Дискуссии о том, какой тип «смешанной» экономики должен возникнуть на месте традиционной, давно уже велись в России, приобретя особую остроту в 1998 г. после очевидного краха поддерживавшейся США и проводившейся администрацией Ельцина политики. Этим дискуссиям суждено шириться и углубляться в ходе начавшейся деельцинизации. И решение предстоит принять не Западу, а России. Об исходе этих дискуссий нельзя будет судить с уверенностью, пока он не определится в самой России.
Третья ложная посылка, определившая миссионерскую политику США, представляется чрезвычайно опасной. Нам предлагают принять на веру, что поскольку посткоммунистическая Россия слаба и несостоятельна, то у неё не остаётся иного выбора, кроме как следовать желаниям Соединённых Штатов и внутри страны, и за рубежом. Вряд ли продиктованная чем-то, кроме высокомерия и чувства превосходства западной культуры, эта концепция исходит из того, что, кроме Запада, России «просто некуда пойти»{248}. Этому допущению присуща особая близорукость. У России есть выбор, и та возможность, которую всё больше склонен выбрать её политический класс, внушает глубокую тревогу.
Её можно рассматривать в качестве реакции на десятилетний диктат Запада в вопросах безопасности и финансов. Защитники этой возможности хотели бы, чтобы Россия отошла от Запада и, вернувшись к более древним восточным корням своей истории и культуры, заключила стратегический альянс с Китаем и Индией, крупнейшими странами мира — не членами НАТО. Это поистине «кошмарный сценарий», как считают некоторые западные специалисты. «Регион, являющийся, по сути, центром мира — а это 2 миллиарда человек в Китае и Индии, — приобретет устрашающую техническую мощь России. Это будет катастрофа для Соединённых Штатов»{249}.
Для России как евроазиатской страны подобный шаг не представляется гигантским. В конце концов, как напомнил своим сторонникам Путин, «мы с вами живём не на Западе, а на Востоке»{250}. Став президентом, Путин ясно показал, что предпочитает видоизменённую версию западной ориентации, отводя основную роль не Соединённым Штатам, а Европе. Однако одновременно делаются шаги и в сторону восточной альтернативы — чтобы повернуться «к Западу азиатским лицом»{251}. На фоне растущих двусторонних связей в области дипломатических отношений, экономики и разведки Россия почти установила монополию на рынке оружия Китая и Индии, продавая им всё более сложные системы вооружений, которые уже сейчас составляют около 60% всего объёма продаж. (Путин посетил обе страны в первые месяцы своего президентства). Вспомним о факте, который непосредственно затрагивает интересы США: Москва поставила Пекину первый из предположительно четырёх истребителей с управляемыми ракетами, что непременно станет новым фактором в конфликте из-за Тайваня. Особенно, если на самолетах будут установлены высокоточные радары раннего предупреждения, о покупке которых Китаем в 2001 г. уже имеется договорённость{252}.
Защитники этой альтернативы провалившейся прозападной политике, которая проводилась Ельциным в 90-е гг., утверждают, что она позволит решить ещё одну важную задачу. Превратив Россию в оружейный склад для незападных государств — не только Китая и Индии, но и Ирана, Ливии, Северной Кореи, Сербии, а также, возможно, Ирака и других стран — российский военно-промышленный комплекс, в том числе его научно-техническая составляющая, станут мотором экономического возрождения страны. (Продажа оружия Москвой, хотя и остается значительно ниже, чем у Соединённых Штатов, выросла с 2,5 миллиарда долларов в 1998 г. почти до 5 миллиардов в 1999 г., а к 2003 г. грозит существенно превысить эту цифру. И это примерно 1 миллиард за каждый ядерный реактор, построенный за рубежом).
Результатом станет совсем не то, что рассматривалось в качестве «реформ» в Вашингтоне. Продиктованные военно-промышленными приоритетами цели обусловили возрождение России после Второй мировой войны, и, как утверждают нынешние защитники этой точки зрения, подобное может и должно случиться теперь. Вряд ли стоит особо подчёркивать последствия этого стратегического решения как для внутри-российской, так и международной политики. Отметим, что политическая привлекательность такого решения растёт и что оно является прямой реакцией на избранную администрацией Клинтона политику по отношению к России.
Наконец, крупнейшей из всех ошибкой США является представление, что у Америки есть право, достаточная мудрость и власть для того, чтобы переделать огромную страну, чья история на много столетий древнее нашей. Отсюда тот менторский подход, который заставил администрацию Клинтона вторгнуться так глубоко и так неумно во внутренние дела посткоммунистической России, в её наиболее важные внутриполитические решения: в подбор министров, установление приоритетов при формировании бюджета, в формирование «гражданского общества» и даже в парламентские и президентские выборы. Если недостаточно доводов простого здравого смысла, то 90-е гг. дали предостаточно доказательств, что подобный подход был обречён с самого начала и в конце концов привёл к опасным и контрпродуктивным результатам. И таких результатов станет ещё больше, если мы не изменим коренным образом свой подход.
Набросок адекватного и необходимого подхода был дан пятьдесят лет назад видным американским дипломатом и историком России Джорджем Ф. Кеннаном. В 1951 г., предвидя последующий закат советского коммунизма, Кеннан предостерегал: «Давайте не будем судорожно искать решение за тех людей, которые придут позднее, не будем поминутно вытаскивать лакмусовую бумажку, решая, соответствует ли их политическая физиономия нашим представлениям о “демократии”. Давайте дадим им время, дадим им быть русскими, дадим возможность решить их внутренние проблемы по их собственному усмотрению и выбору… То, как та или иная страна устанавливает у себя достойное и просвещённое правление, относится к самым глубоким и интимным процессам народной жизни. Нет ничего более трудного для иностранца, чем понять это, и ни в какой другой области иностранное вмешательство не принесло бы меньше пользы, чем здесь»{253}.
Если бы к совету Кеннана прислушались в начале 90-х гг., то и Россия, и отношения между США и Россией были бы в несравненно лучшем положении, чем сейчас. Но даже если бы этого не произошло, Америка была бы гораздо менее причастна к этому.
Может быть, ещё не слишком поздно. Применить подход Кеннана к сегодняшним реалиям означает, помимо прочего, дать самим русским, а не американскому казначейству решать, в чём должны заключаться реформы и как достичь экономического возрождения. Это означает предоставить российским избирателям выбирать свой парламент и президента без публичного или тайного вмешательства США. Это должно привести к пониманию того, что стабилизация в ядерной России и, более того, её демократизация, может произойти только в результате «самых глубоких и интимных процессов» в жизни России, а не Америки.
Понимание этого заставит официальных миссионеров США свернуть свой лагерь в России. Так же, как и высокооплачиваемые частные «консультанты», финансируемые правительством США, они принесли больше вреда, чем пользы. Помимо всего прочего, их деятельность является постоянным источником раздражения против Америки. Может быть, исключения и есть, но есть и правило: американцам не следует делать в России ничего из того, что не понравилось бы нам, будь оно сделано у нас другим государством. Если советы действительно требуются, то электронная почта намного дешевле и связана с гораздо меньшим вмешательством. (То, что делается, и не всегда умно, частными фондами и университетами — их дело, но Вашингтон должен подать пример).
И поскольку, как говорят русские, «слово — это тоже дело», применение подхода Кеннана изменит и весь контекст политики США. Прекратятся бесконечные публичные суждения американского президента, вице-президента и их подчинённых о внутренних российских делах, которые делались ими на протяжении всех 90-х гг. и даже в июне 2000 г., когда президент Клинтон был гостем в Москве. Это будет означать, что администрация США, начиная с Белого Дома в Вашингтоне и кончая американским посольством в Москве, больше не будет выступать в роли спонсора, организатора поддержки или агитпроповского парохода для любой из фракций или «измов» российской политики. По сути, это будет концом американского крестового похода в Россию.
КАК СНОВА ПРИВЛЕЧЬ РОССИЮ К СОТРУДНИЧЕСТВУ?
Оставив в стороне как сантименты, так и идеологию, следует признать, что у Соединённых Штатов с Россией связан только один жизненно важный интерес: сокращение и окончательное устранение растущей ядерной и, возможно, иных смертельных угроз. Чтобы достичь существенного прогресса, следует привлечь правительство России к действительному сотрудничеству, не рассматривая его как объект поучений. Вне всякого сомнения, это вызовет протесты со стороны неперестроившихся сторонников миссионерского подхода. Из провала своей исключительно прокремлёвской позиции 90-х гг. они извлекли единственный урок: оказывается, ошибка заключалась в том, что они не сделали своим «союзником непосредственно народ России». Теперь они предлагают переделать посткоммунистическую Россию снизу: «помочь российскому народу, а не российскому государству», помочь тем, кого они мечтательно называют «гражданским обществом»{254}.
