Итак, женщина работает. И чем больше она вовлечена в работу, тем эгоцентричнее становится ее мотивация, а стремление к самореализации по мере его осуществления делает семью все более дорогим удовольствием. Дети обходятся все дороже, ибо на них уходит драгоценное рабочее время. Открывающиеся карьерные перспективы требуют женщину целиком, семья начинает восприниматься как обуза. Непосредственным результатом этого становится ограничение рождения детей. Новые дети уже немыслимы, ибо это означает крах намечающейся или уже осуществляемой карьеры. А поскольку новых детей нет, расходятся и общие интересы супругов. В результате развод оказывается простым и беспроблемным, и разводов становится все больше. И теперь заколдованный круг замыкается, ибо женщина должна еще больше работать, поскольку уже не может полагаться на экономические возможности мужчины. Это ситуация характерна и для современной Европы, и для современной России, и для Советского Союза. Разумеется, определенные отличия есть. В России и Советском Союзе нуклеарная семья до сих пор не стала преобладающей по причине все еще недостаточной обеспеченности жильем, что часто обусловливает совместное проживание нескольких поколений в форме так называемой расширенной семьи, благодаря чему старшие родители могут приходить на помощь работающей женщине, целиком и полностью беря на себя заботу о детях. Но это не меняет ситуацию в принципе. Активная направленность на карьеру все равно исключает появление новых детей. Кроме того, такое фактическое освобождение женщины от заботы о детях и доме ведет к кардинальному расхождению интересов супругов, а часто и к появлению у них отдельных кругов общения, новых друзей и сексуальных партнеров. Огромную роль при этом играет преданность женщины ее делу и идентификация с работой, что почти неизбежно вело и ведет к «служебным романам». Карьерное рвение женщины существенно ограничивает круг возможностей выбора сексуального партнера, и служебный роман становится почти единственной возможностью соединения рационально обоснованной преданности работе и карьере с чувственно-эмоциональной идентификацией с ней. Конечным пунктом такого развития часто, хотя и не обязательно, оказывается развод.
Все советское, а затем российское развитие начиная с 1960-х годов, вело к снижению, как говорят демографы, возраста брачности и увеличению коэффициента разводимости. Проще говоря, возраст первого вступления в брак снижался, а количество разводов на одно и то же количество браков увеличивалось. Обе эти тенденции свидетельствуют о снижении значения брака и супружества в нашей стране. Раньше относительно высокий возраст вступления женщины в первый брак (полвека назад — 23,5 года) объяснялся ответственностью и необходимостью серьезного обдумывания этого шага, за которым должны были последовать рождение детей и другие преображения женского существа. К настоящему времени этот возраст снизился до 21 года. Поскольку тенденция снижения возраста брачности сопровождается значительным увеличением числа разводов, можно предположить, что эти две тенденции связаны: возможность развода делает брак менее ответственным шагом — ходом, который всегда можно взять назад, что, собственно, и происходит во все больших масштабах.
Не удивительно в таких обстоятельствах, что развод утратил негативный оценочный смысл, которым он обладал раньше. Еще несколько десятилетий назад развод был событием неординарным, распад семьи воспринимался как несчастье. Теперь же развод — банальное событие и, как правило, представляет собой не драму, а юридическое оформление давно уже сложившихся реальностей. Количество разводов стало гораздо выше. При этом не только в браке, но вообще при выборе партнера играет свою роль специфически современное соображение касательно того, что партнер-то мог быть и другим, более того, его можно сменить на другого. Поэтому союз мужчины и женщины часто оказывается не более чем формально не зарегистрированным сожительством, которое, хотя и носит вроде бы все необходимые черты брака (совместное хозяйство, эмоциональная близость и т. д.), но предполагает постоянную, хотя и не выражаемую открыто, готовность расстаться и соответственно не предполагает рождения детей. В Германии есть даже специфический термин для таких отношений: Lebensabschnittspartner, буквально «партнер на отрезок жизни», то есть не на всю жизнь, что предполагается традиционными представлениями о браке. Такое сожительство в Европе организуется гораздо легче, чем в России, а тем более в Советском Союзе, поскольку достаточная материальная обеспеченность работающих пар (DINKS: Double Income, No Kids ), гораздо лучшие возможности обрести соответствующую желаниям жилплощадь и минимум административных обязательств позволяют свести совместную жизнь в основном к светлой ее стороне и избегнуть темных сторон. Тем более что дети в таком сожительстве не предусмотрены, а если появятся тучки на горизонте совместной жизни, то можно расстаться так же легко, как соединились.
Не надо, однако, преуменьшать роли таких союзов. Они могут длиться десятилетиями, и партнеры могут любить друг друга и оставаться друг другу верными всю жизнь. Но все равно это — не семья, ибо дети, которые появились бы в таком союзе, не имели бы необходимого для полноценной семьи правового статуса. Это эрзац семьи, также показывающий снижение роли семьи в современной жизни. Но, конечно, выразительнее всего об этом свидетельствует увеличение числа разводов. Формируется своего рода роковой круг: разведенные заключают браки с разведенными, и это делает развод легким и иногда привлекательным выходом из любых жизненных трудностей. Не надо быть большим психологом, чтобы понять последствия такого развития. Чем легче развестись, тем меньше люди вкладывают труда и заботы в сохранение и поддержание собственной любви. Когда легко развестись, люди более склонны к конфликтам и менее склонны идти навстречу друг другу. Они могут подыскать себе другого партнера, который может оказаться лучше предыдущего, хотя, может быть, и хуже. Так или иначе, существует брачный рынок, который всегда готов предложить заинтересованным лицам подходящий вариант[79]. Раньше о соответствующих институтах говорили как о рынке невест, а теперь по причине достижения равенства с мужчинами на брачном рынке выбирают и женихов. Больше того, на брачном рынке выбирают не только неженатые и незамужние, но и женатые, и замужние. Последние, как и первые, демонстрируют себя как свободных и доступных. Брак — не препятствие. Супруги всегда открыты для новых связей, и эта открытость обеспечена, в частности, свободой развода. Таким образом, брак на время и развод играют конституирующую роль в структуре современных связей между мужчинами и женщинами.
Другое дело — дети. Для женщины выбор между детьми и карьерой тяжел потому, что дети снижают стоимость женщины на брачном рынке, а удачная карьера, наоборот, повышает. Чем меньше детей, тем легче развестись и тем проще для разведенного найти нового партнера. Даже второй ребенок резко снижает шансы на новый брак. Поэтому нацеленный на карьеру временный партнер ориентируется скорее не на романтическую любовь, а на рациональную модель супружеского сожительства. Ибо романтическое увлечение можно себе безнаказанно позволить только в том случае, если оно не изменит твоего статуса: если из временного партнера, «партнера на часть жизни», не станешь родителем или родительницей. Брак как социальный институт потому и возник, что любовь не приходит надолго. И в этом есть глубокий социальный смысл. Как тонко отмечает Больц, функция любви заключается в маскировке механизма принятия решения при поиске партнера. Поэтому влюбленность он предлагает считать своего рода механизмом остановки в процессе поиска партнера. И вот эти-то парадоксы любви теперь изживаются либо посредством брачного договора, либо путем временного партнерства. В обоих случаях партнеры сигнализируют, что их партнерство не навсегда. Таким образом они стараются обезопасить себя от разного рода капканов, расставленных на жизненном пути страстью и физиологией. Так что брачный рынок — это больше, чем метафора.
Все это вместе и отражает современное отношение к браку, которое в принципе было одинаково и теперь одинаково и в Европе, и в России, и в Советском Союзе. Это прагматическое или, можно сказать, квазиэкономическое отношение к браку. Суть его состоит в подсчете затрат и выгод. Разумеется, это не какое-то формальное исчисление, не капитальный расчет. Сюда включаются факторы, имеющие уникальный характер и не конвертируемые в формальные единицы. Играют роль и иррациональные факторы, такие как влюбленность или половое влечение. Тем не менее затраты и выгоды сопоставляются. Надо сказать, что так происходило практически всегда: никогда ни один брак не заключался без рассмотрения всех за и против — уж очень серьезное это было дело. Но именно потому, что брак был серьезным делом, все «за» и «против» рассматривались с той точки зрения, что это настоящий брак, который заключается на всю жизнь, предполагает рождение детей и т. д. Сам брак предполагался как данность, а «за» и «против» касались конкретного партнера и конкретных обстоятельств. Теперь же расчет сплошь и рядом касается не только партнера, но и формы сожительства, в котором с ним будешь состоять. При таком расчете настоящая любовь, классический брак, рождение детей всегда экономически невыгодны. Достаточно взглянуть на статистику разводов или просто на жизнь своих сверстников, чтобы понять, что это слишком большой риск — инвестировать всю свою жизнь, все чувства, все ресурсы в один союз.
