Третьяков был прав. Банкиры протрезвели. В феврале в Давосе они бросили стране перчатку вызова. Три месяца спустя они поспешно включили задний ход, осознав, что даже в случае победы Борис Ельцин стал бы президентом меньшинства. В лучшем случае он мог рассчитывать на 30% электората. А в России такой президент не может удержать руля. Банкиры поняли, что еще одни выборы на одном антикоммунизме не выиграть. Требовались дополнительные и весьма существенные решения, каждое из которых было сопряжено с риском. Объятие смертельных врагов Березовского и Гусинского на фоне очаровательного швейцарского пейзажа угрожало стать бессмысленной жертвой. А ведь само по себе оно уже было событием, если верить Коржакову, поведавшему однажды, что во времена их дружбы Березовский неоднократно просил его убить Гусинского руками одной из его спецкоманд105.
Естественно, четыре американских мушкетера, запертых на одиннадцатом этаже «Президент-отеля», ничего не подозревали. Для них, как для самых настоящих американских простачков вроде форсайтовского Монка, антикоммунизм был единственной картой, на которую надо было ставить до конца. Когда после победы они покинули Москву, то были по-прежнему уверены в своей правоте. Не зря же они потом стали хвастаться «Тайм». Американцы не поняли, что в Москве «демократические» выборы проводятся по иным критериям. И не могли знать двух важнейших обстоятельств: что операция по смыканию с Зюгановым провалилась, правда, не по их вине, и что антикоммунизм-то как раз и не сработал. По крайней мере, в одиночку бы он победы не принес.
Что касается первого, то объясняется все достаточно просто. План «Подберезкина-Березовского» был слишком сложен в исполнении. Для таких дел требуются трезвые во всех отношениях люди, а по опыту было известно, что в последние семь лет почти все острые моменты переживались их основными действующими лицами в состоянии полного или частичного опьянения. Пили все путчисты августа-91, начиная с вице-президента Геннадия Янаева и премьера Валентина Павлова. Кажется, единственным трезвым тогда был шеф КГБ Крючков. Пьян был и Ельцин, как раз в тот вечер вернувшийся из Алма-Аты. Более чем навеселе были и три президента, покончившие с СССР на даче неподалеку от Бреста. Не говоря уже о толпах пьяных в октябрьскую ночь, когда принималось решение о расстреле Белого дома. Сложные шахматные партии не разыгрываются на таких «зияющих высотах» потребления алкоголя. Ничего не стоит неловким движением смахнуть на пол все фигуры.
Что же касается антикоммунизма, тут банкиры проявили прямо-таки блестящую интуицию. Россияне показали высокий уровень сопротивляемости обману, несмотря на очевидный недостаток демократического опыта. Они не пошли дальше пассивного сопротивления, но предвыборные данные были неумолимы. И вот пришлось вынуть из цилиндра фокусника генерала Лебедя, да еще применить немалое количество пятновыводителя. Но американцы ничего об этом не знали. «Письмо 13-ти» промелькнуло как комета, вызвав огромное изумление, и тут же было забыто. Избирательная кампания вернулась на рельсы «задай этому красному». Главный герой все равно не потянул бы другую роль. И начал он хорошо, еще до официального объявления о своей кандидатуре.
Незабываема его встреча с москвичами 29 декабря 1995 года у подножия храма Василия Блаженного. Он кричал бесновавшейся толпе: «В 1996 году нужно улучшить социальную ситуацию. В этом году она уже стабилизировалась. Промышленное производство возросло на 102%. Мы выходим из кризиса. В 1996 году мы предвидим рост промышленного производства, экономического развития, финансовую стабилизацию, рост уровня жизни всех слоев населения«106. Два месяца спустя в Екатеринбурге, между парочкой рок-н-роллов, он кричал: «Я нашел деньги! Вся государственная задолженность будет выплачена до марта!«107 Все СМИ с восторгом передали эти фантастические прогнозы. Это нетрудно, когда никто тебе не перечит. Среди демократов не нашлось ни одного Бенгальского, готового метафорически рискнуть головой.
Ельцин-Фагот стрелял из пистолета. «Сверкнуло, бухнуло, и тотчас же из-под купола, ныряя между трапециями, начали падать в зал белые бумажки. Они вертелись, их разносило в стороны, забивало на галерею, откидывало в оркестр и на сцену. Через несколько секунд денежный дождь, все густея, достиг кресел, и зрители стали бумажки ловить. Поднимались сотни рук… Неизвестно, во что бы все это вылилось, если бы Бенгальский не нашел в себе силы и не шевельнулся бы. Стараясь покрепче овладеть собой, он по привычке потер руки и голосом наибольшей звучности заговорил так:
– Вот, граждане, мы с вами видели сейчас случай так называемого массового гипноза. Чисто научный способ, как нельзя лучше доказывающий, что чудес и магии не существует. Попросим же маэстро Воланда разоблачить нам этот опыт. Сейчас, граждане, вы увидите, как эти, якобы денежные, бумажки исчезнут так же внезапно, как и появились…
Публике речь Бенгальского не понравилась. Наступило полное молчание, которое было прервано Фаготом-Шахраем.
– Это опять-таки случай так называемого вранья, – объявил он громким козлиным тенором, – бумажки, господа, настоящие!
– Браво! – отрывисто рявкнул бас где-то в высоте, принадлежащий, наверное, Арине Шараповой, ведущей ОРТ.
– Между прочим, этот, – тут Фагот-Грачев указал на Бенгальского, – мне надоел. Суется все время, куда его не спрашивают, ложными замечаниями портит сеанс. Что бы нам такое с ним сделать?
– Голову ему оторвать! – сказал кто-то сурово на галерке, и многие узнали голос Евгения Киселева.
– Как вы говорите? Ась? – тотчас отозвался на это безобразное предложение Фагот-Чубайс, – голову оторвать? Это идея! Бегемот! – закричал он коту-Барсукову, – делай! Уан, ту, три!! (он знал английский).
И произошла невиданная вещь. Шерсть на черном коте встала дыбом, и он раздирающе мяукнул. Затем сжался в комок и, как пантера, махнул прямо на грудь Бенгальскому, а оттуда перескочил на голову. Урча, пухлыми лапами кот вцепился в жидкую шевелюру конферансье и, дико взвыв, в два поворота сорвал эту голову с полной шеи.
Две с половиной тысячи человек в театре вскрикнули как один. Кровь фонтанами из разорванных артерий на шее ударила вверх и залила манишку и фрак. Безглавое тело как-то нелепо загребло ногами и село на пол. В зале послышались истерические крики женщин. Кот передал голову Фаготу-Коржакову, тот за волосы поднял ее и показал публике, и голова эта отчаянно крикнула на весь театр:
– Доктора!«108
«Ничего творческого в его природе не было… В качестве государственного правителя он не мог быть дальнозорким, понимал только ближайшие обстоятельства и пользоваться ими мог только для ближайших и преимущественно своекорыстных целей. Отсутствие образования суживало еще более круг его воззрений, хотя здравый ум давал ему, однако, возможность понимать пользу знакомства с Западом для целей своей власти. Всему хорошему, на что был бы способен его ум, мешали его узкое себялюбие и чрезвычайная лживость, проникавшая все его существо, отражавшаяся во всех его поступках. Это последнее качество, впрочем, сделалось знаменательной чертой тогдашних московских людей. Семена этого порока существовали издавна… Исчезло уважение к правде и нравственности, после того как царь, который, по народному идеалу, должен быть блюстителем и того, и другого, растоптал их…«109
Понятно, что это портрет другого царя Бориса – Годунова. Но не думаю, что можно отыскать более точное описание нынешнего положения вещей. Тот, другой царь Борис, получивший власть из слабых рук Федора после смерти Ивана Грозного, дал начало «смутному времени», много лет раздиравшему Московию. Аналогия, само собой, условная, как любые сравнения. Тем не менее она продолжает тревожить умы многих россиян. Особенно в том, что касается портрета «московского люда», задавшего тон последним годам (которые почему-то упорно именуются годами «реформы») и поразительно похожего на народ времен Годунова. Прежде всего тошнотворной атмосферой в царском окружении.
Я все еще встречаю людей, проклинающих Горбачева последними словами за то, что он окружил себя коварными сторонниками. Если применить те же критерии к Борису Ельцину, результат будет смертельным. Достаточно будет одного Павла Грачева, «лучшего министра обороны» всех времен и народов, как его называл сам Ельцин. Этот полководец обещал захватить Чечню за пару часов. Его прозвали «Паша-Мерседес» из-за процветавших в пору его министерства афер с украденными в Германии автомобилями, документированных немецкими спецслужбами, сфотографировавшими погрузку «мерседесов» на российские транспортные самолеты, отбывавшие из бывшей ГДР. В то время Генеральным прокурором был господин Ильюшенко, ныне сидящий в тюрьме по обвинению в коррупции. Нечего удивляться, что никто не отреагировал на эти разоблачения. Тем более, что верных людей лучше не трогать, пока они не начнут дурно пахнуть. А Павел Грачев был вознагражден за боевые действия на московском театре прежде всего за то, что он отыскал несколько танков, требовавшихся для обстрела Белого дома.
