Ознакомительная версия.
Из моей речи в Верховном суде: «Прошу вас подумать о том, что такое наша национальная оборона, карту которой нашли при аресте у моего подзащитного, в век континентальных ракет, водородных бомб и искусственных спутников…»
Полковник обладал сверхъестественной способностью примиряться с обстановкой и событиями, а также уделять внимание самым различным мелочам, даже находясь в тюрьме, где он, по-видимому, испытывал ряд существенных неудобств и, кроме того, переживал горечь и разочарование.
На что мог рассчитывать А., вернувшись в результате пока очень призрачного обмена в свою страну? Посчитают ли его там благонадежным?
«Я заметил, — сказал мне А., — что у людей, привыкших действовать методами насилия, эмоциональное возбуждение утоляется при помощи физической нагрузки».
Завещание полковника А., составленное до оглашения приговора: «В случае моей смерти в тюрьме тело кремировать, а урну с пеплом и все имущество передать семье».
Вынесение приговора заняло по процедуре всего шестнадцать минут: «Соединенные Штаты Америки против А….»
В этот момент холодное самообладание полковника показалось мне невыносимым.
Его приговорили к тридцати годам заключения. Для человека, получившего такой срок, А. обладал поразительным спокойствием профессионала. В США он, конечно же, был бы незаурядным политическим деятелем первой величины…
«Я мог бы много лет быть заключенным, — сказал мне полковник А. после вынесения приговора, — но ни минуты не мог бы работать надзирателем. Нужно быть лишенным воображения человеком, чтобы пасти других людей, как стадо».
* * *
Когда происходил обмен, было раннее утро, и улицы Берлина были безлюдны. Глинекебрюкке: темно-зеленый стальной пролет, уходящий с территории Западного Берлина к Восточному. За озером Потсдам справа на холме вырисовывался в тумане силуэт старинного замка. По обе стороны озера я видел густые лесопарки.
Все совершилось на мосту, который в последний год и месяц войны был прозван солдатами «Мостом свободы».
Вот уж воистину!
* * *
Подполковник X., предавший своего резидента, через некоторое время погиб в результате таинственной автомобильной катастрофы на Пенсильванском шоссе…
Как-то в прессу попали сведения о том, как подписывают «мирный договор» главы отдельных семей японской мафии — «якудзы». Необходимо найти комнату с двумя строго симметричными входами. Оба «высоких представителя» строго одновременно входят в комнату, подходят к столу, расположенному на одинаковом расстоянии от обеих дверей, выпивают по чашечке сакэ — и мир считается заключенным. Если же что-то пойдет не так, то всю церемонию придется организовывать заново.
Как уверяют специалисты, организовать обмен агентов куда сложнее, чем церемонию примирения кланов «якудзы». Во-первых, нужно выбрать подходящую «точку на карте» или нейтральную страну, где тем не менее можно провести столь деликатную операцию, или подходящий объект на «линии соприкосновения». Необходимо обеспечить и секретность, и нормы безопасности, и организовать все так, чтобы у противной стороны не было даже теоретического шанса объявить, что партнер «не выполнил условий», и отказаться выполнять свою часть договора.
Берлин, «прифронтовой город» во времена «холодной войны», подходил для этого более всего. Во-первых, линия фронта «холодной войны» проходила именно здесь. Во-вторых, в Берлине, где сохранялись оккупационные зоны, свое военное присутствие сохраняли все бывшие союзники по антигитлеровской коалиции, ставшие противниками в «холодной войне».
Как потом рассказывал ветеран разведки Павел Спирин, «обмен Абеля было решено проводить 10 февраля 1962 года на мосту Глинекебрюк-ке, соединяющий Западный Берлин и Потсдам. Этот стальной темно-зеленый мост имел длину около ста метров, хорошо просматривались подходы к нему, что позволяло предусмотреть все меры предосторожности.
Меня включили в группу прикрытия, которая состояла из девяти человек. К месту мы приехали заранее. Рядом с мостом во дворах домов уже скрытно размещались несколько машин с нашими солдатами. Нас определили в будку, предназначенную для сотрудников таможенной службы, откуда мы все наблюдали.
За полчаса до начала на той стороне показалось шесть американских бронетранспортеров с солдатами, что всех очень насторожило. Но вскоре они удалились.
Ровно в 9.00 со стороны Западного Берлина подъехали две машины, из которых вышли сотрудники ФБР, Абель и его адвокат Донован. Сначала по мосту три наших сотрудника пронесли шесть громадных чемоданов, поставили их на середине возле шлагбаума и вернулись назад. В них находились подарки родственникам и сувениры, которые Пауэре лично накупил в московском ГУМе. Потом я увидел самого Пауэрса. Он был одет в наше зимнее пальто, шапку, ботинки…
Когда его 1 мая 1960 года сбили под Свердловском, он был в летном обмундировании, поэтому пришлось его приодеть. Пауэре выглядел маленьким, холеным, розовощеким и смешным в нашей одежде. Его под руки взяли два полковника — Корзников и Шишкин — и повели по мосту.
Навстречу вели Абеля в каком-то старом, грязном, потертом летнем пальто, широченных брюках и маленькой кепке. В руках он нес крошечный чемоданчик с бритвенными, туалетными принадлежностями и акварелями.
Как только стороны сравнялись, Корзников, готовивший Абеля к нелегальной работе, крепко обнял его, и они все вместе быстрым шагом направились назад. Сразу же в этот момент мы с пистолетами в руках выскочили из укрытия навстречу к ним, плотно обступили сзади, закрыв собой, и так сопровождали до машины».
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, и сегодня можно только догадываться, как развивались бы события, если бы по каким-то причинам не удалось обменять Пауэрса на Абеля. Однако прецедент был создан, и спецслужбы мира воспользовались им еще раз уже очень скоро: 22 апреля 1964 года в Западном Берлине Гордона Лонсдейла — Конона Молодыя — обменяли на британского разведчика Грэвила Вина.
У разведчиков может быть множество причин для провала: собственная небрежность, не замеченная вовремя «наружка», оплошность «связного»… Но не так уж редко причиной провала одного разведчика становится предательство другого. Именно так произошло с Молодыем-Лонсдейлом — британскую контрразведку «навел» на него некий Голеневский, сотрудник польской разведки, который еще с начала 50-х годов стал работать на ЦРУ под псевдонимом «Снайпер».
Именно он сообщил, что английский офицер морского ведомства в Портланде передает секретные материалы подводного флота «контакту». Расследование этого дела было поручено Питеру Райту, сотруднику английского отдела контршпионажа (в лондонском Ml5), который и установил, что неназванным «контактом» офицера был канадский бизнесмен Лонсдейл. За разведчиком установили слежку, смогли даже определить, каким техническим оборудованием он пользуется, и установить, что произведено оно в СССР. Райту удалось почти два месяца прослушивать радиосвязь Лонсдейла с Москвой.
Как потом писали в своих мемуарах британские контрразведчики, те, кто следил за Лонсдейлом в течение этого времени, прониклись к нему, неожиданно для себя, уважением и даже симпатией.
Как позже писал в своей книге Райт: «Лонсдейл, при всем его профессионализме, был какой-то «очень человечный шпион». Нет, он не был похож на этого морского офицера, Хафтона, шпионившего ради денег. Он не был изменником, он делал свою работу, как мы».
Британцы хотели «вести» Лонсдейла до предела, выявить все его возможные контакты, но дело спутал Голеневский, у которого просто сдали нервы: испугавшись, что польское начальство уже знает о его двойной роли, «Снайпер» решил бежать на Запад. А тогда Лонсдейл, предупрежденный Москвой, мог бы «исчезнуть».
Гордона Лонсдейла арестовали в 1961 году. Просидев в английской тюрьме около трех лет, он был в апреле 1964 г. обменен на «связника» О.Пеньковского — англичанина Гревилла Винна, успевшего пробыть в советской тюрьме около полутора лет. И если Абелю, наверное, было в душе немного обидно — очень уж не совпадал «калибр» тех, кого меняли на мосту под Берлином, то Конон Молодый мог по этому поводу не переживать.
На каких конфиденциальных встречах было решено обменять разведчиков, история умалчивает. Однако саму процедуру обмена позже подробно описывали «с обеих сторон».
«9 апреля 1964 года я понял: решение об обмене принято. Можно было считать дни. Но считать пришлось недолго. Утром 21 апреля заключенного № 5399 отвели в баню. В приемной меня ждала одежда, в которой я был арестован: темный плащ, серый с зеленым отливом костюм, черные ботинки, белая сорочка, галстук…
Ознакомительная версия.
