Сразу же и прежде всего хочу обратить внимание читателя на общую оценку книги Р. Гуля о Тухачевском: «…в общем, совершенно правильно дает характеристику лейб-гвардии поручика, мечтающего о лаврах Наполеона». Особенно следует запомнить словосочетание — «в общем, совершенно правильно», поскольку далее мне придется возвращаться к тексту этой статьи и этим оценкам Алексеева при сравнении с текстом статьи 13 февраля 1936 г.
«В своей книге Гуль рассказывал эпизод, в котором Тухачевский изображается единственным офицером одного из лагерей, не снявшим с себя погоны до последнего дня пребывания в плену», — писал Алексеев и далее, утверждая, что «история с «погонами» изложена неверно», рассказал, как все было на самом деле.
«Дело обстояло так, — писал Алексеев. — Комендант лагеря гор. Бесков, куда Тухачевский был переведен после ареста, отдал распоряжение всем офицерам снять погоны. Не желая создавать конфликта, большинство военнопленных подчинилось приказу. Тухачевский с небольшой группой лиц погоны не снял, и их с него сорвали силой. Через некоторое время приказ коменданта был отменен распоряжением свыше: всем офицерам погоны были возвращены. Тухачевский же, всегда стремившийся стоять особняком и выделявшийся своими демонстративными выходками, надеть их отказался. Так, без погон, он и оставался в германском плену до самого конца». Этот эпизод Алексеев вычитал в воспоминаниях Н.А. Цурикова, сидевшего в плену вместе с Тухачевским. Фрагменты его воспоминаний о Тухачевском ранее мне уже неоднократно приходилось цитировать. Процитирую эпизод со снятием погон, как он рассказывается Цуриковым.
«На форту Цорндорф, приехав туда первый раз, — вспоминал Цуриков, — я и услышал впервые от поручика Б. о «Мише» Тухачевском. Поручик Б., человек уже немолодой, призванный из запаса, офицер, если не ошибаюсь, и мирного, и военного времени, 3-го стрелкового гвардейского полка, воззрений весьма правых, отзывался о Тухачевском всегда с большой любовью, если не восхищением». «Славный мальчик, — с одобрительным восхищением рассказывал поручик Б., — непреклонный и упорный, тоже «бесковец». — Какой бесковец? — Разве вы не знаете?! Беспогонник! — Нет. — С вас снимали погоны? — Да. То есть мы сами сняли по приказу нашего генерала Г-на. — Охота была слушаться. Мы никаких этих «высокоавторитетных» советов не послушались, отказались снять, и со всех лагерей Германии было собрано человек 100 в лагерь Бесков. В каждую «штубу» вошел конвой, нас поочередно проводили в комендатуру и там, держа за руки и за ноги, срезали погоны, и так со всем лагерем. Кое-кто был побит. А на другой день нам их вернули с приказом надеть. Это они для поддержки «престижа» произвели, уже после «амнистии». Ну, уж дудки. Мы заявили всем лагерем, что, пока мы находимся в германском плену, где не уважают пленных врагов и офицерской чести, мы погон и кокард не наденем! И каждый комендант при въезде уговаривает надеть погоны, говоря, что офицеру неудобно быть без погон! Неудобно! Но мы — «бесковцы» — связаны словом. Тухачевский молодец, поддерживал честь полка, долго они с ним возились, в сущности, и в полку-то он был без году неделю, но понял, что для офицера погоны, настоящий гвардеец. Он и среди «бесковцев» выделялся». Такова была подлинная «история с погонами Тухачевского», рассказанная ее непосредственным участником и свидетелем.
Н.А. Цуриков действительно опубликовал свои воспоминания о пребывании в плену вместе с Тухачевским в газете «Россия» в сентябре 1927 г. (для точности, не за 3, как указывает Алексеев, а за 5 лет до появления его статьи) под названием: «Генерал Тухачевский. Листки воспоминаний».
Заявляя претензии на исключительную достоверность своих сведений, Алексеев далее пишет: «Книга Гуля вызвала во мне много воспоминаний. Я много слышал о Михаиле Тухачевском от его родных и товарищей по дореволюционной службе и от сослуживцев его по Красной Армии». Ссылка на свидетельства «родных и товарищей», особенно на «родных», была бы, наверное, более убедительной, если бы автор назвал этих свидетелей. Однако, к сожалению, он этого в большинстве случаев не делает. Далее же Алексеев фрагментарно пересказывает положительно оцененного им и порой мягко критикуемого Гуля.
«Пенза, — продолжает он. — Казенная гимназия. Тухачевский в одном из старших классов. Он среднего роста — совсем не такой большой, каким его представляют по обычным описаниям. Коренастый, очень крепкий, с хорошей мускулатурой. Всегда слегка надменный, молчаливый, замкнутый. Товарищей презирает. Любит покрасоваться: особенно в глазах гимназисток. Тщеславен». Все сказанное мы находим в книге Гуля, однако далее Алексеев приводит действительно факт, отсутствующий в книге Гуля и в воспоминаниях других авторов.
«И это тщеславие и желание прослыть «героем», — пишет он, — еще в те далекие годы обошлось ему дорого. Помню, как-то один из двоюродных братьев Тухачевского мне рассказал, за что его кузен был исключен из гимназии. В Пензу приехал цирк. Чемпионат французской борьбы. «Дирекция предложила 25 рублей тому, кто…» На арену вышел любитель — «черная маска». Тухачевский, правда, не победил борца, но и чемпион, щадя его, а может быть, по предварительному уговору, не положил на ковер. Все же Тухачевский узнан. Все гимназистки в восторге. Он — герой. Начальство, однако, посмотрело на «героя» косо, и он был изгнан из гимназии».
Свидетельство интересное, но оно расходится с общеизвестной версией: Тухачевский оставил гимназию, в которой он учился плохо, упросив отца выполнить его мечту стать офицером и для этого перевести его в кадетский корпус и обещая хорошо учиться. Кто этот «двоюродный брат Тухачевского», Алексеев не называет. Известно, что у отца маршала был брат Константин и сестра Ольга. Очевидно, речь идет о ком-то из сыновей или брата, или сестры Н.Н. Тухачевского. О судьбе этих родственников маршала ничего не известно. Есть сведения о двух Тухачевских, оказавшихся в эмиграции и там умерших: это — Тухачевский Александр Михайлович (1860–1941), бывший камергер Высочайшего Двора, похороненный в Белграде, и его сестра Тухачевская Надежда Михайловна (1859–1924), также похороненная в Белграде. Оба являлись двоюродными братом и сестрой отца маршала, Н.Н. Тухачевского, детьми генерал-майора Михаила Александровича Тухачевского, также проживавшими до 1918 г. в Смоленской губернии.
Так или иначе, все сказанное Алексеевым о Тухачевском-юноше создавало весьма привлекательный образ симпатичного, сильного, незаурядного, волевого молодого человека. Созданный образ не мог не импонировать читателю из русского зарубежья, рождая ностальгию о чем-то близком из своего русского дореволюционного детства.
Однако основной раздел статьи, в котором автор как раз и намерен был дать «квинтэссенцию» личности Тухачевского, содержал следующие сведения и характеристики:
«Что же представляет Тухачевский как человек, как полководец, как «красный маршал»? — задается вопросом Алексеев и отвечает: — Лица, близко его знавшие, в дни плена изучившие его, его друзья рассказывают:
— Это — искатель. Человек, всегда к чему-то устремленный, много думающий, очень начитанный, очень образованный, особенно в вопросах военных. Среди пленных офицеров часто устраивались диспуты, доклады. Тухачевский головою был выше и своих русских товарищей по несчастью, и иностранцев. Он в совершенстве овладел немецким языком. К концу пребывания в плену писал по-немецки литературно и без ошибок. Хорошо знал французский, изучил английский». И здесь оценки Тухачевского Алексеевым даны в «превосходной степени»: «очень начитанный, очень образованный» вообще и «особенно в вопросах военных» и в этом отношении «головою выше» всех военнопленных офицеров.
Действительно, Тухачевский свободно говорил по-французски и, соответственно, получал отличные оценки за знание французского языка и в гимназии, и в кадетском корпусе, и в военном училище. Немецкий он знал во время учебы значительно хуже. По официальным свидетельствам немецкого лагерного начальства, Тухачевский говорил на «ломаном немецком языке». Он значительно улучшил свое владение этим языком уже позднее. Во всяком случае, Алексеев преувеличивает, утверждая, что Тухачевский «в совершенстве овладел немецким языком». Насчет знания маршалом английского языка сведения отсутствуют. Не углубляясь в исследование вопроса о степени совершенства владения им европейскими языками, отмечу главное — автор статьи всячески старался нарочито преувеличить уровень образованности будущего маршала.
Далее Алексеев старательно подчеркивает «национальную ориентированность» Тухачевского. «Иностранцев не любит, даже ненавидит, — категорично утверждает автор статьи великодержавную позицию «красного маршала», — немцев всегда считал врагами». Следует запомнить этот штрих в характеристике Тухачевского, представленной Алексеевым в 1932 г., чтобы можно было сопоставить и сравнить ее с иной, которую этот же автор даст ему три с половиной года спустя.
