Как заметил У. Макнил, Первая мировая война стала жестоким средством решения проблемы сельской перенаселенности Европы (а Вторая, добавлю я, – средством решения проблем уже не только сельской, но и городской перенаселенности): «военные конвульсии ХХ в. можно рассматривать… как ответы на коллизии между ростом населения и теми ограничениями, которые налагали на него традиционные формы сельской жизни, особенно в восточной и центральной Европе». В конце XIX в. европейское население оказалось разбалансировано. Две мировые войны решили эту проблему в Европе в первой половине ХХ в. (так же, как Французская революция и Наполеоновские войны на рубеже XVIII–XIX вв.). После 1945 г. рост местного населения перестал быть проблемой для этой части света. (Добавлю, что в России помимо Первой мировой войны функцию снятия аграрной перенаселенности выполнили отчасти гражданская война, отчасти – коллективизация; как выполнили – это другой вопрос.)
Если Великобритания и Россия могли частично снимать социо-демографическое напряжение посредством миграции (мировой – заморской и евразийской – сибирской), то зажатая между Францией и Россией Германия была лишена этой возможности. У нее не было ни лишнего пространства, ни обширных колоний, а среднегодовое превышение рождаемости над смертностью в 1900-1910 гг. составило 866 тыс. чел. Тут поневоле можно не то что зациклиться, а свихнуться на Lebensraum’e.
Итак, в «водораздельную эпоху» в тугой узел, а точнее, в несколько взаимосвязанных причинно-следственных узлов сплелись разнообразные и многоуровневые проблемы, адекватная оценка которых по объективным и субъективным (системно-историческим) причинам и их последствий оказалась не под силу большинству политиков (это существенно отличает возникновение Первой мировой войны от возникновения Второй, когда несколько гроссмейстеров мировых шахмат более или менее адекватно оценивали ситуацию, просчитывали последствия, хотя не до конца и не без ошибок). Что же касается кануна 1914 г., то с определенного момента каскадный характер и развитие событий приобрело собственную динамику, мало завися уже от действий большинства лиц и правительств. 30 июля 1914 г. Бетман-Гольвег мог лишь констатировать: «Руководство событиями уже утеряно, и камень покатился». Через день наступило 1 августа, и армии пошли друг на друга.
Выше было много сказано о социально-экономических, демографических, внутри– и внешнеполитических условиях и предпосылках, которые подвели Европу к рубежу войны. Однако сами по себе предпосылки и условия не являются причинами; как минимум, не являются причинами главными, первого ряда. Они не суть силы, а ведь только сила могла заставить Европу пересечь военный рубеж, причем сила организованная и настолько мощная, чтобы навязать свою волю, используя при этом и средства государства, не подчиняя себя последнему. Иными словами, речь идет об особом социально-историческом субъекте, использовавшем системные факторы и предпосылки и ставшим – вместе с ними – движущей силой исторического процесса, реализующего определенные интересы.
Подробно вопрос о том, как политэкономия и логика капитализма как системы вообще и особенно ее генезиса порождает закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления разобран мной в работе «De Conspiratione: Капитализм как заговор» Т. 1. 1520-1870-е годы»[10]. Поэтому здесь лишь вкратце отмечу следующее. Почти с самого начала возникновения капитализма наряду с капиталом и государством существовал третий субъект системы, созданный ею в той же степени, в какой он создал ее – закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления. По мере развития капсистемы роль, могущество и значение этого субъекта постоянно возрастали. При этом сами структуры, о которых идет речь, – конспироструктуры, не оставались прежними – они менялись в соответствии с историческими обстоятельствами.
Довольно долго господствующей формой организации конспироструктур были масонские ложи. В XIX в. к ним добавились организации карбонариев, тем не менее «мейнстрим» оставался масонским, а само масонство в большей или меньшей степени контролировалось британскими ложами, капиталами, государством и спецслужбами – короче говоря, «коварным Альбионом». Собственно, кардинальное изменение доминирующей формы организации конспироструктур в конце XIX – начале ХХ в. связано с изменением положения Великобритании в мировой системе, со стремлением ее финансово-аристократической верхушки не допустить ослабления своих позиций в мировой олигархической пирамиде. Никто не отменял масонство, оно прекрасно существует до сих пор, пронизывая и новые формы конспироструктур и влияя на исторический процесс, однако оно не является ни доминирующей, ни тем более единственной формой коспироструктур. Именно в конце XIX в. стали оформляться новые формы этих структур. Этими последними британская верхушка стремилась компенсировать ухудшение своего положения, нарастающие проблемы Великобритании в связи с конкуренцией со стороны Германии и США и ответить на угрозу национально-ориентированных конспироструктур Второго рейха. Сама же эта ситуация, потребовавшая организационно-исторической компенсации и вызвавшая к жизни новый тип конспироструктур (Первая мировая война была их моментом истины, проверкой на реальность рождения), была порождена британско-русским соперничеством, на обострение которого британцы пошли сразу же после окончания Наполеоновских войн – «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Или как говорят англосаксы, «каждое приобретение есть потеря и каждая потеря есть приобретение».
C окончанием Наполеоновских войн Россия стала противником № 1 Великобритании на континенте, и британцы начали готовиться к устранению этого конкурента. В 1820-е годы была запущена психоисторическая (психоинформационная) программа «русофобия», которая должна была морально и идейно подготовить всех западноевропейцев к участию в британской борьбе против России, кульминацией которой в XIX в. стала Крымская война – первая общезападная война против России. Ее результатом стало уменьшение влияния России в Европе и некоторое укрепление позиций Франции Наполеона III, но при этом Россия сохранила статус одной из пяти великих европейских держав и продолжала противостоять Великобритании в Центральной Азии. Чтобы изменить эту ситуацию британцы озаботились созданием континентального противовеса России, который в то же время мог бы подсечь и Наполеона III, проявлявшего все большую самостоятельность. Таким противовесом должна была стать объединенная вокруг Пруссии Германия.
В 1870-1871 гг. Пруссия нанесла поражение Франции. Быстрая победа немцев уже тогда вызвала определенное удивление у современников – не настолько немцы были сильнее французов в военном отношении. Со временем ситуация прояснилась: поражение во многом стало результатом предательства. Последнее было обусловлено тем, что «братья» из масонских лож Великобритании, Франции и Германии договорились – и судьба Третьей империи была решена. Британцы могли торжествовать. И вот тут-то немцы преподнесли им крайне неприятный сюрприз, последствия которого в значительной степени определили ход европейской и мировой истории почти на восемь десятков лет.
Разделавшись с французами, немцы объединили свои (континентальные) масонские ложи, которые ранее в разрозненном виде находились в той или иной степени под контролем британских (островных) лож, в одну крупную национальную сверхложу – «Geheimes Deutschland» («Тайная Германия») и тем самым не только вышли из-под их контроля, но сделали заявку на самостоятельную игру в мировых процессах. Впервые (и, кстати, единственный раз в истории) англосаксонским наднациональным структурам мирового управления и согласования был брошен вызов на национальной основе. Мощь этого вызова подкреплялась национально-политической позицией немецкого правящего класса и растущей промышленно-экономической мощью Второго рейха, тогда как Великобритания в 1870-е годы свой пик мировой промышленно-экономической гегемонии уже прошла.
Британское общественное мнение, не ведавшее о закулисно-масонской подоплеке Франко-прусской войны, победа немцев напугала до такой степени, что в 1871 г. увидел свет рассказ полковника Дж. Чесни «Битва под Доркингом». Сюжет прост: немцы высаживаются в Англии и начинают войну. Еще за 10-15 лет до этого такое британцу и в голову не могло прийти, но жизнь менялась. И фактором этого измерения стало формирование двухконтурной системы власти во Втором рейхе, в одной, отдельно взятой стране – до этого двухконтурной структурой власти обладали только британцы в наднациональном формате. Хотя в «коварном Альбионе» угрозу осознали сразу, в 1870-е годы британцам было не до Германии: ситуация на Ближнем Востоке, Русско-турецкая война и Большая Игра в Центральной Азии не позволяли им вплотную заняться решением германского вопроса. Германия тем временем наращивала мощь, формировался русско-германский союз, а экономическое положение Великобритании не улучшалось.
