Несколько особняком стоит, но является порождением той же самой антидиалектичности мышления и абстрактной схоластики, так называемая теория организованного капитализма.
По этой теории капитализм в своих собственных рамках преодолевает анархию производства и рыночного отношения. То обстоятельство, что капиталистическая монополия существует рядом с свободной конкуренцией и еще более запутывает все отношения; то обстоятельство, что и внутри самих капиталистических монополий идет ожесточенная конкурентная борьба; наконец, то обстоятельство, что государственно-капиталистические формы никогда не могут полностью покрыть всех производственных отношений капитализма, — все это выпадает из поля зрения моей теории организованного капитализма, которая совпадает с теоретическим взглядами теоретиков социал-демократии.
II. ЗАРОЖДЕНИЕ «БУХАРИНСКОЙ ШКОЛЫ»
Зарождение т. н. «бухаринской школки» относится еще к 1919–1920 г.г. Я читал тогда курс лекций /а равно и эпизодические лекции/ в Свердловском университете, и среди моих слушателей стал постепенно отбираться кружок, с которым я вел семинарские занятия. При этом с рядом участников этих занятий у меня установились и весьма близкие личные отношения: я заходил к ним на квартиру /напр. в общежитие в Страстном монастыре, где жил А.СЛЕПКОВ и другие/, помогал им в нужде и т. д.
Из наиболее близких тогда ко мне лиц могу назвать А. СЛЕПКОВА, Д. МАРЕЦКОГО, Д. РОЗИТА.
На этих занятиях, а равно и в разговорах на дому, которые тогда носили обычно теоретический характер, я развивал им свои антиленинские взгляды, шедшие в основном по линии проблем философии, теории исторического материализма и экономики.
В те годы /кажется в 1919 или 1920 г./ я писал большую книгу под названием «Теория исторического материализма» и каждую из написанных глав прочитывал в своем кружке, при чем эти главы горячо обсуждались. Здесь и была развита и полностью сформулирована вышеупомянутая антимарксистская теория равновесия, при чем диалектическая триада рассматривалась, как равновесие, его нарушение и восстановление; все процессы общества рассматривались именно с этой точки зрения.
Здесь же была развита и антидиалектическая концепция механического материализма, сводившая все процессы природы и общества к механическому движению материи.
Но так как эти в корне неверные теоретические установки сопровождались вовлечением в обсуждение и изложение большого количества литературы, в том числе и иностранной, то слушателям импонировала моя «эрудиция», а я был в восторге от того, что нахожу таких благодарных «учеников». Так складывалось превознесение моей особы, известная замкнутость кружка, как «своего», на основе антиленинских и антимарксистских теоретических установок, а обсуждение всех теоретических вопросов в этой, как мы тогда говорили, «мыслительной лаборатории» развивалось таким образом на базе антиленинских взглядов.
Росла связь между людьми, рос своеобразный кружковой патриотизм. Разумеется, дело отнюдь не ограничивалось вышепомянутой[362] книгой: обсуждение различных теоретических вопросов шло по широкому фронту и мало-по-малу стало переплетаться и с обсуждением вопросов текущей политики.
В 1921–1923 г.г. участники кружка в своем ядре поступили в ИКП, где я продолжал посещать их на дому /в общежитии ИКП/.
Состав группы был тогда примерно таков: А. СЛЕПКОВ. Д. МАРЕЦКИЙ, Г. МАРЕЦКИЙ, Д. РОЗИТ, И. КРАВАЛЬ, А. ТРОИЦКИЙ, А. ГУСЕВ, Ф. БОГДАНОВ, А. ЗАЙЦЕВ, Н. СТРЕМОУХОВ; близко к ним стояли МОНОСОВ, РАДИН. Не помню, когда появился А. СТЕЦКИЙ, П. ПЕТРОВСКИЙ, К. РОЗЕНТАЛЬ, Т. ЛЕВИНА, В. МЕЖЛАУК, а затем Я. СТЭН.
Нужно заметить, что к этому времени группа икапистов уже превратилась в организованную фракцию и выступала на выборах в организациях ИКП. намечала свои кандидатуры и проводила их на выборах.
III. ПЕРЕХОД «БУХАРИНСКОЙ ШКОЛКИ» К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Из вышеописанного понятно, что группа рано или поздно должна была перейти к политической деятельности и перерастать в особую фракцию «идеологов» внутри партии. Так это и случилось. Я лично считал, что одной из причин моих прошлых поражений в борьбе против Ленина было отсутствие преданных мне кадров-единомышленников и поэтому из школки вербовал себе такие кадры, которые по своему формированию обеспечивали такую преданность.
В самом начале борьбы с троцкизмом мною был написан т. н. «меморандум», который был зачитан в узком составе группы /этот меморандум не был внесен в ПБ ЦК ВКП/б/. На нем следует остановиться, так как он содержал ряд совершенно антипартийных и антиленинских установок.
Основные идеи его, насколько память мне не изменяет, сводились к следующему.
В «меморандуме» ставились вот какие вопросы: После смерти Ленина начнется кризис в верхушке партии и будет отсечена известная часть руководства. Это повлечет за собою дальнейшее углубление кризиса и новое отсечение. Получится группа в самом руководстве, где каждый вождь имеет своих людей, подобно штабам белых армий, в которых не было никакого единства. Не мыслимо ли у нас в системе пролетарской диктатуры двух партий, сменяющих одна другую, как республиканцы и демократы в США, где они, будучи партиями по существу одного класса, периодически меняются местами? Или: не мыслимы ли у нас организация ВКП/б/ по типу английской «Рабочей партии» /или «партии труда»/ с широким охватом?
Меморандум этот был мной подписан когда Троцкий после смерти Ленина, выступил против ПК ВКП/б/.
Смысл меморандума, таким образом, заключался в том, что борьбу с троцкизмом надо вести таким образом, чтобы не доводить до отсечения Троцкого от руководства, и это нашло свое отражение в определенной фразе в меморандуме по отношению к Троцкому: «нужно ужиться, борясь».
Так я и поступал.
В развернувшейся борьбе с троцкистами моя группа приняла участие, но борьба велась в смягченных /«джентельменских»/ формах и имела своим основанием специфические установки.
Коротко говоря, борьбу с троцкизмом мы вели, как фракция внутри ВКП/б/. бывшая, если позволено будет так выразиться, в блоке с партией. Примерно к этому времени моя группа пополнила свой состав. Туда вошли: АЙХЕНВАЛЬД, Э. ГОЛЬДЕНБЕРГ, А. АЛЕКСАНДРОВ, В. КУЗЬМИН, П. САПОЖНИКОВ / ЦЕТЛИН появился, кажется, только в 1926 г./.
Так уже тогда я начал создавать себе кадры для последующей борьбы с партийным руководством во главе со Сталиным. Налицо были специфические идейные установки, налицо были люди, налицо была их сплоченность. Замкнутость, фракционный патриотизм, зазнайство. антипартийные разговорчики об, якобы, низком теоретическом уровне Сталина, мелкое критиканство, сплетни и анекдотцы, касающиеся руководства партии усугублялись тем, что я преступным образом посвяшал ядро этой фракции во все самые внутренние дела партруководства, знакомил это ядро с секретными партийными документами ЦК. Политбюро. Исполкома и Президиума Коминтерна: воздавал похвалы этому молодняку и тем самым развращал его политически, сеял такие семена, которые принесли свои преступные плоды.
Я претендовал на роль руководителя партии при Ленине, активно боролся в партии против Ленина и был разбит. Смерть Ленина развязала мне руки и я начал готовить преданные мне кадры, на которых я мог бы опереться в борьбе за захват руководства в партии. Участники созданной мной Фракции, «школки» были такими именно кадрами, уже получившими известный партийный вес и они стали впоследствии активом антипартийной и антисоветской борьбы против руководства партии, против Сталина.
IV. ОФОРМЛЕНИЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЙ ПРАВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Примерно около 1928 г. в стране пролетарской диктатуры обозначились известные элементы кризиса в отношении между пролетариатом и крестьянством, и руководство партии, во главе с И.В. Сталиным стало намечать пути преодоления этих элементов на основе дальнейшего победоносного продвижения к социализму.
Я стал в оппозицию к ряду мероприятий, намечавшихся И.В. Сталиным, и эта антипартийная установка быстро перерастала в данной исторической ситуации, при все более обостряющейся классовой борьбе — в установку антисоветскую и по существу контрреволюционную.
Излишне здесь повторять, что вышеизложенные антиленинские теоретические взгляды сыграли в идейном формировании идеологии правых свою крупную роль.
В 1928 году я, вместе с моим тогдашним фактическим секретарем Е.В. ЦЕТЛИНЫМ, посетил ЯГОДУ в его кабинете в ОГПУ. Я стал спрашивать его о настроениях среди крестьянства. ЯГОДА вызвал соответствующего работника /кажется, АЛЕКСЕЕВА/, который сделал мне подробный доклад, с цифрами и фактами, акцентируя на кулацких восстаниях в ряде районов, на террористические акты по отношению к советским работникам деревни. Я спросил ЯГОДУ: «Что же вы не докладываете обо всем этом в ПБ?» На что он мне ответил: «Это ваше дело, Н.И. — вы докладывайте, а я материалами всегда вам помогу». Помню, что после этого я пошел в Реввоенсовет к К.Е. Ворошилову, где был в то время Бубнов /кажется, он был тогда начальником ПУРа/ и взволнованно стал рассказывать о слышанном.
