За недовольными зорко следили органы госбезопасности. Так, 8 января 1926 г. председатель ГПУ Украины В.А. Балицкий сообщал «всем членам Политбюро ЦК КП(б)У» и лично Кагановичу о настроениях в одесской парторганизации. Начальник одесского окружного отдела ГПУ доносил Балицкому о том, что «после XV-й партконференции [по-видимому, описка в документе, должно быть – XIV. – Е. Б] в отдельных ячейках Свердловского района принимаются оппозиционные резолюции, имеются случаи значительного числа голосовавших против и воздержавшихся. На некоторых собраниях ячеек Свердловского района также создавалось впечатление, что оппозиционерами руководит какая-то группа»{442}. Распространялись листовки «группы членов ВКП и ЛКСМ, стоящих на платформе т. Троцкого». Листовки имели целью «отмести от оппозиции те обвинения, которые предъявлены… ЦК и не находятся в прямой связи с сущностью вопросов разногласия. Сюда относятся: нарушение партдисциплины в системе проведения взглядов оппозиции, отход от ленинизма и меньшевистский уклон»{443}.
По подобным сигналам принимались оперативные решения, что дало возможность Кагановичу в своих «Памятных записках» констатировать: «Борясь с неотроцкистами-зиновьевцами, которые в период между XIV конференцией и XIV съездом партии откатывались на антиленинские, троцкистские позиции, партия решительно отклонила троцкистско-зиновьевские позиции. В первых рядах борцов с ними была закалившаяся ленинская парторганизация Украины»{444}.
В условиях упорной борьбы со сторонниками Зиновьева и Каменева Каганович не мог не думать о выдвижении новых кадров, всецело ему преданных. Уже на IX съезде КП(б)У (6~12 декабря 1925 г.) в состав ЦК были введены новые члены, среди которых были «выдающиеся рабочие-большевики». Для такого рода выдвиженцев украинизация открывала широкие возможности.
С первых же дней своего пребывания в должности главы украинских коммунистов уроженец деревни Кабаны Киевской губернии Каганович проявил себя ярым сторонником украинизации. Сразу же – уже 30 апреля 1925 г. – было принято постановление о срочном проведении полной украинизации и о переходе на украинское делопроизводство. Центральная всеукраинская комиссия по руководству украинизацией также была создана Кагановичем.
Желания нового руководства сразу же стали понятны украинским коммунистам. Д.З. Лебедь, автор известной нам «теории борьбы двух культур», теперь выказывал свою лояльность и готовность проводить в жизнь решения партии по украинизации. В письме Кагановичу от 5 июня 1925 г. Лебедь писал: «То, что Вы уже начали проводить украинизацию, в этом меня убеждает первое заседание комиссии по украинизации. Все-таки надо иметь в виду, что сопротивление со стороны аппаратов центральных ведомств будет оказано основательное… Нам, очевидно, придется по проверке выделить несколько наиболее злостных случаев бюрократизма, волокиты, сопротивления и использовать для специального какого-нибудь судебного или иного процесса, чтобы тем самым взять тон в деле украинизации»{445}.
Лебедь предлагал создавать благоприятную «общественную атмосферу» в городах путем использования таких «мелочей», как объявления, вывески, указатели в государственных ведомствах, учреждениях и частных организациях. Таким образом, то, что ранее многие называли «петлюровщиной», теперь стало вполне приемлемым и необходимым: если «Петлюра украинизацию начал с вывесок и плакатов, то теперь, по-моему, это не более не менее как средство, облегчающее создание положительной и общественной атмосферы вокруг дела украинизации»{446}.
МЕЖДУ ТЕМ, КАК УЖЕ ОТМЕЧАЛОСЬ, мероприятия по украинизации далеко не всегда и не везде получали поддержку и одобрение. В этой ситуации партийное руководство решило по-прежнему использовать в своих интересах бывших боротьбистов. Если в 1920-1923 гг. украинский Наркомпрос возглавлял Г.Ф. Гринько, то в 1924-1927 гг. этим учреждением руководил А.Я. Шуйский. Активный сторонник украинизации, Шуйский был недоволен ее темпами. Он считал, что генеральный секретарь КП(б)У уделяет этому вопросу незаслуженно мало внимания и придает украинизации формальный характер. Особую озабоченность Шуйского вызывала роль пролетариата УССР в решении национального вопроса. Он отстаивал необходимость украинизации пролетариата: «Имея полную возможность обеспечивать свои культурные запросы по-русски, русские рабочие должны в то же время принимать активное участие и в украинском общественно-культурном строительстве»{447}. По мнению Шуйского, украинизация пролетариата на Украине способствовала бы «смычке» его с крестьянскими массами и нейтрализации воздействия на эти массы «буржуазной интеллигенции». «…В силу отсутствия у нас руководства общественно-культурным процессом интеллигенция начинает реставрировать утраченные в 1919 и 1920 гг. связи и влияние»{448} -вот чего опасался нарком просвещения.
Кроме того, Шуйский был недоволен положением и численностью украинцев в партии. Исправить ситуацию он рассчитывал с помощью кадровых перестановок, настаивая на необходимости замены главы украинских коммунистов. Шуйский предлагал назначить вместо Кагановича В.Я. Чубаря и обратился с этим предложением к Сталину. Тот решил сыграть роль «третейского судьи» и направил 26 апреля 1926 г. письмо «Л.М. Кагановичу и другим членам Политбюро ЦК КП(б)У». Московскому генсеку не было резона менять состав Политбюро, а в роли главы украинской парторганизации ему был необходим именно преданный Каганович. Это обстоятельство сыграло решающую роль в судьбе Шуйского.
Сталин подверг резкой критике его позицию, особенно требование украинизировать пролетариат. «Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком – украинский, – писал Сталин. – Это противоречит принципу свободного развития национальностей»{449}. В этом же письме было указано на «теневые» стороны «нового движения на Украине за украинскую культуру и общественность»: «Тов. Шуйский не видит, что при слабости коренных коммунистических кадров на Украине это движение, возглавляемое сплошь и рядом некоммунистической интеллигенцией, может принять местами характер борьбы за отчужденность украинской культуры и общественности от культуры и общественности общесоветской, характер борьбы против „Москвы“ вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее высшего достижения – против ленинизма»{450}.
Заслуживает особого внимания сталинская оценка ситуации на Украине как состояния «все более и более реальной» опасности{451}. Сталин предупреждает членов Политбюро ЦК КП(б)У, что увлекаться украинизацией нельзя и что она должна носить прежде всего большевистский, советский характер. «Прав т. Шуйский, утверждая, что руководящая верхушка на Украине… должна стать украинской. Но он шибается в темпе… Он забывает, что чисто украинских кадров не хватает пока для этого дела»{452}.
Говоря об опасности, Сталин имел в виду прежде всего творчество Н. Хвылевого с его лозунгом «Геть від Москви». Приговор Шумскому и Хвылевому был вынесен Сталиным окончательно и бесповоротно. «Тов. Шумский не понимает, -писал он, – что овладеть новым движением на Украине за украинскую культуру возможно лишь борясь с крайностями тов. Хвылевого в рядах коммунистов. Тов. Шумский не понимает, что только в борьбе с такими крайностями можно превратить подымающуюся украинскую культуру и украинскую общественность в культуру и общественность советскую»{453}.
Украинские коммунисты составили ответ генеральному секретарю ЦК ВКП(б). Они писали: «…Нельзя отрицать… того, что несмотря на несомненный перелом в отношении широких партийных масс к украинизации, – мы еще далеко не изжили здесь настроений инерции и косности, в значительной мере связанных с остатками антагонизмов периода острой гражданской войны, принимавшей в отдельных случаях, в силу специфических особенностей Украины, национальную окраску»{454}. «Инерция» и «косность» Шуйского выражались в том, как «понимать украинскую культуру». Шумский «солидаризировался» в этом вопросе с Хвылевым (впоследствии, когда разгорелась борьба с «хвылевизмом» и «национал-уклонизмом», эти фамилии очень часто упоминались рядом).
Члены Политбюро ЦК КП(б)У прекрасно отдавали себе отчет в возможных последствиях «ошибок Шуйского». В условиях ожесточенной внутрипартийной борьбы в центре, опасаясь обвинений в создании очередного «уклона» или оппозиции, они решительно отмежевались от «эсеровского прошлого» наркома просвещения: «…Наше расхождение с т. Шуйским по вопросу о вовлечении украинских работников заключается в том, что тов. Шумский и его единомышленники часто склонны понимать под украинскими работниками только украинцев по национальности и то не всех, а фактически – людей, имеющих стаж пребывания в национал-социалистических партиях [так в тексте. – Е. Б.] в прошлом, да и то лишь в том случае, если эти люди разделяют… ошибки тов. Шуйского…»{455}
