Ознакомительная версия.
Во дворе тюрьмы меня посадили на заднее сиденье машины, которая покатила прямо к ожидавшему ее самолету военно-транспортной авиации. Мы приземлились на авиабазе Готов в английском секторе Западного Берлина. Наконец мы выбрались на шоссе, ведущее в Гамбург. Миновали западноберлинский КПП, не останавливаясь, въехали в нейтральную зону.
Ровно за 30 секунд до назначенного времени на стороне ГДР поднялся шлагбаум. Оттуда выехала автомашина. Из машины вышел человек. Я сразу узнал его — это был мой старый друг и коллега. Он приблизился к «Мерседесу» и улыбнулся. Я тоже улыбнулся в ответ. Мы не сказали друг другу ни слова…»
Грэвил Винн описывал происходившее с ним куда более эмоционально: «Меня сажают в машину и везут по скверной дороге на Лубянку, где я провожу три дня в ожидании очередной серии допросов. Но вместо допросов меня доставляют на аэродром и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, мы уже летим в безоблачном небе. Никто со мной не разговаривает. Естественно, меня интересует, куда мы летим…
Я вижу, что солнце находится слева по курсу: значит, мы летим в западном направлении, и Балканы исключаются — они расположены значительно южнее. Остается только один пункт назначения… и тут у меня возникает шальная мысль…
На этом я прекращаю свои расчеты, боясь тех надежд, которые они порождают. Однако когда мы приземляемся, я вижу надпись на немецком языке. Следовательно, я был прав: мы в Восточной Германии.
Меня привозят на машине в расположение советской воинской части, где я встречаюсь с советским консулом, который хорошо говорит по-анг-лийски. От него я узнаю, что посланные мне женой деньги — около тридцати фунтов — теперь будут мне вручены, но не наличными. Меня мало интересуют эти деньги, однако для проформы я все-таки протестую. Консул вежливо, но твердо стоит на своем: опять спрашивает, что я предпочитаю получить на эту сумму.
Я соглашаюсь на икру (мне дали три дюжины банок. Как я обнаружил впоследствии, икра в них была заплесневевшей. — Прим. Г. Винна).
Ночь я провожу в реквизированном доме, под усиленной охраной. Меня будят еще до рассвета, кормят хорошим завтраком и сажают в машину между двумя дюжими охранниками. Мы едем куда-то за город. Машина останавливается возле здания, похожего на ангар.
Больше часа мы сидим в полной тишине, потом к машине подходит консул и обращается ко мне: «Вы сейчас завернете за угол. Если вы скажете хоть слово или попытаетесь бежать, то будете застрелены!»
Мы объезжаем ангар. Впереди — граница. Когда я выхожу из машины, охранник крепко держит меня за руку. Повсюду много солдат с автоматами, биноклями и сторожевыми собаками. На треножнике установлена мощная подзорная труба.
За воротами лежит узкая полоса ничейной земли. С другой стороны границы подъезжает какая-то машина. Два человека с обеих сторон торжественно идут навстречу друг другу, обмениваются несколькими словами и проходят дальше для опознания.
Тот, кто подходит ко мне, одет в белый плащ. Я узнаю его! И Алекс тоже его узнал бы! Этот человек с Запада опознает меня. Его коллега с Востока совершает аналогичную процедуру по другую сторону границы.
Наконец после длительных обменов жестами, которые происходят в полном молчании, меня выводят на середину нейтральной полосы, где я встречаюсь с человеком, арестованным на Западе. Я знаю его: это русский шпион, действовавший под именем Лонсдейла. Он выглядит здоровым и упитанным. Волосы у него длинноваты — но ведь он давно не был в Советском Союзе… Ему устраивают радушный прием. Радушно встречают и меня».
1.6. Рудольф Абель. Возвращение на родину
(отрывок)…Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: «Вы выезжаете из американской зоны».
Приехали!
Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины, и тут обнаружилось, что вместо двух небольших сумок с моими вещами захватили только одну — с бритвенными принадлежностями. Вторая, с письмами и судебными делами, осталась у американцев. Я запротестовал. Мне обещали их передать. Я их получил месяц спустя!
Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько человек. Я узнал Уилкинсона и Донована. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между двумя мужчинами стоял молодой высокий мужчина — Пауэре.
Представитель СССР громко произнес по-рус-ски и по-английски: «Обмен».
Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ, подписал его и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди!
Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с Донованом и пошел к своим товарищам. Перешел белую черту границы двух зон, и меня обняли товарищи. Вместе мы пошли к советскому концу моста, сели в машины и спустя некоторое время подъехали к небольшому дому, где меня ожидали жена и дочь.
.. Кончилась четырнадцатилетняя командировка!
1.7. Донатас Банионис. «Путин захотел стать разведчиком, увидев меня в «Мертвом сезоне»»
(интервью журналу «Огонек»)— Донатас Юозович, ходит слух, что Путин захотел стать разведчиком, увидев вас в знаменитом «Мертвом сезоне». Это легенда?
— Нет, это правда. Я сам сначала услышал об этом по ТВ. Передавали интервью с бывшей учительницей Путина, которая рассказала историю о том, как юный Володя, посмотрев фильм «Мертвый сезон», захотел стать разведчиком. Потом судьбе было угодно сделать так, что мы встретились лично. Это была встреча нашего президента с вашим. Меня включили в официальную литовскую делегацию.
— Может быть, помощники вашего президента тоже смотрели это интервью?
— Не знаю. Когда нашу делегацию представляли Путину, он быстро-быстро со всеми поздоровался, дошел до меня и остановился. «О, это вы! Здрасте!» — «Здрасте!» Я тоже обрадовался, спросил, понравился ли ему фильм? Между нами завязался короткий разговор, который подразумевал, что я знаю о том, как и почему он выбрал свою профессию, а он знает, что я об этом знаю. Ничего нового на этот счет он мне не открыл, но все журналисты были удивлены тем, что он со мной разговаривал. Это была сенсация! Литовские газеты писали о том, что в России Банионис более известен, чем президент Литвы.
— Думаю, что они были правы. В чем же секрет этой роли разведчика, которая даже Путина загипнотизировала?
— Секрета здесь нет. Есть суть. Первоначально сценарий был написан очень шаблонно. Это была не история человека, а что-то вроде продолжения приключений «Всадника без головы». Наверное, потому, что писал оба сценария один и тот же человек — сценарист Владимир Вайншток.
Когда мне дали прочитать его сценарий, я подумал, что это ошибка насчет меня. Какой из меня разведчик? Вайншток создал сценарий по заказу тогдашнего Гостелерадио и на основе мемуаров разведчика, написанных, видимо, также по заказу этого Гостелерадио. Понятно, что сценарий мне не очень понравился. Однако мне понравилось другое. Мне нужны были запчасти для «Москвича». Я подумал: съезжу бесплатно в Ленинград, схожу в Гостиный Двор, куплю, что нужно, и уеду обратно, потому что это не моя роль.
Начали снимать пробы, и в первый день я не знал, что играть. На второй день пробовали актера на роль Савушкина — пробовался не Ролан Быков, а другой актер, забыл его фамилию. Я был за кадром, просто подавал реплики партнеру. Вдруг слышу, как режиссер Савва Кулиш шепчет оператору: «Камеру на Баниониса». Я думаю, что он задумал? А Савве понравилось то, что на площадке появился человек, который разговаривает, а не играет какого-то штампованного персонажа. Он мне об этом сказал. Я думаю: «Ах, вот что тебе от меня надо». Поверьте, для актера это тоже приятно, когда он может «просто разговаривать», а не «играть». Но я честно сказал Савве: «К сожалению, я не подхожу на эту роль — я не похож на советского разведчика».
— Каким же, по-вашему, должен был быть советский разведчик?
— Во-первых, красивый. Во-вторых, высокий. И в-третьих, стройный.
— Как Кадочников в «Подвиге разведчика»?
— Именно! Разве я похож на Кадочникова? Я совсем другой. А Савва мне говорит: «Наивный ты человек, я хочу сделать фильм не про разведчика, а про человека, про его внутренний мир, про его удачи и неудачи. Понятно?» Тогда я говорю: «Но сценарий про другое». И мы стали его переделывать, потому что, как я уже сказал, сначала главный герой был не человек, а просто настоящий Всадник без головы, который всех бьет, стреляет, побеждает, настоящий…
Ознакомительная версия.