С начала 60-х годов изучение проблем, связанных с кронштадтским мятежом, продолжалось. В 1961 г. появилась обстоятельная статья Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова — одного из руководителей героического штурма Кронштадта. [39] В 1968 г. вышел из печати труд коллектива авторов по истории Ленинградского военного округа. [40] Специальная глава этой работы была посвящена ликвидации кронштадтского мятежа. Названный труд представляет собой безусловный шаг вперед в изучении данной проблемы: здесь привлечены новые материалы, в том числе и почерпнутые из архивов, дан разносторонний военно-исторический анализ боевых действий под Кронштадтом.
Принципиальные вопросы истории возникновения и ликвидации кронштадтского мятежа рассматриваются также в обобщающих работах по истории СССР и истории Коммунистической партии Советского Союза.
Наконец, среди последних работ на ту же тему следует назвать обстоятельную статью И. Трифонова и О. Сувенирова [41] и ряд работ автора данной книги. [42]
Эмигрантская литература о кронштадтском мятеже очень скудна. Непосредственно на данную тему появилось только две работы. Это прежде всего изданный эсерами, группировавшимися вокруг пражской газеты «Воля России», сборник материалов, перепечатанных из газеты мятежного «ревкома». [43] Ему предпослана обширная редакционная статья, бессодержательная, не составлявшая никакой исторической ценности и представлявшая собой повторение рудиментарной эсеровской фразеологии. Издал свой «труд» и пресловутый «вождь» мятежных кронштадтцев С. Петриченко. [44] Его «сочинение» состоит из набора привычных антисоветских эсеровских штампов. Вне сомнения, не очень грамотный писарь с линкора «Петропавловск» не являлся автором, — его, безусловно, пытались использовать в собственных, корыстных целях В. Зензинов, О. Минор и K°.
Не случайно также, что обе названные книги имеют общую дату выхода в свет — 1921 г. Не случайно, ибо очень скоро после того, как пала восставшая против Советской власти крепость, русская эмиграция потеряла всякий интерес к мятежным «клеш-никам» и начисто забыла недолгий шум их анархистского бунта на кронштадтских фортах. Характерно, что в мемуаристике лидеров эмиграции, к какому бы политическому лагерю ни принадлежали авторы, мятеж на острове Котлин почти не упоминается: в равной степени это можно сказать о книгах П. Милюкова и А. Деникина, В. Чернова и П. Врангеля и т. д.
Бесславный конец кронштадтского «ревкома» надолго скомпрометировал его идеологию в мнении буржуазных политиков. В 20–30-х годах в западноевропейской и американской литературе этот исторический эпизод практически никак не освещался. Буржуазная историография в течение нескольких десятилетий также не баловала своим вниманием кронштадтских мятежников. Положение коренным образом изменилось после всемирно-исторических побед Советского Союза в ходе второй мировой войны.
В новых условиях буржуазная пропаганда резко усилила борьбу с коммунистической идеологией на всех фронтах, в том числе и в области изучения истории СССР. Разного рода сомнительные «специалисты» по Советскому Союзу, толкуя вкривь и вкось историю нашего государства, пытались создать «рекомендации» для современной идеологической борьбы. Характерно, что призывы к прямой интервенции, новому «крестовому походу», столь характерные для довоенного времени, теперь звучали йеуверенно и глухо — слишком велика оказалась мощь социалистической державы. Очень соблазнительными показались попытки выискивать несуществующие противоречия в истории Советского государства. Тогда-то и вспомнили о «наследстве» Петриченко и K°. В конце 40-х — начале 60-х годов в Западной Европе и США появилось несколько специальных работ на тему о кронштадтском мятеже. [45]
Однако подлинный политический бенефис мятежники получили только в последние годы. Международный империализм вынужден был перейти к еще более осторожной, изощренной тактике политической борьбы против лагеря социализма. Замелькали «добродушные» лозунги «конвергенции», «наведения мостов» и т. п. Кульминацией подобной тактики и одновременно ее бесславным концом стала попытка «тихой контрреволюции» в Чехословакии. В резолюции XXIV съезда КПСС по отчетному докладу Центрального Комитета КПСС говорится: «Опыт чехословацких событий вновь напомнил о необходимости повышать бдительность в отношении происков империализма и его агентуры в странах социалистического содружества, о значении последовательной борьбы против правого оппортунизма, который под видом «улучшения» социализма стремится выхолостить революционную суть марксизма-ленинизма и расчищает путь для проникновения буржуазной идеологии». [46]
Подброшенная «советологами» пресловутая «модель», получившая выспреннее наименование «социализма с человеческим лицом», своими идейными корнями прямо восходит к известному кронштадтскому лозунгу «Советы без коммунистов». Деятели «пражской весны», подобно Петриченко, тоже выступали на первых порах под прикрытием привычной для масс социалистической фразеологии. Родство это сразу же почувствовали ученые идеологи международного капитала. Разного рода «советологи» стремились получить солидный политический стимул для работ в атом направлении. В самое последнее время в связи с этими событиями на Западе вышел еще ряд сочинений на тему о мятежном Кронштадте. [47]
В советской историографии уже давалась принципиальная оценка буржуазных фальсификаторов, избравших своим поприщем события на мятежном острове. [48] Необходимо отметить, что в собственно историографическом смысле названные сочинения буржуазных авторов не представляют интереса, так как являются тенденциозными пропагандистскими сочинениями. Материалом для них служат преимущественно разного рода эмигрантские издания, [49] а также общие работы некоторых воинствующих противников Советского Союза, писавших «историю» нашего государства еще в 30-х годах. [50]
Характерно, что многочисленные исследования советских специалистов почти не используются буржуазными авторами при создании ими работ о кронштадтском мятеже (некоторым исключением является, пожалуй, только монография А. С. Пухова [51]). Совсем не привлекаются материалы советской периодической печати 1921 г. Это вполне понятно — фактический материал, приводимый в нашей историографии, разрушил бы все концепции «советологов» и «кремленологов». Любопытно также, что буржуазные историки слабо используют даже такой сравнительно легко доступный им материал, как белоэмигрантская пресса. Эта скудость источников объясняется просто: перед нами не исторические, а прежде всего пропагандистские сочинения, проникнутые вполне определенной идеологической задачей.
Типичным примером такого рода пропагандистских писаний является книга осевшего в США эмигранта Е. Петрова-Скитальца «Кронштадтский тезис для свободного русского правительства». В этом сочинении нет даже попытки придать работе видимость «объективного исследования», как это часто бывает у буржуазных историков. Автор открыто воспевает «демократический» и «бескровный» характер «народного восстания» на острове Котлин, но более всего занят прогнозами: по его мнению, новая «антикоммунистическая революция» в нашей стране станет осуществлением программы кронштадтских мятежников. [52]
Имеются, однако, и более серьезные попытки исследовать историю ликвидации кронштадтского мятежа. Наиболее «солидными» работами такого типа являются книги О. Анвайлера и П. Авриха. Оба они, несмотря на четкую антисоветскую заданность своих книг, признают, например (вслед за советскими исследователями), что к 1921 г. социальный состав балтийских моряков сильно изменился за время гражданской войны за счет крестьянских элементов. [53]
Однако эти крупицы объективности очень нечасты в работах буржуазных авторов. Тот или иной фактический материал служит здесь лишь для подтверждения идеологических тезисов предвзято антисоветского характера. Е. Поллак квалифицирует мятеж в Кронштадте как «первое вооруженное восстание против Советов» и скорбит о его неудаче. Прозрачно намекая на настоящее, он представляет мятежное выступление деклассированных «клешников» как неизбежный, по его мнению, конфликт между «коммунистическим правительством» и «революционными массами». Д. Катков, закрывая глаза на очевидное, толкует идеологию мятежников как «самобытное» явление, отрицая всякую связь их лозунгов с мелкобуржуазными взглядами и теориями. Он стремится выдать перепевы эсеро-меньшевистских и анархистских идей кронштадтцев за выражение истинного настроения трудящегося населения России в 1921 г. Р. Даниельс говорит о борьбе «масс» в Кронштадта против «бюрократии» и «насильственного строя» и при этом проводит параллели в современность. П. Ав~ рих, играя в «объективность», не отрицает, как другие его коллеги, попыток мятежников установить связи с заграницей (а русской белоэмиграции — с мятежниками). Однако относится к «восставшим» с полной симпатией и, подобно другим буржуазным авторам, сожалеет об их быстром падении под ударами Красной Армии.
