«Войну и мир», как мы помним, называл «величайшим из когда-либо написанных романов» и француз Ромен Роллан. Хотя «толстовский Наполеон» — самый, пожалуй, мерзкий и ничтожный во всей «наполеониане»…
А Правдюк — ну что Правдюк? Собрал достойный документальный материал, но как дошло до «исторических выводов» — соскользнул ниже уровня коротичского «Огонька».
Теперь быстро «по пунктам Правдюка».
1) Постоянно повторял (я насчитал более восьми раз): «Германия вместе с СССР разгромила Польшу».
Но тогда ведь и Британия вместе с Германией разгромила Данию (введение войск в Исландию). Британия вместе с Германией разгромила Францию (напомним, что уничтожение французского флота в Мерс-эль-Кебире произошло ДО подписания французами мира с Германией).
2) Объявил: жаль, что Нюренбергский процесс провели победители. Что лучше бы это дело отдать Ирландии, Швеции, Швейцарии — нейтралам. Потому как Победители были в итоге такие же жестокие, как и фашисты.
Ах, как жаль, что сегодняшнее «Шоу политкорретности» не устроили тогда в Нюрнберге! Пускай бы шведы, обеспечившие Гитлера сталью, или швейцарцы, обеспечивавшие сохранность нацистского золота, взвесили ответственность каждой из сторон…
Авторы фильма Правдюк и K° вели свой рассказ, сидя под иконой. Да и сама тема предполагает обращение к религиозным авторитетам: ведь всякий суд (тем более Нюрнбергский процесс) неким образом можно соотнести с главным судом человечества — Страшным судом.
Объясниться попробую с помощью одного из главных христианских мыслителей: святого (для католиков) или Блаженного (для православных) Августина. Его книги «Исповедь», «О граде Божьем» и в целом «система Августина» на тысячелетие «определили сознание и культурный облик европейского человека». Фразу Августина «Верую, чтобы понимать» повторяют в любой церкви мира. Учитель и предвосхититель Петрарки, Кьеркегора, Ницше. Интерпретатором Августина считали Мартина Лютера. Толстой, Достоевский, Фрейд — его ученики.
Прямо об этом — о войне, о степени вины, — Августин не говорил ничего, но есть аналогия — постулат о Массе греха (massa peccati). Первородный грех плюс условия нашей мирской жизни ведут к нарастанию его. Поссидий, епископ Каламский, ученик и первый биограф Августина, пишет:
«Передавал он установления, которым надлежит следовать в жизни и делах человеку Божьему (имеется в виду священнику): не просить для кого-то жены, не давать рекомендации собирающимся служить в армии. В каждом случае он (Августин) представлял причину: 1) чтобы супруги, ссорясь между собой, не бранили того, кто устроил их брак, священнику следует только закрепить уже заключенный союз, благословить взаимную приязнь; 2) чтобы плохо проявивший себя на военной службе не разделял позора с рекомендовавшим его».
«Конкретно мыслящие» могут недоумевать по поводу этих правил: все-таки семейные катастрофы, как и провалы на армейской службе, — более редкие варианты, чем нормальная семейная жизнь и нормальная служба. Значит, если священник все же будет рекомендовать жен или солдат на службу, сумма благодарностей в итоге перевесит сумму претензий.
Но первейший знаток человеческой души Августин ответил бы: «Не перевесят. Не пересилят». И вот это относится уже к нашей теме: допустим, освободили от фашистского рабства миллион человек, тысяча погибла при этом, пятьсот расстреляли — ну, сгоряча, подозревая в пособничестве, в боевой обстановке. И что, тут можно «включать статистику»? Бросать на баланс миллион благодарностей и полторы тысячи проклятий?
В самой основе человеческой жизни лежит это: мирская благодарность как бы растворяется в мирской жизни, расходуется в процессе ее поддержания, а Грех, Масса греха накапливается… Среди открытий Августина Блаженного надо, пожалуй, числить и этот «кумулятивный эффект».
Польза, верно, потому и польза, что используется, исчезает. Использованный — синоним пустого. Тогда явится ее «конкретная» полезность, когда с ней, с пользой, произойдет… что происходит с бензином в камере сгорания. А Грех, получается, — субстанция совсем иного рода. Богословы давно вывели основу учения Блаженного Августина:
Грех не побеждается никакой кучей добрых дел, но только Благодатью Божией.
И надо применить этот фундаментальный постулат христианства «к нашей теме». То, что военные прегрешения освободителей будут припоминать, а пользу от освобождения забудут — это вполне в природе человека. И потому не надо, пытаясь этого избежать, заискивать перед нейтралами, просить их провести тот Нюрнбергский процесс. Их якобы преимущество перед освободителями — только в неучастии в Войне, то есть в непроживании определенного периода жизни, в ненакоплении Массы греха.
А ведь это, по сути, преимущество годовалого младенца перед стариком. И еще, кстати… (а гений Августина просто не может быть некстати). Много лет он исследовал психологию младенцев, беседовал с матерями, сам много наблюдал детей. Вывод его перечеркивает целые века банального сюсюканья, однако и печален: «Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей» («О граде Божием»).
Так что попытка «перенесения Нюрнберга» куда-нибудь в благополучный, мирный Стокгольм сродни попытке заменить сегодня судей (возможных взяточников и грешников) на ребенка лет двух («до этого возраста он ведь не знает, что такое взятка»).
И третий пунктик Правдюка: 3) «Наезд» на маршала Жукова. Якобы операция «Марс» — крупнейшее его (Жукова) поражение.
Это авторам фильма какой-то американский полковник «открыл глаза». Они, авторы фильма, как бы и сами удивляются — насколько все жутко, тотально скрыто, замолчено — и вдруг вот оно: «потрясающее открытие-разоблачение американского полковника!»
Действительно, в период Сталинградской битвы, на другом участке фронта, подо Ржевом, наши войска долго и безрезультатно атаковали немцев, понесли громадные потери. При изолированном взгляде на этот отрезок войны, на этот отдельный отрезок фронта можно действительно ужасаться бессмысленности наших атак, чудовищности потерь. НО… А если увязать эту операцию «Марс» именно с параллельной битвой у Сталинграда?…
Нет, все же правильно писал (хотя и по другому поводу) геополитик Андрей Паршев: «Понять всю гениальную стратегию Кутузова (тоже критикуемого многими) можно только если понять и признать безоговорочное тактическое (на поле боя) превосходство Наполеона!»
И нам сейчас надо только признать безоговорочное, подавляющее превосходство вермахта той поры — в маневренности, в скорости перебросок и разворачивания больших войсковых групп, и тогда картина станет понятнее. Абсолютная важность, приоритетность Сталинграда вроде бы всем известна. Но ведь и так же хорошо известно, что одна только переброшенная группа Манштейна чуть не прорвалась к окруженной 6-й армии Паулюса, — чуть не повернула ход главной битвы Войны.
Потому и надо было «связывать, перемалывать» ржевскую группировку самыми «бессмысленными и кровавыми атаками» — потому что иначе они (немцы) гораздо скорее, эффективнее «включили» бы ее на юге! Гораздо быстрее и удачнее, чем мы свои «освободившиеся подо Ржевом» армии. Доказательств тому за 41—42-е годы накопились десятки. Тот же Манштейн переброшен в Крым — и полный наш разгром. Наш Барвенковский выступ под Харьковом — немцы перегруппировалсь, ударили, и… собственно оттуда, из-под Харькова, и домаршировали до Сталинграда и Кавказа. И кроме того, в предыдущую зимнюю кампанию (1941–1942) немцы уже «сидели в котле», под Демянском и успешно деблокировались! И чтобы это не повторилось под Сталинградом, нужно было связывать все возможные «немецкие излишки» на всех фронтах!
И вот таких, изолированных по времени или месту, примеров в истории войн можно набрать бесконечно. Доказать все и вся. И проигрыш Веллингтоном Ватерлоо, и абсолютную непобедимость Гитлера, и бездарность «мясника Жукова», и все-все-все… Нужно только вычленить необходимый кусочек из цепи Истории, как тот американский полковник. И потом… миллионы разом посвященных в тайну замрут ошарашенно… «Тут нам истопник и открыл глаза!» — так, кажется, было в одной песенке у Высоцкого (или Галича).
Нельзя оперировать итогами Мировой войны в понятиях современной политкорректной тусовки. В интересах Истины, и равно — в интересах России (в принципе, еще и в интересах других воевавших стран — Британии, Сербии) не прошлую Войну обсуждать в современных понятиях, а наоборот, современную политическую ситуацию рассматривать с помощью критериев прошлой Войны.
