Анна Очкина - Левая Политика. Между выборами и забастовками

Пиком студенческого движения, к которому присоединились лицеисты, исследователи, преподаватели и персонал вузов, стали многотысячные манифестации в Париже и других крупных городах 4 и 6 декабря. Главное требование манифестантов — отмена закона LRU и начало консультаций по реформе вузовского образования, построенной на иных принципах. Новая волна протеста ожидается после окончания периода зимних праздников и экзаменационной сессии.

Если попытаться подвести итог осенних забастовок во Франции, то складывается двойственное впечатление. С одной стороны, французы в очередной раз наглядно продемонстрировали свою способность к мобилизации и к коллективному действию. Принципы равенства шансов, солидарности, социальной справедливости всё ещё не безразличны большой части населения. Результатом протестного движения стали и реальные подвижки: правительство было вынуждено пойти на копромисс и начать общественные консультации. Так, большим успехом профсоюзов транспортников стало согласие правительства и Министерства труда перевести пенсионную реформу в режим отдельных переговоров по каждому предприятию. Студенческие профсоюзы, в свою очередь, добились того, что из проекта закона исчезли упоминания о селекции при записи в университет и о произвольном назначении платы за обучение, вызывавшие наибольшее неприятие студентов.

Однако, пойдя на некоторые уступки, правительство не отказывается от стратегической линии заявленных реформ. Главной же неудачей забастовок можно считать проигрыш медийной войны и потерю легитимности движения в глазах большинства французов. Если общенациональную забастовку 18 октября в защиту специальных пенсионных режимов поддержали 54 % граждан[13], то к концу ноября, после девяти дней бессрочной забастовки машинистов поездов и водителей общественного транспорта, которая превратила ежедневные передвижения большинства французов в кошмар, требования бастующих были готовы поддержать уже только 30 %[14]. Согласно опросам общественного мнения, большинство французов полагает, что эти требования не имеют под собой оснований. Иными словами, железнодорожники борются за свои корпоративные привилегии, нарушая принцип солидарности и беря в заложники остальное население. Эти цифры свидетельствуют о значимой эволюции общественного сознания со времени последнего крупного противостояния правительства и железнодорожников в 1995 году, когда большинство французов было на стороне забастовщиков.

Антизабастовочное движение, возникшее осенью параллельно протестному, коснулось также части студентов, выступающих за реформу университетов и против радикальных методов ультралевых организаций, таких как захват зданий факультетов, порча имущества и т. д. Вместе с тем всё более суровой критике подвергаются не только профсоюзы и крайне-левые, но и деятельность властей. Так, всю осень рейтинг президента Саркози стремительно снижался и на начало февраля этого года составил 41 %, упав с июля на 26 пунктов[15]. Подобный обвал популярности президента ставит под вопрос реальность реализации глобального проекта «модернизации» Франции и делает как никогда актуальными дебаты о наследии Мая 1968-го накануне сорокалетнего юбилея «студенческой революции».

Марк Васильев

Румыния считается не просто одной из наиболее бедных стран-новичков, присоединившихся к Европейскому Союзу, но и одной из самых безнадёжных. Олигархический капитализм и политическая коррупция румынского образца во многом напоминают то, с чем привык сталкиваться российский читатель в собственной стране, а порой и превосходят это. Треть населения Румынии, по данным международных организаций, живёт за чертой бедности, при этом в бедственном положении находятся дети и пожилые люди. Согласно результатам официального исследования, опубликованного в июле, 66 тыс. детей работали в тяжёлых условиях. Некоторых детей продавали в рабство, где им приходилось заниматься принудительным трудом, а других нелегально вывозили за границу, подвергая сексуальной и другим видам эксплуатации[16]. Однако именно в Румынии в конце 1990-х годов произошли классовые столкновения, которые можно отнести к числу наиболее ярких и масштабных примеров сопротивления масс неолиберальным реформам.

Классовые баталии с участием шахтёров и других рабочих угледобывающей отрасли стали реальностью практически синхронно с выходом на повестку дня «неолиберальной экономики». Подземная добыча угля, с точки зрения «свободного рынка», нерентабельна практически во всех странах. Самый дешёвый уголь добывается открытым способом, как это делается, например в Австралии, но это всё же исключение из правил. Подземная добыча угля всегда требует огромных дотаций из государственного бюджета, идущих как на содержание самой отрасли, так и на высокозатратные социальные программы. В 80-е годы прошлого века, когда «рейганомика» и «тэтчеризм» стали долговременной стратегией империалистических держав, реструктуризация угольной промышленности в сторону сокращения «нерентабельных» отраслей сразу стала на повестку дня. В частности, в Великобритании правительство М. Тэтчер резко сократило количество действующих шахт. Ответом стала крупнейшая стачка английских шахтёров в 1984–1985 годах. Коллапс СССР и изменение форм собственности в бывших странах СЭВ были по сути дела началом глобализации «рейганомики». Почти все «постсоциалистические» страны, вынужденные пойти на снижение госдотаций в экономику и социальную сферу, встали перед проблемой резкого сокращения рабочих мест в угледобывающей промышленности и закрытия многих шахт. Ответом стали многочисленные протесты в Германии, Польше, «рельсовая война» в угледобывающих бассейнах российской Сибири.

Ситуация, сложившаяся на шахтах Румынии, оказалась катастрофической даже на фоне аналогичных процессов, происходивших у её бывших партнёров по СЭВ. Дело в том, что на румынских шахтах добывают бурый уголь, который неконкурентоспособен даже в самой Румынии. Себестоимость добычи в несколько раз превышает его рыночную цену, так что правительству приходилось всегда дотировать угледобычу в гораздо большей степени, чем например, в Польше, на шахтах которой добывается высококачественный антрацит. При этом численность шахтёров в горнодобывающих районах Румынии, по самым разным подсчётам, в 90-е годы достигала 300 тысяч человек, а если принять во внимание членов семей, то счёт поднимется выше миллиона при общей численности работающего населения Румынии приблизительно 11 млн человек.

Резкое сокращение дефицита бюджета и, как следствие, реструктуризация угледобывающей отрасли стали, по сути, императивным условием вступления Румынии в Европейский Союз, перспективы которого наметились в середине 90-х. Но переговоры правительственных чиновников с шахтёрами неизменно заходили в тупик — главным образом из-за споров о размере компенсации потерявшим работу шахтёрам. Если работающие шахтёры требуют повышения зарплаты в связи с инфляцией, то шахтёры, потерявшие работу, требуют ещё и обещанного им трудоустройства в других отраслях промышленности. Однако правительство не в состоянии выполнять своих обещаний. Соглашение с шахтёрами на этот счёт, заключённое летом 1997 года, также было фактически нарушено из-за инфляции, которая резко снизила покупательную способность выплачиваемых шахтёрам денег.

Воинственность и неуступчивость румынских шахтёров понятна: безработица в угледобывающих регионах достигает 90 % трудоспособного населения. В то же время в памяти населения главного шахтёрского региона Румынии — долины Жиу — свежи воспоминания о так называемых минериадах, шахтёрских маршах на Бухарест в 1990–1991 годах, в результате которых произошло падение первого посткоммунистического правительства Румынии, возглавляемого Петре Романом. Сейчас много говорят о том, что «минериады» начала 90-х годов были в значительной степени средством борьбы между политическими группировками «либералов» и «неокоммунистов» во главе с Ионом Илиеску, который использовал шахтёров как полицейскую силу для разгона антиправительственных демонстраций либерально настроенной интеллигенции и студенческой молодёжи. В ходе «минериад» 1990–1991 года имелись человеческие жертвы. Конечно, нельзя сбрасывать со счёта манипуляции тех или иных властных группировок, которые могли использовать шахтёров в своих интересах. Но не следует забывать и объективные причины: шахтёры в те годы были недовольны либерализацией цен, снижением зарплаты и прочими прелестями румынской «гайдарономики». Как оказалось, экс-коммунист Илиеску оказался не хуже и не лучше своих либеральных «оппонентов». «Рыночные реформы» в Румынии строились в соответствии с рекомендациями МВФ, Всемирного банка и Европейского Союза.