Между тем, подобный способ обращения с локомоционными группами не свойственен даже самым бедным африканским странам. Я уж не говорю о государствах Европы и Азии. Российские трансформации последних 20 лет, почему-то получившие название "переходного периода", носят отчетливо регрессивный характер. И богатство, и бедность у нас являются регрессивными.
Россия оказалась слабым звеном в определенной цепи. Правящие группы здесь пошли дальше, чем где угодно в мире, в вопросе об этом самом "ходе конем". То есть, о возможности сохранения позиций в обмен на качественное ухудшение состояния социума и государства.
Наконец, подобный регрессионный сценарий предполагает отсутствие каких-либо устойчивых укладов, каких-либо формаций как таковых. В регрессионном потоке нет и не может быть укладообразующих элементов, поскольку нет воспроизводства основных социальных групп. А именно воспроизводственный контур и характеризует уклад как устойчивую систему.
Вот та рамка, в пределах которой придется решать все политические задачи. И никуда эта рамка не денется.
При ее наличии можно выбрать две стратегии (рис. 28).
Любая попытка разместить политическую устойчивость в пределах регресса плоха не тем, что она представляет собой борьбу за устойчивость, а тем, что она не отменяет регресс и тем самым не может добиться реальной устойчивости. Когда Владислав Сурков честно признается, что (цитирую): "Иллюзия стабильности, которая у нас есть, да вы и сами это знаете, это хрупкая стабильность. Что-то начнется, и страна уедет совсем в другую сторону", – он вольно или невольно описывает именно эту ситуацию.
Но всякое общественное обсуждение этой ситуации нарывается на табу невероятной силы. Попытка указать на данные, вроде бы непреложные, обстоятельства приводит к тому, что твои оппоненты обрушивают на себя и других рационально необъяснимый (но вполне закономерный в свете всего вышеописанного) истерический поток невротическо-защитных мантр. Именно мантр, а не аргументов.
При этом, видимо, включаются две программы – целевая и ценностная.
Целевая состоит в том, чтобы защитить сформировавшийся способ существования. Оппоненту говорится следующее: "Вот наш способ!" (рис. 29).
"Наш способ мы менять не намерены. Мы можем менять точку на кривой "блужданий в регрессе", переходить из точки 1 в точку 2, 3, 4, 5. И так далее. Мы можем критиковать неолиберализм или его защищать, использовать неосоветскую или антисоветскую риторику. Показывать фигу американскому империализму или гладить его по головке. А также делать все вместе или выбирать любые наборы. Мы будем блуждать и перемещаться ради достижения устойчивости. Мы хотим устойчивости и не хотим смутьянов. Если у тебя есть "клёвые" словечки и технологии – милости просим к нам. Единственное, чего мы не будем делать, – это менять стратегию #1 на стратегию #2" (рис. 30).
Выход за рамки табуирован по многим причинам.
Во-первых, политический класс, который выживает за счет организации этих рамок, никуда не делся. Все, что "мыслит о точках на траектории", лишь обеспечивает его интересы. И занимает позиции постольку, поскольку обеспечивает эти интересы.
Во-вторых, совершенно непонятно, как выходить за рамки. Что такое контррегресс? Куда надо прорываться? Есть ли для этого какие-то опоры?
В-третьих, это очень сложно соотносится с твоими (этого самого политического класса) позициями. А кто сказал, что при этом процессе сам не погоришь? Что займешь в нем какую-то хорошую роль? Что твоя "революция сверху" не пожрет тебя подобно тому, как все революции пожирают своих детей?
В-четвертых, нужно менять весь социальный профиль, а не просто перемещать куда-то какие-то локомоционные группы. В переводе на бытовой язык, смена социального профиля – штука небезболезненная. Какие-то компоненты личного благосостояния могут оказаться под вопросом. А поскольку хочется-то и устойчивости, и благосостояния, то неявно ощущаемые посягательства на любые компоненты "социального кайфа" – вызывают инстинктивное отторжение.
В-пятых… Здесь мы выходим за пределы целевого в сферу ценностного. В-пятых, вся культура реформаторства имеет далеко не рациональный культовый стрежень. Кому-то это покажется странным, но в стержне, увы, не Томас Манн, не Лев Толстой, не Достоевский и не Иван Ильин. В реальном культовом стержне – братья Стругацкие. Берусь доказать, что это так. Но здесь прошу поверить мне на слово.
А самое культовое слово в пределах системы Стругацких – "прогрессор". Все рассматриваемые мною лица "политического класса" считают себя прогрессорами. Признание указанных мною обстоятельств – переводит их из разряда прогрессоров в разряд регрессоров. А это для многих невероятно болезненно. В чем-то даже более болезненно, чем потеря слагаемых бытовой успешности.
Короче, действующий метасубъект, который я в неявном виде все-таки рассмотрел, будет двигаться, скорее всего, по указанному мною выше маршруту (рис. 31).
Если переход из точки 1 в точку 2 – это переход от ельцинского позиционирования к позиционированию путинскому, то следующий переход (он же блуждание) будет находиться в окрестности, которую я очертил на рисунке: между точкой 2 и точкой 3. Хотелось бы, чтобы не было такого блуждания, а был прорыв к стратегии #2. Но это маловероятно.
Зарезервировав, тем не менее, такую возможность, рассмотрим, что представляет собой блуждание в рамках стратегии #1. То есть, сложное и противоречивое движение, скажем так, из точки 2 в точку 3.
Это противоречивое сочетание страсти к устойчивости и государственности – и необходимости сохранять несовместимую с ними рамку. Я называю это движение "белым поворотом". И постараюсь доказать справедливость подобной оценки, опираясь на некие факты, тексты и действия.
Но для начала все-таки рассмотрим не сами факты, тексты и действия, а то, к чему они адресуются.
В самом деле, у всех фактов, текстов и действий, о которых я говорю, есть нечто общее. Что же это? Чаще всего факты, тексты и действия пытаются рассмотреть в отрыве от этого общего. И в этом тоже знамение эпохи (рис. 32).
В самом деле, почему должно быть нечто, объединяющее разные явления? Почему внутри этих явлений должна быть суть? Ведь именно суть только и может объединить. Кто сказал, что у явлений вообще есть суть?
Нам с вами кажется, что это дикие вопросы. Но на самом деле это не так. Для того, чтобы сознание схватывало любую целостность, внутри этого сознания должен быть "схватыватель". Такой "схватыватель" очень тесно связан с тем фокусом сознания, в котором хранится хронотопический код самого сознания. Его, сознания, особая интуиция по поводу пространства и времени.
Эта интуиция существует у человека только тогда, когда он пребывает в актуальном социокультурном континууме, то есть в Истории. Если Истории нет, то все картины начинают или раздуваться, или свертываться, или рассыпаться, или испаряться… И остаются явления без сути.
А явления без сути не существуют во взаимосвязи. Связывает только суть. Без сути все явления становятся изолированными и самодостаточными. Если наша реальность такова, каковой я ее вижу, то разговор о сути, о содержании, об общих знаменателях, системных фокусах и прочем – почти крамолен, как и название нашего клуба "Содержательное единство". Крамолен – не в том смысле, что мы делаем нечто, не совпадающее с властными интересами. Не делаем мы ничего такого и не будем делать по очень многим причинам. В том числе, и по тем, которые я изложил выше.
Этот разговор крамолен – потому что мы якобы навязываем реальности отсутствующую в ней связность. И, тем самым, актуализируем больной вопрос о связности, о реальности, о картинах, о целостности.
Мне скажут, что я занимаюсь заумным словоблудием, не имеющим отношения к сути дела. А я твердо знаю, что я говорю об этой самой сермяжной сути дела. Что может быть вполне волевое политическое сознание, которое вообще игнорирует целостность и связь. Что это сознание может называть себя прагматическим. И может быть не частным, индивидуальным, а групповым или почти "классовым". И что наличие этого сознания неумолимо вытекает из предъявленной мною картины (рис. 33).
Если то, что я описываю, имеет место, то у этого описываемого есть название – клоака. В клоаке нет целостности и связи. В ней есть лакомые частности. А также нелакомые частности. Живущий по законам клоаки (я имею в виду не Конституцию и не Уголовный кодекс, а неписанные законы некоего общежития, общемыслия и общеделания) понимает реальность, как мусорную свалку. Всю реальность целиком.
И, понимая ее, как мусорную свалку, он соответственно с ней обращается. Он "выковыривает" из нее полезные и даже ценные вещи, отбрасывая вещи ненужные. В любом случае, он ее утилизирует.
