, что Украин две, а не одна. И вот вчера они схлестнулись, не в первый раз, но в первый раз так открыто. Уже не соблюдая никаких приличий.
Я жил до 23 лет в Украинской Советской Социалистической Республике, на Левобережной Украине, в двухмиллионном русском Харькове, где можно было сутками проходить по улицам и не услышать украинскую речь.
Харьковские заводы были такими огромными, что трамвай шел вдоль забора какого-нибудь ХТЗ, Харьковского тракторного, чуть ли не полчаса.
Я работал на харьковском «Серпе и молоте», и его проходные отстояли друг от друга на три трамвайные остановки.
И была другая Украина, лесистая, гористая, чужая, сельскохозяйственная. И опасная. Там в схронах скрывались говорящие по-русски с акцентом вооруженные люди.
Время от времени кто-то из отцовских друзей, молодых офицеров, товарищей по училищу или сослуживцев, прибывал с той Украины в гробу, и война там не закончилась вплоть до 1960-х годов.
Левобережная Украина, то есть земли по левому берегу Днепра, Крым, Одесская область, Херсонская ничего общего с западными областями не имеют, ну совсем ничего, разве что в селах на левом берегу говорят на таком «суржике», напоминающем украинский язык. Но еще больше напоминающем русский язык.
Ознакомительная версия.
