Сталин и его окружение весьма своевременно, как показали последующие события, осознали пагубность продолжения прежнего левого курса. Исходили они в своих оценках и прогнозах не из умозрительных построений, выводимых из теории марксизма, а основывались на очевидных фактах. Знали по личному опыту: большевистская партия весьма своеобразна, отличается от парламентских партий. Она создавалась в условиях подполья с одной-единственной задачей: захватить власть и удержать ее в жестокой борьбе с противниками. Отсюда-то и все три программы партии, и ее устав с беспрекословной дисциплиной, так называемым «демократическим централизмом». И другая основа основ: «жесткая вертикаль» партийной структуры. Все это имело смысл сохранять в неприкосновенности лишь до тех пор, пока теплилась надежда на скорый приход мировой пролетарской революции. Рассматривали большевистскую партию СССР исключительно как «штаб», «арсенал» все той же мировой революции. Не столько подменяли Коминтерн, сколько действовали только для него, во имя его.
Теперь же, трезво осознав нереальность победы пролетариата в развитых европейских странах, во всяком случае, в ближайшие десятилетия, прагматическая «центристская группа» Сталина оказалась перед необходимостью реформировать партию коренным образом, поскольку она не соответствовала задачам мирного строительства.
Заодно следовало освободиться и от партократии — первых секретарей крайкомов, обкомов, ЦК нацкомпартий. Все эти истинные революционеры обладали одним недостатком, ранее не игравшим особой роли, но теперь ставшим решающим: почти никто из них не имел даже среднего образования. Они обладали практически неограниченными полномочиями в подведомственных краях и областях. Почти сразу же эти первые секретари чуть ли не автоматически стали и членами высшего органа партии, ее Центрального Комитета.
Полуграмотные, они брались руководить строительством металлургических комбинатов, тракторных, автомобильных, авиационных заводов и их пуском. Их промахи всегда можно было переквалифицировать в уголовно наказуемую преступную халатность.
Поворот предстоял слишком крутой. Поэтому сталинская группа растянула информационную подготовку политических реформ чуть ли не на 2 года. Да и начала с самого очевидного.
Уже с XVII съезда ВКП(б), состоявшегося в январе 1934 г., центристы не уставали твердить: да, Советский Союз уже не тот, каким был всего десять лет назад. Действительно, в стране произошли чуть ли не тектонические сдвиги. Но цель — социализм — все еще достаточно далека. К тому же возникла реальная угроза войны на два фронта. На Западе — с нацистской Германией. На Востоке — с Японией, которая оккупировала китайскую Маньчжурию и вышла к советской границе. Сталину было очевидно, что воевать в одиночку Советский Союз не сможет. А потому необходимо срочно было найти союзников. Разумеется, среди тех западных демократий, которым Германия и Япония также угрожают.
В январе 1934 г. все советские газеты поместили заявление Сталина о том, что СССР готов вступить в Лигу Наций. Ту самую, которую совсем недавно он же вслед за Лениным, Троцким, Зиновьевым, Бухариным клял как «замаскированный союз великих держав, присвоивших себе право распоряжаться судьбами более слабых народов».
Почти одновременно, на XVII съезде в отчетном докладе, Сталин неожиданно произнес немыслимую прежде, воистину крамольную для большевика фразу: «Мы ориентировались в прошлом, ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР». Правда, «прошлое» здесь было явно риторическим приемом. Всем слишком хорошо была известна интернационалистская ориентация страны на пролетарскую революцию.
Раньше сказать так мог лишь антикоммунист.
Ответ на вызов последовал лишь через полгода, да еще и в довольно завуалированной форме. Журнал «Большевик» опубликовал в августовском номере статью Зиновьева, десять лет возглавлявшего Коминтерн. Григорий Ефимович открыто не опровергал взглядов Сталина. Поступил иначе. Он утверждал: «Предотвратить новую войну может только победа пролетарской революции». И пояснил, что начнется она в ближайшее время. Во Франции. И чуть ли не мгновенно перекинется в Англию, Германию, Австрию. Потому и не нужно бороться против угрозы войны с помощью дипломатии, модернизируя вооружение СССР. Следует всемерно поддерживать, постоянно усиливая, подпольную работу Коминтерна.
Вот теперь-то у партии появилась возможность выбора. Вся целиком или силами лишь влиятельной группы она могла поддержать одно из двух предложений. Разумеется, с непременными «оргвыводами» — устранением из политической жизни либо Сталина, либо Зиновьева. Но партия, вернее — партократия, промолчала.
Переход Рубикона
Верно расценив молчание, Сталин сделал следующий ход. В октябре 1934 г. СССР вступил в Лигу Наций. А спустя два месяца гражданам Советского Союза было сообщено о начале переговоров с Францией и Чехословакией о заключении Восточного пакта — антигерманского оборонительного союза, к которому, как предполагали в Париже, Праге и Москве, в ближайшее время присоединится и Великобритания. И по составу участников, и по целям Восточный пакт ничем не отличался от Антанты, которая в свое время предприняла интервенцию против революционной республики.
Во внутренней политике для сталинской группы на очереди стояло реформирование политической системы. Для начала — кардинальный пересмотр Конституции. Не просто Основного закона страны, но еще и образца того строя, который после победы пролетарской революции должен восторжествовать во всем мире. Во всяком случае, так полагал Бухарин.
В мае 1934 г. Сталин обратился к секретарю президиума Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР Енукидзе с просьбой подготовить проект «изменений и дополнений Конституции», в котором потребовал устранить все то, что пропагандировалось как суть советской системы, ее отличие от буржуазного парламентаризма: привилегированные права рабочих по сравнению с крестьянами, существование «лишенцев» — лиц, лишенных избирательных прав из-за своего происхождения (дворяне, дети жандармов, генералов) либо социального положения (нэпманы, кулаки, священнослужители). Взамен же ввести систему всеобщих, равных, прямых, тайных выборов.
Таких, которых еще не знала страна. Ни до, ни после революции.
Енукидзе обманул доверие. Затягивал выполнение поручения. И представил свой вариант проекта только в январе 1935 г. Пошел в нем лишь на введение выборов прямых и равных. Не более. Вынудил тем Сталина обратиться за помощью и поддержкой к Молотову.
Вячеслав Михайлович не подвел. В день открытия VII съезда Советов СССР он заявил о необходимости «сотрудничества двух противоположных систем». А накануне завершения работы съезда, 6 февраля 1935 г., сказал о самом важном — о предстоящем радикальном пересмотре Конституции, включая и избирательную систему, и избрании в ближайшем будущем на ее основе «советских парламентов в союзных республиках и общесоюзного советского парламента». Разумеется, путем всеобщих, равных, прямых и тайных выборов.
И вновь молчаливое большинство, партократия, не решилось выступить против. Согласилось сформировать конституционную комиссию, и только.
5 марта 1936 г. советские газеты опубликовали интервью, которое Сталин дал известному американскому журналисту Рою Говарду. В ответ на вопрос, может ли новая избирательная система изменить положение, коли в СССР всего одна партия, он сказал: «Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации… Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».
Такого объяснения оказалось достаточно, чтобы до смерти напугать партократию.
Поражение Сталина
В мае 1936 г. новый вариант Конституции был готов. Он разительно отличался от прошлого Основного закона, принятого в 1924 г. В проекте отсутствовала та самая пресловутая преамбула, которая предельно открыто выражала леворадикальный курс страны и противопоставляла СССР всем остальным государствам. Она гласила: после Октября мир распался на два враждебных лагеря — социализма и капитализма; они непременно сойдутся в вооруженной борьбе, что неминуемо завершится созданием мировой Социалистической Советской Республики. Это положение исчезло. Зато появились иные выражавшие суть политических реформ Сталина. Прежде единая, одновременно законодательная и исполнительная, власть делилась на две ветви: законодательную — на высшем уровне ее представлял Верховный Совет СССР, который формировал подотчетное ему правительство, и исполнительную. Слово «социалистический» использовалось всего лишь в трех статьях, компартия упоминалась только раз, да и то в 126-й статье — как «ядро» организаций трудящихся. Зафиксировал проект и новые принципы избирательной системы.
