Ознакомительная версия.
Итоги газового конфликта с Украиной выходят далеко за рамки его непосредственного результата — Соглашения от 4 января. Поэтому анализа последствий этого соглашения, безусловно, недостаточно. Не меньшее, а возможно и большее значение имеет общее изменение контекста постсоветской энергополитики, системы взаимных ожиданий игроков. Поэтому предметом дальнейшего анализа является влияние кризиса на непростые взаимоотношения в «газовом треугольнике» Центральная Азия — Россия — Украина и на реализацию новой энергетической стратегии Евросоюза.
3.1. Факторы угрозы со стороны ЕС
Столь быстрое разрешение «блокадной» фазы газового конфликта между Москвой и Киевом европейские наблюдатели откровенно объясняют тем, что под давлением Европы «Россия с перепугу дернула стоп-кран». Однако новогодний сюрприз «Газпрома» вывел Европу из того комфортного состояния, в котором она поддерживалась заверениями «старых друзей Путина» (Шредера, Ширака и Берлускони) в надежности России как предсказуемого стратегического поставщика энергоресурсов. Как отметила 2 января лондонская Times, «Европа уже не может полагаться на решающую роль России в поставках газа». Теперь ключевое слово для ЕС — диверсификация. Именно она станет главной темой «Зеленой книги» по энергетике, которую готовит Еврокомиссия, и следующего, мартовского саммита ЕС в Брюсселе.
В дискуссиях о диверсификации энергопотребления, развернувшихся в Европе, был поставлен вопрос о более широком применении технологии сжиженного газа и использовании альтернативных газу энергоносителей. По всей вероятности, серьезный импульс к развитию получат проекты в области атомной энергетики, второе дыхание может обрести даже забытая угольная отрасль, чья рентабельность будет оценена иначе на фоне роста нефтяных и газовых цен. В долгосрочной и среднесрочной перспективе все это может существенно отразиться на состоянии газового рынка. Но все же главным и наиболее насущным направлением ответа является диверсификация поставок самого газа, то есть поиск новых поставщиков и новых транзитных маршрутов. В том числе и на постсоветском пространстве.
Не секрет, что страны Евросоюза давно озабочены созданием новых транзитных маршрутов из Каспия и Средней Азии, которые должны резко сократить «энергозависимость» Старого Света от поставок нефти и газа с нестабильного Ближнего Востока и из непредсказуемой России. В Брюсселе считают, что в рамках намеченной диверсификации нефтегазового импорта Казахстан и Туркменистан могут дать Европе до четверти требуемых энергоносителей. Но для достижения этой жизненно важной цели необходимо связать постсоветские республики Средней Азии и Европу новыми трубопроводами, проложив их через южный Кавказ, Турцию, Украину. Ближайшая цель ЕС — преодолеть двойную зависимость: от российского газа и от российского посредничества при поставке энергоносителей из каспийско-азиатского региона. На данный момент РФ благодаря контролю над инфраструктурой транзита остается монополистом поставок среднеазиатского газа в Европу.
Потеря этой монополии будет равнозначна потере всяких претензий на особую роль в энергополитике Северной Евразии. Не случайно ряд западных СМИ при освещении конфликта подчеркивали, что ресурс контроля над газопроводами и, прежде всего, монополия на транзит газа из Средней Азии для «Газпрома» сегодня уже важнее, чем собственная газодобыча. Политически это, безусловно, так (собственную газодобычу можно рассматривать — пока — как тылы, стратегический резерв, а транзитный, геополитический ресурс — как главный предмет борьбы), в значительной мере это верно и с экономической точки зрения (себестоимость добычи газа в Туркмении ниже, чем в России, а объемы не только разведанных, но разработанных месторождений весьма значительны).
Таким образом, газовый конфликт с Украиной — лишь эпизод в процессе построения фунда-ментальной системы отношений на энергетическом рынке между Россией и Евросоюзом. (О конфликте интересов с ЕС в энергополитической сфере — см. меморандум ИНС «Геополитика ТЭК и цивилизационный проект России»). Российско-европейский энергоконфликт не сопровождается телевизионными фанфарами, но ставки в нем несоизмеримо выше. Речь идет не о том или ином уровне прибыли отдельных рыночных субъектов, а о всей системе влияния РФ на постсоветском пространстве, да и об экономическом суверенитете России как таковом.
Не составляет труда проследить то влияние, которое «малая газовая война» (с Украиной) оказала на процесс построения «энергетического партнерства» с Европой. К сожалению, для России это влияние весьма негативно. Перечислим основные итоги конфликта на данном направлении.
• Как уже сказано выше в меморандуме, ЕС форсирует программу диверсификации энергопотребления и создания альтернативных маршрутов доставки газа из азиатско-каспийского региона в Европу. Уже в феврале 2006 года руководство Евросоюза начинает срочные консультации с государствами Средней Азии и Каспийского бассейна о строительстве новых трубопроводных линий. Такое стратегическое решение было принято на заседании Комиссии ЕС по энергетике в Брюсселе 4 января 2005 года. Рекомендовано также увеличивать импорт «голубого топлива» из Алжира (экспортирующего не только «сырой», как Россия, но и сжиженный газ), Ливии и Ирана: переговоры ЕС с этими странами запланированы также на февраль.
• Отсутствие общих регулирующих правил на постсоветском пространстве оценено как угроза для энергетической безопасности ЕС. Это станет серьезным поводом для давления на РФ по вопросу о ратификации договора к Энергетической хартии. На том же заседании «энергетической комиссии» ЕС намечено ускорить переговоры с РФ по ратификации ею договора к Энергетической хартии, предусматривающего беспрепятственный транзит любого иностранного газа через российскую газоперекачивающую систему. Правила этого договора не только «разблокируют» транзитную монополию РФ на пути из Средней Азии в Европу, но дадут возможность западным компаниям, участвующим в освоении российских газовых месторождений, получать при этом «равный доступ» к национальным трубопроводным магистралям. Разумеется, все это приведет к снижению цены на поставляемый из России газ и, главное, фактически сведет на нет суверенитет РФ над природными и инфраструктурными ресурсами.
• Передача реэкспорта среднеазиатского газа под контроль оффшорной компании (принадлежащей «Газпрому» лишь отчасти) наносит удар по стратегической транзитной монополии России. И не только потому, что появление нового крупного поставщика постсоветского газа увеличивает свободу маневра для Украины и для ЕС. Просто сам факт того, что «Газпром» открыто использует свою транзитную монополию для извлечения «коррупционной» ренты реально ослабляет его политические позиции в борьбе за сохранение этой монополии. Для Европы «коррупционность» схемы поставок — аргумент в пользу ее ненадежности (оффшорные фирмы-посредники, подверженные риску антикоррупционных разбирательств, являются заведомо «слабым звеном» в системе энергетической безопасности). Для Средней Азии — аргумент в пользу ее несправедливости. Скажем откровенно: с точки зрения среднеазиатских государств готовность «Газпрома» делиться прибылью от реэкспорта «их» газа с кем угодно, только не с ними, справедливо расценивается как демонстративное пренебрежение к их законным интересам.
Таким образом, с точки зрения взаимоотношений между Россией и Единой Европой последствия произошедшего не ограничиваются «репутационным уроном», о котором принято говорить. В целом Европейский Союз предельно серьезно отнесся к новогодней попытке «газового шантажа» со стороны России. Согласованные ответные действия ЕС и его постсоветских партнеров могут привести к перекройке всей сложившейся системы энергопоставок и утрате Россией положения стратегического газотранспортного монополиста в Северной Евразии.
Остается внести ясность лишь в один немаловажный вопрос: как соотносятся названные векторы энергетической стратегии ЕС (диверсификация маршрутов, принуждение к ратификации документов Энергетической хартии) с другим, не менее очевидным вектором европейской политики? А именно — с установкой на обеспечение максимально возможного прямого контроля над самим «Газпромом», а также над отдельными проектами по добыче и транспортировке газа (подробнее см. меморандум ИНС «Геополитика ТЭК и цивилизационный проект России», доклад ИНС «Обналичивание власти: финальная стратегия российского правящего слоя»). Зачем Европе оттеснять «Газпром» от прикаспийского газа посредством дорогостоящих альтернативных маршрутов и демонополизировать его посредством Энергетической хартии, если у нее есть возможность установить прямой контроль над корпорацией, как через экономические, так и через политические механизмы? Вполне возможно, что ответственные лица в руководстве РФ, которым данные механизмы слишком хорошо известны, успокаивают себя именно этим доводом. Если это действительно так, то они исходят из упрощенного понимания ЕС как политического контрагента. Дело в том, что политика Европы не является «прагматичной» в том смысле слова, который подразумевается российским истеблишментом. В ней однозначно отдается приоритет системным решениям перед тактическими и рамочным правилам игры, выражающим интересы объединенной Европы, — перед интересами отдельных и чисто конкретных, пусть и дружественных, игроков. Европейские партнеры «Газпрома» — лишь одна из групп в балансе корпоративных интересов ЕС. И несмотря на то что относительная закрытость российской инфраструктуры добычи и транспортировки газа создает «Газпрому», а значит, и его акционерам, большие преимущества, стратегические приоритеты ЕС, нацеленные на установление своих правил игры в энергополитике Северной Евразии, не будут принесены в жертву этим корпоративным интересам.
Ознакомительная версия.
