в совокупности входит около 545 млн. человек, проживающих на Евразийском континенте и на заморских территориях.
В основном, однако, в эту империю включены страны, границы которых соприкасаются, и она является плодом длительной и жестокой исторической экспансии. Действительно, отличительной чертой русской имперской системы является связь между милитаристской организацией русского общества и стремлением к территориальным приращениям, диктуемым инстинктом выживания. Это неоднократно отмечали российские историки и историки других стран. С незапамятных времен русское общество находило политическое выражение через посредство государства, которое было отмобилизовано и строго регламентировано на военной основе и безопасность которого служила главным организационным стимулом. Отсутствие поддающихся четкому определению государственных границ делало территориальную экспансию очевидным путем обеспечения безопасности, а такая экспансия порождала новые конфликты, новые угрозы, а следовательно, и новые экспансионистские устремления. Был приведен в движение неумолимый исторический цикл: отсутствие надежной безопасности порождало экспансионизм; экспансионизм создавал отсутствие надежной безопасности, что в свою очередь подогревало политику дальнейшей экспансии.
Русская история является вследствие этого историей непрерывной территориальной экспансии. Экспансия из северо-восточных равнинных районов и лесов Московии продолжалась – почти постоянно – более 300 лет. Ее составной частью было продвижение на запад в борьбе против главных соперничающих держав, в результате чего Швеция была в конце концов вытеснена с восточной части Балтийского побережья, а Польско-Литовская республика подверглась разделам. Экспансия проявлялась и в настойчивом продвижении на юг, кульминацией которого после ряда поражений, нанесенных Оттоманской империи, явилось подчинение украинских казаков и крымских татар, а также поглощение нескольких народов Кавказа и мусульманской Средней Азии. Одновременно на восток вдоль границы Китайской империи и до Камчатки шел непрерывный ноток поселенцев, ссыльных и военных экспедиций. По размерам и продолжительности такая территориальная экспансия, несомненно, является одним из примеров самых амбициозных и неустанных имперских устремлений, когда-либо известных истории. На протяжении почти двух веков Москва ежегодно присоединяла к себе территорию, равную Голландии или штату Вермонт!
Таким путем русским удалось поставить под контроль самую большую часть мировой недвижимости. Они осуществляют его, довольно густо населяя внутренние районы – обширную территорию, известную под названием «Европейская Россия», – и обосновываясь в меньшем, но политически значимом количестве в стратегически важных колониальных аванпостах Балтийского региона (включая Калининград), в отдельных частях Белоруссии, Восточной Украине, на северо-восточном побережье Черного моря, в крупных районах Казахстана и вдоль длинного пояса безопасности, идущего по Транссибирской магистрали вплоть до советского Дальнего Востока. Благодаря этому огромная незаселенная Сибирь эффективно изолирована от внешнего мира и доступна для постепенной колонизации.
Во время и после второй мировой войны господство Москвы распространилось почти на всю Восточную Европу. Это также произошло в основном благодаря военному захвату, подкрепленному идеологической трансформацией подчиненных стран. По поручению Москвы власть стали осуществлять зависимые от нее местные коммунистические функционеры, постепенно становясь все более заинтересованными в сохранении своих позиций и привилегий. Это сообщество было скреплено Варшавским пактом и усилено созданием экономической организации – Совета Экономической Взаимопомощи, который к началу 80-х гг. стал все больше использоваться Москвой для более тесной экономической интеграции Восточной Европы с Советским Союзом.
Таким образом, русская имперская система – с ее увековечением власти элиты, стратегическими поселениями и национальным подчинением – возникла совсем не так, как другие империи последнего времени. Морская экспансия в отдаленные территории, где появлялись бы небольшие поселения, в данном случае не применялась. Все шло по более естественному для России пути. Это был процесс непрерывного проникновения на соседнюю территорию, подсказанный старинным инстинктом выживания, который диктовал необходимость приобретения дополнительных земель. «Отсутствие надежной безопасности» переводилось на язык непрерывной экспансии. В результате Россия на протяжении истории была не столько жертвой частой агрессии, сколько постоянным агрессором, наступая из центра в том или ином направлении, когда появлялась благоприятная возможность.
Любой перечень актов агрессии, совершенных против России за последние два века, выглядит незначительным по сравнению с аналогичным перечнем экспансионистских действий, предпринятых Россией против своих соседей. Хищнический характер великоросского империализма не подлежит сомнению. Пресловутое чувство постоянной опасности действительно присуще русским, но не потому, что Россия слишком часто была жертвой агрессии, а потому, что органически присущая ей экспансия подталкивала и приводила к территориальным приобретениям, что, естественно, вызывало сопротивление.
Два автора весьма убедительно прокомментировали эту проблему. Ричард Пайпс пишет в своей книге «Выжить – недостаточно» (1984):
«Разумеется, здравый смысл мог бы подсказать даже тем, кто не понимает этого, что страна, являющаяся постоянным объектом агрессии, не может стать самой большой в мире по своей территории, равно как не может разбогатеть человек, которого раз за разом грабят… В 90-е гг. прошлого века русский генеральный штаб провел подробное исследование истории участия России в войнах со времени основания государства. В томе, содержащем резюме данного исследования, издатель сообщал читателям, что они могут гордиться военными достижениями своей страны и с уверенностью смотреть в будущее: в период между 1700 и 1870 гг. Россия воевала 106 лет, приняв участие в 38 военных кампаниях, 36 из которых были „наступательными” и только 2 „оборонительными”».
В книге Аарона Вильдавского «По ту сторону сдерживания» (1983) приводится следующее заявление Макса Зингера: «К Советскому Союзу лучше всего подошло бы определение ненасытно обороняющегося. Есть люди, которые не без основания утверждают, что Советский Союз является приверженцем наступательной политики – хотя, вероятно, весьма осторожной и терпеливой – вследствие своей идеологии или стремления к расширению подвластной ему империи. Однако, поскольку советская политика и ее опасность для нас остаются в основном неизменными независимо от того, руководствуется СССР оборонительными или наступательными соображениями, я не вижу оснований настаивать на том, что эти соображения являются наступательными. Возможно, так оно и есть, но нам не легче, если это и не так. Неудовлетворенность являющихся плодом собственного воображения оборонительных требований не приносит облегчения, если считать Советский Союз обороняющейся державой. Такая неудовлетворенность проистекает из того, что он не может надежно гарантировать достижение своей главной цели – сохранения империи, – пока мы сильны. Поэтому он не может испытывать чувства удовлетворения, пока мы способны противостоять его требованиям».
К тому же неизбежным следствием неослабной территориальной экспансии явилось возникновение имперского сознания у великоросского народа. Понятию «имперское сознание», возможно, трудно дать определение, но трудность выражения идеи не снимает ее с повестки дня. Есть что-то поразительно имперское в том, как русские настойчиво изображают себя в качестве «старшего брата» подчиненных ими народов. Имперская позиция проявляется также в спонтанном решении строить гигантские соборы русской православной церкви в самом центре столиц оказавшихся под их господством стран, как это случилось в XIX веке в Хельсинки и Варшаве. – Не является простым совпадением и то, что вместо Варшавского собора, взорванного в 1919 г. вновь обретшими независимость поляками, Москва 30 лет спустя возвела увековечивающий Сталина «Дворец культуры». Среди великороссов глубоко укоренилось чувство, что
