Ознакомительная версия.
Иными словами, в чем может заключаться национальный интерес у России к своему южному соседу в ближайшей, среднесрочной и долгосрочной перспективе? На чем он будет основываться? Как он мог бы встраиваться в общую систему международных отношений России? Какими методами и средствами стал бы реализовываться? Какие для этого потребуются ресурсы, человеческие и материальные? Каковы риски и угрозы интересам России и каким образом они могут быть минимизированы?
Вот в этом месте – самое время нажать на паузу и позволить себе для ясности сделать небольшую ремарку.
Автор этих строк является лицом исключительно гражданским. Он не состоял и не состоит ни на какой государственной службе. В принципе он мог бы с чистой совестью ограничиться в этой главе простой постановкой вопросов, преспокойно оставив напряженные поиски ответа на них компетентным российским ведомствам. Как «прямого», так и «двойного» назначения. Которые, напротив, по долгу службы, ежедневно занимаются этим всем с 9.00 до 18.00 с перерывом на обед.
Лишь исключительная нелюбовь к незавершенным делам и привычка к тому, чтобы, где сказано «А», звучало бы и «Б», разбросанные камни – собирались, а ружье, вывешенное на стенке, в четвертом акте все же стреляло, удерживает его от точки в этом месте. Пальнем, в общем. Пусть не картечью, но хоть дробью «десяткой»… На все поставленные вопросы ответить не получится, но на некоторые все же попытаемся.
Итак, турецкий вектор был, есть и будет одним из важнейших направлений отечественной политики – это аксиома. Соответственно сохранение Турции в орбите российских интересов – задача из разряда первоочередных.
Значимость Турции для России измеряется не только географией или цифрами товарооборота. Но и нынешней, заметно выросшей за годы правления партии Эрдогана ролью и радиусом интересов Турции на международной арене, включая Восточную Европу, Балканы, Черноморский бассейн, Кавказ, Ближний Восток, Северную Африку и Среднюю Азию. Про отдаленные от Турции уголки планеты – Северную и Южную Америку, Африку южнее Сахары, Юго-Восточную Азию и Австралию – пока что-то определенное говорить преждевременно, хотя вектор турецкого движения наметился и туда. Вплоть до того, что на американском континенте стали находить «древние мечети» и ставить под вопрос пальму первенства Колумба в открытии Америки.
Свои интересы Турция в наши дни готова артикулировать с использованием всего арсенала мирных средств, включая торговую дипломатию и инструменты «мягкой силы», особенно эффективные в родственных (этнически и религиозно) регионах мира. Включая, естественно, и те, что входят в состав Российской Федерации.
Как показали события в Сирии и в Ираке, в условиях отсутствия прямого противодействия со стороны ведущих мировых держав Турция политически, экономически и психологически готова в одиночку к ограниченным войсковым операциям, даже без «зонтика» Североатлантического альянса или широкой международной коалиции. А создание страной своих первых, за всю историю Турецкой Республики, военных баз – в Сомали в 2016 году и в Катаре (ожидается) – следует рассматривать как закладывание фундамента ее стратегических интересов в регионе.
В международных делах Турция окончательно отказалась от политики нейтралитета и пассивности. Теперь она демонстрирует самостоятельные действия, не ставящие во главу угла, как это было ранее при кемалистах, сохранение любой ценой стратегических отношений со странами НАТО.
«Приклеивать» ли к этому курсу ярлык «новый османизм» или нет – исключительно дело вкуса. Если нужен короткий и емкий «стикер», то можно и так именовать.
Тот факт, что перспективы вступления Турции в «семью» европейских народов в обозримой перспективе равны нулю, не должен наводить на мысль о скором присоединении страны к альтернативным, интеграционным проектам с российским участием, в частности, к ЕАЭС и ШОС. Невзирая на очевидную схожесть системы власти в России и в Турции, профилей ее лидеров Путина и Эрдогана, а также на нынешние непростые отношения обеих наших стран с западным миром. Турецкая внешняя политика искусно балансирует между всеми игроками, образуя с ними ситуационные, тактические альянсы, и вряд ли найдутся достаточно веские основания для отказа от этой эффективной практики.
В последние годы Турцию преследовали неудачи – по большей части связанные с ошибками и просчетами в стратегическом прогнозировании и планировании. В частности, это случилось с Израилем, Египтом, Сирией и Россией. Это потянуло за собой целую вереницу нежелательных для страны последствий, приведших в конце концов к удалению с большой политической сцены главного «новоосмана» страны, одиозного премьер-министра Ахмета Давутоглу вместе с показавшим свою несостоятельность лозунгом «ноль проблем с соседями». Его преемник Бинали Йылдырым незамедлительно провозгласил курс на перезагрузку международных отношений под характерным девизом «уменьшения количества врагов», с анонсом последовательного замирения с Израилем, Россией и Египтом.
Старт, данный российско-турецкой перезагрузке в июне 2016 года, уже сам по себе привел к заметным для России выгодам. Во-первых, удалось реанимировать проект газопровода «Турецкий поток». Во-вторых, Россия получила возможность решить в свою пользу застарелую проблему с налогообложением по атомной электростанции «Аккую».
Приподнятый для Турции «зонтик» российских ПВО, позволивший турецким вооруженным силам начать операцию по созданию зоны безопасности в Сирии вдоль турецко-сирийской границы, затруднил возможности маневрирования для США между сирийскими курдами и Турцией, принуждая их к непростому выбору, каждый из которых чреват издержками. Этот шаг России не стоил ровным счетом ничего, зато Америке теперь приходится выбирать не между «плохим» и «хорошим», а между «плохим» и «еще хуже». Выбор за американцами…
В вопросе постепенного снятия антитурецких санкций и возвращения к безвизовому режиму стратегическое преимущество также сохраняется на стороне российской дипломатии. Соответственно вопрос заключается лишь в том, насколько этот потенциал будет конвертирован в прямую выгоду, а какая его часть «потеряется по дороге». Это во многом зависит от четкого понимания своих собственных интересов и возможностей и на основе этого – от корректной постановки задачи. На практике именно этап постановки задачи является наиболее трудоемким и ответственным.
Фундаментом, или, как нынче модно выражаться, скрепами, российско-турецких отношений является экономика в целом, в которой особая роль, причем для обеих сторон, отведена крупным проектам энергетического сотрудничества – от поставок энергоносителей до реализации совместных проектов. Это – та основа, которая задает отправную точку и ось движения на многие годы. Соответственно она же устанавливает ограничение на максимальную амплитуду колебаний в отношениях, хотя, как выясняется, и не является предохранителем со 100 % гарантией срабатывания в случае внештатных ситуаций.
Потенциальным источником угрозы возникновения последних является пересечение российско-турецких отношений на уже упомянутых ранее направлениях с учетом современного понимания Российской Федерацией границ своего жизненного пространства и амбициозных, имперских по своему характеру, устремлений турецкого руководства.
Внутриполитическая нестабильность в Турции, сохраняющаяся в связи с подавлением курдского сепаратизма и борьбой с гюленистами, обосновавшимся в стране международным терроризмом и событиями в соседней Сирии, является ослабляющим фактором. Все это сдерживает продвижение к намеченным целям, включая те, что продекларированы в программе «Турция-2023» и приурочены к столетнему юбилею провозглашения Турецкой Республики (см. приложение).
Соответственно турецкое руководство, а точнее, Реджеп Тайип Эрдоган в качестве инструмента по преодолению опасных для страны явлений провозгласил путь дальнейшей централизации власти и окончательного перемещения формально существующего пока центра тяжести принимаемых решений из Чанкаи (резиденция премьер-министра) в Аксарай (новая резиденция президента). Не довольствуясь при этом своим фактическим статусом Раиса, то есть главы турецкого народа, и стремясь его закрепить юридически, раз и навсегда, через принятие соответствующих поправок к Конституции 1982 года.
Со всей определенностью можно сказать, что вне зависимости от масштаба будущей конституционной реформы ее главные положения будут предусматривать ликвидацию поста премьер-министра или значительное уменьшение его роли в пользу президента. Последний, во-первых, станет главой турецкой исполнительной власти, а во-вторых, получит возможность носить в нагрудном кармане членский билет «родной» партии. Последнее будет автоматически означать, что Эрдоган в случае принятия соответствующих поправок вернется к штурвалу правящей Партии справедливости и развития, установив таким образом формальный контроль над законодательной ветвью власти, заседающей в Меджлисе. Понятно, что фактический контроль уже давно установлен.
Ознакомительная версия.
