Только софист мог бы стирать разницу между империалистской и национальной войной на том основании, что одна может превратиться в другую. Диалектика не раз служила-и в истории греческой философии-мостиком к софистике. Но мы остаемся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии.
Что данная империалистская война 1914-16 гг. превратится в национальную, это в высокой степени невероятно, ибо классом, представляющим развитие вперед, является пролетариат, который объективно стремится превратить ее в гражданскую войну против буржуазии, а, затем, еще потому, что силы обеих коалиций разнятся не очень значительно, и международный финансовый капитал создал повсюду реакционную буржуазию. Но невозможным такое превращение объявить нельзя: если бы пролетариат Европы оказался лет на 20 бессильным; если бы данная война кончилась победами в роде наполеоновских и порабощением ряда жизнеспособных национальных государств; если бы внеевропейский империализм (японский и американский в первую голову) тоже лет 20 продержался, не переходя в социализм, напр., в силу японо-американской войны, тогда возможна была бы великая национальная война в Европе. Это было бы развитием Европы назад на несколько десятилетий. Это невероятно. Но это не невозможно, ибо представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно.
Далее. Не только вероятны, но неизбежны эпоху империализма национальные войны со стороны колоний и полуколоний. В колониях и полу-колониях (Китай, Турция, Персия) живет до 1000 миллионов человек, т.-е. больше половины населения земли. Национально-освободительные движения здесь либо уже очень сильны, либо растут и назревают. Всякая война есть продолжение политики иными средствами. Продолжением национально-освободительной политики колоний неизбежно будут национальные войны с их стороны против империализма. Такие войны могут повести к империалистской войне теперешних «великих» империалистских держав, но могут и не повести, это зависит от многих обстоятельств.
Пример: Англия и Франция воевали в семилетнюю войну из-за колоний, т.-е. вели империалистскую войну (которая возможна и на базе рабства, и на базе примитивного капитализма, как и на современной базе высокоразвитого капитализма). Франция побеждена и теряет часть своих колоний. Несколько лет спустя начинается национально-освободительная война Северо-Американских Штатов против одной Англии. Франция и Испания, которые сами продолжают владеть частями теперешних С.-Штатов, из вражды к Англии, т.-е. из своих империалистких интересов, заключают дружественный договор с восставшими против Англии Штатами. Французские войска вместе с американскими бьют англичан. Перед нами национально-освободительная война, в которой империалистское соревнование является привходящим, не имеющим серьезного значения элементом, — обратное тому, что мы видим в войне 1914-16 гг. (национальный элемент в австро-сербской войне не имеет серьезного значения по сравнению с всеопределяющим империалистским соревнованием). Отсюда видно, как нелепо было бы применять понятие империализма шаблонным образом, выводя из него «невозможность» национальных войн. Национально-освободительная война, напр., союза Персии, Индии и Китая против тех или иных империалистских держав вполне возможна и вероятна, ибо она вытекает из национально-освободительного движения этих стран, при чем превращение такой войны в империалистскую войну между теперешними империалистскими державами будет зависеть от очень многих конкретных обстоятельств, ручаться за наступление которых было бы смешно.
В-третьих, даже в Европе нельзя считать национальные войны в эпоху империализма невозможными. "Эпоха империализма" сделала теперешнюю войну империалистской, она порождает неизбежно (пока не наступит социализм) новые империалистские войны, она сделала насквозь империалистичной политику теперешних великих держав, но эта «эпоха» нисколько не исключает национальных войн, напр., со стороны маленьких (допустим, аннексированных или национально-угнетенных) государств против империалистских держав, как не исключает она и национальных движений в большом масштабе на востоке Европы. Про Австрию, напр., Юниус судит очень здраво, учитывая не одно только «экономическое», а и своеобразно — политическое, отмечая "внутреннюю нежизнеспособность Австрии", признавая, что "Габсбургская монархия есть не политическая организация буржуазного государства, а лишь слабо связанный синдикат нескольких клик общественных паразитов", и что "ликвидация Австро-Венгрии исторически есть лишь продолжение распада Турции и вместе с ним является требованием исторического процесса развития". С некоторыми балканскими государствами и с Россией дело обстоит не лучше. И при условии сильного истощения (великих) держав в данной войне или при условиях победы революции в России вполне возможны национальные войны даже победоносные. Вмешательство империалистских держав осуществимо на практике не при всех условиях, это с одной стороны. А с другой стороны, когда рассуждают "с кондачка": война маленького государства против гиганта безнадежна, то на это приходится заметить, что безнадежная война есть тоже война; а, затем, известные явления внутри «гигантов», напр., начало революции — могут «безнадежную» войну сделать очень "надежной".
Мы остановились подробно на неверности положения, будто "больше не может быть национальных войн", не только потому, что оно явно ошибочно теоретически. Было бы, конечно, глубоко печально, если бы «левые» стали проявлять беззаботность к теории марксизма в такое время, когда создание III Интернационала возможно только на базе невульгаризованного марксизма, Но и в практически-политическом отношении эта ошибка очень вредна: из нее выводят нелепую пропаганду «разоружения», ибо будто-бы никаких войн, кроме реакционных, быть не может; из нее выводят еще более нелепое и прямо реакционное равнодушие к национальным движениям. Такое равнодушие становится шовинизмом, когда члены европейских «великих» наций, т.-е. наций, угнетающих массу мелких и колониальных народов, заявляют с якобы ученым видом: "национальных войн более быть не может". Национальные войны против империалистских держав не только возможны и вероятны, они неизбежны, и прогрессивны, и революционны, хотя, конечно, для успеха их требуется либо соединение усилий громадного числа жителей угнетенных стран (сотни миллионов во взятом нами примере Индии и Китая), либо особо благоприятное сочетание условий интернационального положения (напр., парализованность вмешательства империалистских держав их обессилием, их войной, их антагонизмом и т. п.), либо одновременное восстание пролетариата одной из крупных держав против буржуазии (этот последний в нашем перечне случай является первым с точки зрения желательного и выгодного для победы пролетариата).
Надо заметить, однако, что было бы несправедливо обвинять Юниуса в равнодушии к национальным движениям. Он отмечает, по крайней мере, в числе грехов с.-д. фракции ее молчание по поводу казни "за измену" (очевидно, за попытку восстания по случаю войны) одного вождя туземцев в Камеруне, подчеркивая в другом месте специально (для гг. Легинов, Ленчей и т. п. негодяев, числящихся "социал — демократами"), что колониальные нации суть тоже нации. Он заявляет с полнейшей определенностью: "социализм признает за каждым народом право на независимость и свободу, на самостоятельное распоряжение своими судьбами"; международный социализм признает право свободных, независимых, равноправных наций но только он может создать такие наций, только он может осуществить право наций на самоопределение. И этот лозунг социализма-справедливо замечает автор- служит, как и все остальные, не к оправданию существующего, а как указатель пути, как стимул к революционной, преобразующей, активной политике пролетариата" (стр. 77 и 78). Глубоко ошиблись бы, следовательно, те, кто подумал бы, что все левые немецкие с.-д. впали в ту узость и карикатуру на марксизм, до которой дошли некоторые голландские и польские с.-д., отрицая самоопределение наций даже при социализме. Впрочем, о социальных голландско-польских источниках этой ошибки мы говорим в другом месте.
Другое ошибочное рассуждение Юниуса связано с вопросом о защите отечества. Это — кардинальный политический вопрос во время империалистской войны. И Юниус подкрепил нас в том убеждении, что наша партия дала единственно правильную постановку этого вопроса: пролетариат против защиты отечества в этой империалистской войне в виду ее грабительского, рабовладельческого, реакционного характера, в виду возможности и необходимости противопоставить ей (и стремиться превратить ее в) гражданскую войну за социализм. Юниус же, с одной стороны, прекрасно вскрыл империалистский характер данной войны, в отличие национально, а с другой стороны, впал в чрезвычайно странную ошибку, пытаясь за волосы притянуть национальную программу к данной, не национальной войне. Это звучит почти невероятно, но это факт.
