Такими путями движется современность къ осуществленію задачи организаціи человѣчества. Они не даютъ обезпеченности въ достиженіи этой организованности; они подлежатъ срывамъ и распадамъ, но они даютъ подлинное въ фактахъ происходящее организовываніе. Крѣпкое и компактное организовываніе, но частичное — опора и основа всего другого дается имперіализмомъ; всеобщее, но рѣденькое и слабое дается функціонально-внѣгосударственными соглашеніями; политика заключаемыхъ по отдѣльнымъ сферамъ интересовъ соглашеній — даетъ попытки къ новымъ выходамъ. Здѣсь бьется жизнь, здѣсь дѣлается подлинная работа преображенія человѣческой связанности.
Скачокъ-же къ предѣльному — есть неизмѣнный признакъ неразвитой политической мысли (какъ въ другихъ областяхъ и мысли теоретической) — есть политическій примитивъ.
Отсюда — его успѣхъ у политически еще мало развитыхъ массъ, у демократіи, еще не пережившей большой политической жизни. Американская демократія въ своей чуждости международнымъ проблемамъ оказалась податливой на подобный примитивъ. Характерно для ея силы и жизненности, съ какой рѣшительностью она его стряхнула. Политическому отрочеству присущи болѣзни отрочества; но здоровому организму свойственно ихъ съ легкостью преодолѣвать.
3. IN INTEGRUM RESTITUTIOВъ осуществленіи идеи Лиги Націй мы имѣемъ попытку положительнаго осуществленія нѣкоторой доли идеологіи военнаго времени. Другое дѣло — тѣ идеи, кои уже не служили платежомъ по выданнымъ обязательствамъ, а опредѣляли самую реальную ликвидацію войны, служили не поправкой къ ней, а ея осуществленіемъ.
Я остановлюсь въ этомъ отношеніи на двухъ фактахъ, — съ одной стороны на требованіи суда надъ виновниками войны и съ другой — надъ общей схемой возмѣщенія Германіей причиненныхъ ею убытковъ.
Что касается перваго, то оно поистинѣ поразительно. Претендовать на то, чтобы судить своего врага, — не карать его въ порядкѣ силы, а въ порядкѣ суда, — это дѣйствительно для современнаго сознанія, правового, демократическаго, требованіе неслыханное. Мы имѣли здѣсь все ту же уже отмѣченную внутригосударственную постановку вопроса, а не международную; но при отсутствіи той предпосылки, которая единственно дѣлаетъ такую постановку законной, — при отсутствіи объемлющаго обѣ стороны единаго государства. Судъ оказывается не органомъ этого государства не судомъ третьяго нейтральнаго, незаинтересованнаго, стоящаго одинаково и надъ провинившейся и надъ обиженной стороной; онъ оказывается судомъ одной стороны надъ другой. Ко внѣгосударственнымъ отношеніямъ примѣняется внутригосударственный принципъ, ясно, что принципъ не можетъ быть выдержанъ за отсутствіемъ его предпосылокъ въ той средѣ, въ которой его предполагаютъ примѣнять. И онъ обращается въ свою прямую противоположность, когда формы внутригосударственной замиренной организаціи, въ результатѣ жесточайшей борьбы, примѣняются одной изъ враждующихъ сторонъ по отношенію къ другой. Идея права и человѣческаго общества нарушается, но подъ флагомъ формъ, которыя эти нарушенія освящаютъ, придавая правонарушенію видъ правоосуществленія. Впрочемъ, оно не было осуществлено. Внутренній смыслъ человѣческой общественности преодолѣлъ идею повоенной расправы. Но выставлена она была, и этого достаточно для характеристики создавшей ее духовности.
* * *
Менѣе разителенъ по формѣ, но по содержанію, быть можетъ, еще болѣе знаменателенъ другой моментъ повоенной идеологіи. Германія должна возмѣстить причиненные ею убытки. Эта формула и понынѣ признается неуязвимой и, повидимому, находитъ и среди нѣмцевъ признаніе. Споры вызываетъ вопросъ о возможности, не о справедливости уплаты, объ обоснованности, а не о законности разсчетовъ.
На самомъ дѣлѣ въ этой формулѣ, пожалуй, достигаютъ наиболѣе полнаго воплощенія многія изъ уже отмѣченныхъ чертъ антантистской идеологіи.
Выставленный принципъ съ перваго взгляда кажется совершенно справедливымъ и вполнѣ обоснованнымъ: Германія причинила зло, нанесла убытокъ, она должна за убытокъ и заплатить. И дѣйствительно съ точки зрѣнія внутригосударственной, гражданственной — такъ оно и есть. Человѣкъ совершаетъ преступленіе, наноситъ убытокъ; его караютъ за преступленіе и кромѣ того заставляютъ возмѣстить ущербъ. И здѣсь союзники стали на точку зрѣнія внутригосударственнаго права, примѣняя понятіе права уголовнаго и гражданскаго.
Но для того, чтобы эти понятія могли быть законно примѣняемы, требуется, чтобы было замиренное общеніе государственности, защищаемый ея положительнымъ правомъ частный интересъ, нарушенный преступившими это право; необходимъ судъ, который не былъ бы стороной, и рядъ условій вмѣненія. Въ данномъ случаѣ нѣтъ замиренной государственности, ибо состояніе войны ее правомѣрно снимаетъ, нѣтъ суда и нѣтъ индивидуально вмѣняемаго подсудимаго. Германскій народъ, совершившій преступленіе воевать съ Антантой, и германскій народъ, платящійся за это Антантѣ — это международноправно и пусть даже морально одна и таже личность, но даже исторически — это измѣненный пораженіемъ субъектъ и ужъ во всякомъ случаѣ граждански и уголовноправно — это личности различныя.
Какъ опредѣлить наличность преступленія. Съ перваго взгляда не можетъ не быть яснымъ, что таковое по разному опредѣлится въ плоскости личной дѣятельности и отвѣтственности и въ плоскости исторической народной судьбы. Опредѣленное лицо можетъ быть виновно въ томъ, что развязало войну, но война могла быть подготовлена и вызвана дѣятельностью, судьбой другого народа. И наоборотъ ловкая дипломатія можетъ перекинуть отвѣтственность за конкретный вызовъ войны на противника, на самомъ дѣлѣ, сложной игрой, предварительно приведши къ ея неизбѣжности для него. Въ банкротствѣ торговой фирмы можетъ быть установлена виновность ея полнаго товарища; но государство не торговая фирма и самое понятіе виновности либо должно быть и вовсе отброшено, какъ понятіе индивидуально-уголовное, либо должно быть перелито въ особое понятіе исторической коллективной вины и отвѣтственности; но къ этому понятію непримѣнимы будутъ категоріи уголовнаго и гражданскаго права. Оно неустановимо въ порядкѣ судебныхъ доказательствъ и менѣе всего установимо признаніемъ обвиняемаго. Ибо обвиняемаго какъ отдѣльной человѣческой личности здѣсь вовсе и нѣтъ и надо не ощущать смѣшного въ трагическомъ, чтобы подпись дипломата принимать за печать поколѣній.
Пусть установлено преступленіе — кому же его вмѣнить въ порядкѣ кары и возмѣщенія. Индивидуально разсматривая преступленіе, мы приходимъ къ виновности либо рѣшившихъ войну государственныхъ факторовъ, либо фактически совершившихъ тѣ или иныя дѣянія военныхъ или гражданскихъ чиновъ; но возмѣщеніе вѣдь падаетъ на людей ни въ дѣяніи предрѣшенія войны, ни въ дѣяніяхъ ея осуществленія — неотвѣтственныхъ, или во всякомъ случаѣ независимо отъ ихъ отвѣтственности. Разсматривая преступленія въ плоскости дѣяній коллектива, государства, лишаешься возможности прилагать уголовный и гражданскій критеріи, ибо вредъ, причиненный государствамъ, и не заключается въ ущербѣ, нанесенномъ частнымъ лицамъ, и не ограничивается имъ.
Такимъ образомъ примѣненіе гражданско-уголоввной правовой идеи возмѣщенія убытковъ, нанесенныхъ преступнымъ дѣяніемъ, само по себѣ представляетъ глубочайшую необоснованность, несправедливость; вмѣстѣ съ тѣмъ она остается недостаточной въ смыслѣ международномъ. Если бы ею подлинно руководиться, то какъ несправедливымъ было бы возложить возмѣщеніе на лично не причинившихъ убытковъ, такъ — же одинаково окажется и недостаточнымъ такое возмѣщеніе. Пусть всѣ убытки будутъ возмѣщены, — развѣ этимъ дѣйствительно покроется злой вредъ, причиненный войной, развѣ этимъ будутъ возстановлены погибшія жизни, возстановлены жизни искалѣченныя и сломанныя судьбы. Но и вообще развѣ имѣетъ смыслъ въ дѣлѣ военныхъ потрясеній руководиться и ограничиваться персональной, обывательской, личной точкой зрѣнія. Война смѣстила, измѣнила, уничтожила, или установила заново цѣлые пласты соціальныхъ и государственныхъ отношеній; измѣнились численныя соотношенія населенія, измѣнились хозяйственныя — внутригосударственныя или международныя — отношенія, подорваны одни отрасли, или налажены другія; разорвана непрерывность культурной жизни — нанесены раны не только поэтамъ, ученымъ или техникамъ, но поэзіи, наукѣ и техникѣ, или можетъ быть вызваны въ нихъ и новыя устремленія. Государство и народъ потерпѣли въ своемъ личномъ и духовномъ субстратѣ невозстановимыя измѣненія и потери, но можетъ быть испытали — въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ и творческіе толчки и пробужденія. Произошли глубинныя претворенія не только въ личной жизни, но и въ жизни коллектива. Въ особенности въ результатѣ подобной грандіозной войны произошли измѣненія историческаго вѣкового масштаба. Народы въ ея результатѣ могутъ склониться къ упадку, который быть можетъ проявится лишь черезъ десятилѣтія, могутъ быть поставлены подъ угрозу глубокихъ испытаній; подъ вопросъ, подъ ударъ, поставлены не только современность — или даже уже говоря — современники, не только будущее народа, подъ ударъ, подъ вопросъ поставлено его прошлое, наслѣдіе и достиженія поколѣній, работа и вліяніе вѣковъ. Посколько совершено преступленіе, оно совершено по отношенію къ народу въ его прошлыхъ и будущихъ поколѣніяхъ, культурѣ въ ея развитіи, государству въ его судьбѣ. И какъ поразительно не соотвѣтствуетъ этой виновности и этому преступленію — подсчетъ разрушенныхъ зданій, сломанныхъ стеколъ и даже утерянной работоспособности. Какой поразительной мелочностью добраго домохозяина вѣетъ отъ этого неисторическаго, негосударственнаго отношенія. Я вовсе не хочу этимъ снять отвѣтственность, — я хочу установить, что она заключается въ другомъ. Я вовсе не хочу даже сказать, что она на основѣ уголовногражданскаго принципа слишкомъ велика; она вмѣстѣ съ тѣмъ и ничтожна, потому что, если бы въ своей подлинности была примѣнена — не принимаетъ во вниманіе главнаго, и въ историко-государственномъ смыслѣ единственно существеннаго; она готова подсчитать стоимость растоптаннаго сада и не учитываетъ ущерба растоптаннаго будущаго. Поистинѣ чудовищна въ своей нелѣпости мысль о необходимости или законности возмѣщенія побѣжденнымъ ущерба мирнаго садовника, но не вознагражденія умаленнаго народнаго субстрата или потерянныхъ рынковъ. Если Антанта, путемъ произвольнаго толкованія расширила первоначальную формулу гражданскаго возмѣщенія гражданскихъ убытковъ, то это расширеніе, хотя и достигнутое нарушеніемъ выданнаго обязательства, и въ этомъ смыслѣ нарушеніемъ довѣрія, — лишь неизбѣжная поправка на первоначальную противоестественную, противоисторическую гражданскоправную постановку вопроса.
