Ричард Пайпс - Два пути России

Ознакомительная версия.

Горемыкин лишь воспроизводил мысли своего монарха, Николая II, который также не принимал нравившихся даже его министрам предложений о принудительной передаче крестьянам помещичьих земель, считая, что частная собственность должна оставаться нерушимой.

Преемник Горемыкина Петр Столыпин, бывший премьер-министром России с 1906 по 1911 год, проявлял особую проницательность в понимании, что передача крестьянской земли в частные руки способна создать класс консервативных жителей деревни и отвести ветер от парусов радикальной агитации. В 1907 году он в чрезвычайном порядке провел закон, позволявший крестьянам получать в собственность свои участки общинной земли и выходить из общины. Однако его надежда создать многочисленный класс самостоятельных сельских хозяев в значительной мере не оправдалась, потому что большинство крестьян, воспользовавшихся новым законом, с трудом сводили концы с концами в своих маленьких, бедных хозяйствах и землю брали себе в собственность только для того, чтобы ее продать. Те, кто, опираясь на столыпинские законы, выделился на хутора, были в глазах большинства крестьян-общинников, составлявших 80 % сельских жителей России, расхитителями общинной земли. В 1917–1918 годах это большинство заставило хуторян оставить свои хозяйства и вернуться в общины. Одновременно крестьяне захватывали и присоединяли к общинным полям земли, принадлежавшие частным лицам и объединениям. К 1928 году, накануне «коллективизации», 99%пахотной земли в России находилось в общинной собственности. Так что частная земельная собственность крестьян просуществовала в России недолго и малоприметно, после чего опять исчезла.

Ограниченного вида политическая демократия появилась в России в 1905–1906 годах под нажимом, который оказали на царизм поражение в войне с Японией, нараставшие крестьянские волнения и развернутая либеральной элитой кампания за конституционный строй. На политические уступки правительство шло с величайшей неохотой не только потому, что ему претило расставаться с властью, но и в силу убеждения, что в России демократия означала бы только крушение закона и порядка. В октябре 1905 года, оказавшись перед угрозой затеянной либералами всеобщей забастовки, оно, наконец, уступило и даровало конституцию с парламентом стране и основные гражданские права населению. Это отступление правительства не принесло России подлинного умиротворения, потому что интеллигенция – одинаково и либеральная, и радикальная – добивалась для себя большей власти, тогда как сожалевшая о сделанных уступках монархия, едва только порядок был восстановлен, стала всеми силами саботировать новый конституционный строй. Это враждебное противостояние возрастало и в условиях Первой мировой войны подогревалось провалами на фронтах и неумелыми действиями в тылу, которые, как ни в каком другом из воюющих государств, подрывали военные усилия страны, и, в конечном счете, привели к падению всего царского режима.

Таким образом, история России показывает, что частная собственность является необходимой, но недостаточной предпосылкой свободы. В последние полтора века своего существования царский режим неукоснительно соблюдал права собственности сначала на землю, а затем на капитал. Так, декабристы, дворяне, принадлежавшие к ряду самых знатных аристократических семей России, после поднятого ими в 1825 году восстания против царя были подвергнуты казням и ссылкам, но их поместья остались нетронутыми, чего не могло бы произойти столетием раньше. Александр Герцен, эмигрант, который на чем свет стоит честил царизм в западноевропейской печати, не испытывал никаких трудностей с получением поступавшего через европейские банки приличного дохода от его поместий в России. А мать Ленина, у которой один сын был казнен за покушение на царя, а другие дети побывали в тюрьме и ссылке, до последних своих дней получала пенсию, назначенную ей как вдове государственного чиновника.

Тем не менее, при всем уважении, какое царское правительство проявляло к правам собственности российских подданных, с их гражданскими правами оно считалось мало, а с политическими – вообще нисколько. Крепостные до их освобождения в 1861 году были просто живым имуществом, и помещики могли подвергнуть их порке, отправить в Сибирь на каторгу или отдать на всю жизнь в солдаты. Другие, включая дворян, могли быть в административном порядке задержаны и (в нарушение жалованной грамоты 1785 года) лишены свободы по подозрению в политическом преступлении. Свою возраставшую экономическую силу общество не в состоянии было обратить в гарантии личных свобод, потому что все рычаги управления находились в руках самодержавия.

Политическая свобода и гражданские права появились в России в 1905–1906 годах не как естественное развитие народной власти, осуществляемой посредством собственности и права, а как отчаянная попытка монархии предотвратить грозившую революцию. Когда же десятилетие спустя революция все-таки разразилась, все свободы и права, вместе с собственностью, унеслись и растаяли в голубой дымке, потому что не имели в стране сколько-нибудь прочных оснований. Опыт России показывает, что свобода не может быть учреждена законодательным актом, она должна вырасти постепенно, в тесном содружестве с собственностью и правом. Ибо если склонность к присвоению заложена в природу человека, то уважение к чужой собственности – и свободе – в его природе отсутствует.

Это уважение надо прививать, пока оно не пустит такие глубокие корни в народном сознании, что тщетными окажутся любые попытки их вырвать.

Ознакомительная версия.