они доставляют известные неудобства друг другу. Возникают частные проблемы и локальные конфликты. Именно в их разрешении состоит смысл политического процесса, совершенно недоступный и не интересный ни для кого из нас. Ибо это не наши интересы. Победа одной из сторон ничего не может нам дать. Единственное, что затрагивает нас, — это побочные эффекты борьбы. Много ли побьют посуды при выяснении отношений? Много ли поломают мебели? Не полетит ли со сцены в голову зрителя какой-то тяжелый предмет? Надо быть внимательным!
Мы обречены смотреть представление, хотим мы или нет. Плату за вход с нас собирают принудительно. И бежать некуда, ибо в соседнем театре примерно такое же представление.
Иногда нас даже принуждают в спектакле участвовать. От нас непременно требуются рейтинги и голосования, аплодисменты и восторженные возгласы. Время от времени нас обязывают выступить в качестве хора.
Многие уже не могут смотреть на все это. Они отворачиваются и засыпают. Некоторых тошнит. Кое-кто пробирается на сцену— и его тут же приспосабливают на роль куклы.
Рано или поздно, конечно, зрителям все это осточертеет настолько, что они вырвутся на сцену и все здесь разнесут.
2006 г.
Несколько лет назад мне довелось разговориться о политике с отставным генералом. Мой собеседник вполне ожидаемо начал с рассуждений об «агентах влияниях» и врагах России, засевших на высших уровнях власти, но затем сказал нечто куда более интересное. «Руководство страны, — рассуждал он вслух, — состоит из двух группировок. Одна из них — агенты Запада и враги нашей страны. Зато вторая — истинные патриоты Отечества. Правда, — добавил он немного помолчав, — последние по большей части идиоты».
Эта формула периодически приходит мне на ум, когда я слышу об очередном патриотическом начинании нашего начальства. Казалось бы, поборники национальных интересов пытаются компенсировать последствия разрушительных реформ либералов-«западников», но на практике каждый раз почему-то так получаются, что их инициативы лишь усугубляют эти последствия.
Либералы сокращают часы, отведенные на занятия научными дисциплинами в школе, отменяют астрономию, сводят к минимуму бесплатное преподавание русской литературы.
Зато патриотическая общественность добивается внедрения в школьную программу патриотического воспитания, религиозного обучения (а некоторые даже требуют введения в программу учебников по креационизму, заменяющих научную биологию). Причем всё это непременно в рамках того же стандарта и расписания, иными словами, не в дополнение к программе, а за счет ещё большего сокращения естественнонаучных и гуманитарных знаний.
Либеральная экономическая политика создает в стране растущую безработицу, а патриотическая общественность требует принять в Думе закон о тунеядстве, чтобы этих безработных ещё и штрафовать. И если уж речь зашла о возрождении отечественной культуры и национального духа, то единственным практическим действием оказывается госзаказ на съемки дорогих и пошлых псевдо-патриотических кинолент, изготовляемых по голливудским лекалам. Легко догадаться, что подобного рода продукция не поддерживает традицию отечественного кинематографа, а добивает её.
Однако во всем этом должна же быть хоть какая-то логика! И если уж вернуться к тезису о двух группах, из которых состоит власть, то невозможно же предположить, будто отбор ведется исключительно по умственным способностям. В конечном счете опыт показывает, что среди либералов-«западников» идиотов ничуть не меньше, чем среди патриотов-почвенников.
Причину сложившейся ситуации надо искать не в глупости одних и в коварстве других, а в своеобразном разделении труда, которое сложилось между группировками внутри правительства и правящей элиты.
Если совсем просто, то либералы взяли себе практические вопросы экономической, социальной и финансовой политики, а патриотам достались идеология, пропаганда и официальная культура. Условием сосуществования группировок является непосягательство на чужую сферу. Либеральным министрам, в сущности, всё равно, что творится в сфере идеологии. Хотя происходящее им и не слишком нравится, но эти процессы очень мало влияют на жизнь в их мире, где царят идеалы свободного рынка, а личные карьеры складываются вполне благополучно.
Напротив, патриотам последствия экономической политики либерального блока кажутся совершенно неутешительными, но на самом деле ни в хозяйственных вопросах, ни в социальных эти люди не разбираются, никакого самостоятельного видения у них нет, а потому на ум не приходит ничего иного, кроме различных мер по восстановлению «духовности», подрываемой рынком и культом денег. Поскольку же ни диктат рынка, ни культ «золотого тельца» никуда не деваются, являясь органичной частью проводимой политики, встроенной в систему, то компенсирующие меры не могут быть никакими иными, кроме как репрессивными или идеологически-декларативными, совершенно оторванными от практической жизни и запросов времени, диктуемых всё тем же либеральным рынком.
Тем не менее на определенных этапах сосуществование охранительного патриотизма с подрывным либерализмом в рамках одной правительственной коалиции удавалось не так уж плохо. Поскольку патриотическая риторика должна была прикрыть, а иногда и сдержать либеральную практику. Общество было запутано и сконфужено, но растерянные и дезориентированные люди куда менее опасны, чем сосредоточенно рассерженные.
Увы, патриотическая «ширма» для либералов была полезна и надежна лишь до тех пор, пока сами либералы держали себя в руках.
Российский неолиберализм путинского периода был умеренным и осторожным. Социальные права отбирали постепенно, реформы вводились поэтапно, коммерциализация медицины и образования была порционной. Ситуацию изменил кризис, который в нашей стране, как и в Западной Европе, воспринимается радикальным крылом либерального лагеря не как обострение проблем, порожденных их собственной политикой, а как уникальный шанс одним махом добить остатки социального государства, одновременно перераспределив в пользу крупного бизнеса накопленные за более благополучные годы государственные средства.
В то время как политика правительства становится всё более безответственной, охранительно-патриотическая пропаганда становится всё менее осмысленной. Логика патриотического дискурса требует непримиримого выступления против проводимой политики, но это в свою очередь означает дестабилизацию государства, что тоже находится в прямом противоречии с установками официального патриотизма. В итоге дискурс из охранительного превращается в шизофренический, когда каждое второе утверждение противоречит либо другим лозунгам, либо самому себе.
Разумеется, можно защищать принцип «государственности», находясь в противостоянии с реально существующим государством. Но для этого как минимум надо иметь смелость сказать, что нынешняя власть принципиально антипатриотична. Иными словами, перейти в оппозицию. Но, увы, подобное решение для патриотов-охранителей невозможно. И вовсе не потому, что они так уж зависимы от государственного финансирования. Просто они эмоционально не могут представить себя иначе, чем при каком-то начальстве.
В результате мы получаем не только стремительно падающую эффективность официальной пропаганды, но и элементарный отрыв пропагандистских инициатив от реальности. Вообще-то любая пропагандистская акция должна преследовать достижение какой-то практической цели в реальном мире. В противном случае она не только бесполезна, но и вредна. Однако, увы, в современной России ни за одной подобной инициативой невозможно обнаружить никакой
