близких России в культурном отношении Белоруссии и на Украине, и особенно на Кавказе и в Среднеазиатских республиках.
Распад заморских империй Великобритании и Франции не означал гибели ни Великобритании, ни Франции. Распад же территориально единой Великоросской империи будет угрожать самой России, учитывая отсутствие естественных границ. Трудности, с которыми Франция столкнулась в Алжире, покажутся ничтожными по сравнению с теми, что возникнут на окраинах чисто русских земель. Любая попытка отделения республик по национальным границам вызовет хаос и кровопролитие. Возможность такого исхода заставляет практически каждого русского инстинктивно противиться любому существенному ослаблению центральной власти Москвы. Инстинкт самосохранения дает необычную устойчивость автократической, высокоцентрализованной имперской системе в Советском Союзе. Он нейтрализует своего рода внутреннюю неуверенность и имперскую усталость, побудившую англичан и французов примириться с распадом своих империй. Но он также увековечивает неэффективную, расточительную и социально бесполезную систему диктатуры.
Второй причиной, усиливающей стремление великороссов к сохранению централизованной – пусть и неэффективной – системы, является прогрессирующая милитаризация Советского государства и общества. По мере того как идеология приходит в упадок, военные организации с их традиционным русским национализмом становятся важнейшим средством предотвращения политического распада страны. Поскольку военная мощь служит главным инструментом обеспечения претензий СССР на статус мировой державы, военная элита находится в более благоприятном положении, выражая свои пожелания в пользу централизованного государства. Только такое государство может обеспечить нужды военных и оправдать их огромные расходы.
Эти расходы губительны для социальной сферы, особенно если они поддерживаются на таком высоком уровне, как это было в последние два десятилетия. Для все еще переживающего лишения и относительно отсталого общества ежегодные военные расходы, поглощающие приблизительно у 15 % совокупного общественного продукта, являются огромным бременем. Более того, советские расчеты затрат базируются на произвольно установленной ценовой структуре, в которой военному сектору отдается такое большое предпочтение, что фактические общественные затраты на военные нужды могут оказаться значительно выше. (Поскольку доля совокупного общественного продукта Советского Союза, идущего на военные нужды, более чем в два раза выше, нежели в США, и этот продукт в СССР составляет немного более половины американского ВНП, бремя военных расходов, лежащее на советских гражданах, примерно в четыре раза тяжелее, чем для значительно более богатых американцев.)
Особое предпочтение, которое отдается военной мощи, не просто усиливает централизм. Это также приводит к повышению в общенациональных масштабах внимания к военной подготовке и идеологической обработке в военном духе. Это разлагающая тенденция. Как писал Арнольд Тойнби в своем «Исследовании истории» (1947), «милитаризм… является, несомненно самой распространенной причиной упадка цивилизаций в последние четыре или пять тысячелетий, и вплоть до настоящего времени история зарегистрировала около двадцати таких крушений. Милитаризм разрушает цивилизацию, заставляя государства, в которых он получил развитие, сталкиваться друг с другом в братоубийственных войнах. В этом самоубийственном процессе сама социальная структура становится пищей для ненасытного всепожирающего молоха».
Третьим фактором, обусловливающим непрекращающиеся экономические трудности, является сама традиция коммунизма. С течением времени эта традиция превратилась в систему законных интересов, зависящих от централизованной и бюрократизированной системы. Конечно, если бы Советский Союз не был бы коммунистическим, вполне вероятно, что социально-экономическое развитие страны было бы более динамичным, более сбалансированным и больше соответствовало бы интересам народа. Сравнительные исследования развития, включая рассмотрение темпов экономического роста в России до большевистской революции, определенно указывают на это. Именно сталинская коллективизация разрушила советское сельское хозяйство. Именно ленинско-сталинская концепция диктатуры пролетариата привела к массовым убийствам наиболее трудоспособных советских граждан. И именно ленинско-сталинское наследие продолжает сдерживать созидательные силы в Советском Союзе в настоящее время.
Кроме того, в долгосрочном плане только общественное творчество определит исход американо-советского соперничества, если, конечно, военные средства не сыграют исторически решающую роль. Научные и технологические возможности двух систем, включая и военную мощь, основываются на творческом новаторстве. Оно же в свою очередь определяется скорее не индивидуальными способностями, а социальной и политической организацией. Обе страны имеют значительное число способных людей. Важно то, как они используются. Как это ни парадоксально, но для Америки коммунизм в России стал историческим благом, поскольку он сковал чрезвычайно одаренный и терпеливый русский народ в системе, которая подавляет, бессмысленно растрачивает и приносит в жертву его огромный потенциал.
Мировая держава нового типа
Таким образом, коммунистическое правление превратило Советский Союз в мировую державу нового типа: ее мощь имеет одномерный характер. В результате Советский Союз совершенно не в состоянии обеспечить себе мировое господство. Он не является ни реальным экономическим конкурентом США, ни даже, как это было ранее, интересным идеологическим экспериментом глобального масштаба. Это обстоятельство решающим образом ограничивает возможности Советского Союза действовать в манере, присущей мировым державам или тем, кто претендует на этот статус.
Традиционно как крупнейшая мировая военная держава, так и ее ближайший соперник обладали сравнимыми политическими и социально-экономическими системами, располагающими возможностями для поддержания длительного всеобъемлющего превосходства. Со времен позднего средневековья важнейшим инструментом применения военной силы в мировом масштабе была военно-морская мощь. В той степени, в какой такое глобальное применение было возможно во времена медленных средств доставки и вооружений ограниченной мощи, в широком смысле государствами, осуществлявшими его, и их важнейшими соперниками были: Испания и Португалия в течение большей части XVI века; Нидерланды и Франция в течение XVII века; Великобритания, затем Франция и позднее Германия в течение XVIII, XIX веков и части XX века и, наконец, Соединенные Штаты и Советский Союз в течение второй половины XX века. Во всех случаях, за исключением самого последнего, соревнование между державами проходило на сравнимом уровне развития. Соперник был вполне в состоянии подкрепить военный вызов торговым и политическим лидерством, он мог стать лидером равно во всех областях. Советский Союз бросает вызов только в военной сфере.
Картина для Москвы становится еще более удручающей, если показатели Советского Союза и стран его блока сравнить с показателями Соединенных Штатов и их основных друзей. Ни СССР, ни страны социалистического блока не приближаются к социально-экономическим возможностям даже США, а вкупе с другими индустриальными демократическими странами этот разрыв еще больше увеличивается. Практически по каждому показателю социально-экономического развития, который может быть выражен количественно, страны советского блока в абсолютных цифрах просто карлики; это отставание возрастает еще больше, когда дело доходит до качественных аспектов, связанных с внедрением различных новшеств.
Совокупный ВНП Соединенных Штатов, стран ЕЭС и Японии составлял в 1983 г. приблизительно 7094 млрд. долларов, в то время как этот показатель для Советского Союза и стран Восточной Европы равнялся только 2566 млрд. долларов. Таким образом, в абсолютных цифрах по сравнению с 1975 г., когда аналогичные показатели были соответственно 5431 и 2185 млрд. долларов, разрыв увеличился. Более того, СССР и его союзники по отдельным показателям социально-экономического развития остаются далеко позади по
