Ознакомительная версия.
Противопоставляя себя грубиянам, «цивилизованный» носитель постмодерновых конструктов, разумеется, придумал свой птичий язык, объясняющий справедливость данного мироустройства: многокультурье-мультикультурализм, гендер, терпимость-толерантность и т. п. Эти термины удивительным образом преломляют нехитрый принцип «За все хорошее и против всего плохого», превращая его в мощнейшее оружие, способное разрушить любую традиционную культуру. А еще — выстроить на ее месте сияющий огнями развлекательный центр: с кофе-шопом, супермаркетом, катком и маленьким музеем, где обыватель получает возможность совершенно бесплатно поглазеть на декоративные элементы живописных руин.
Возразить тут как бы и нечего. Мультикультурализм-многокультурье действительно был хорош, когда существовал в виде интернациональной рок-группы или футбольной команды. Вот только хорош он был лишь до тех пор, пока в каждом кабаке не заиграло свое «Manu Chao», а на провинциальных стадионах не стал гонять свой вариант «Реала». Толерантность-терпимость имела смысл лишь до тех пор, пока борьба за нее не обрела характер религиозного фанатизма, а гендер не объявил крестовый поход против человеческой природы. Против нормальных отношений мужчины и женщины. Против человеческой семьи. Как говорил американский комик Джордж Карлин, «фашизм, когда он придет в Америку, не будет одет в коричневые и черные рубахи. Его символом станут кроссовки Nike и смайлик на майке». От себя добавим — суть проблемы лежит в конфликте цивилизации и культуры: материального и духовного, универсального и уникального, транснационального и национального.
Между тем огромная ошибка, совершаемая философами и культурологами, критически оценивающими современные цивилизационные тренды, — это увлечение этнографической декоративностью, в которой они пытаются отыскать ложную парадигму народности. Давая жесткие оценки унифицированному глобальному суррогату, они отчаянно держатся за архаику. За вышиванки, хиджабы и кокошники, объявляя внешнюю атрибутику чем-то вроде новой парадигмы культурного сопротивления и призывая к «консервативной революции». Однако, как это ни парадоксально, внешние элементы отлично сочетаются с мейнстримными тенденциями, а косоворотки и хиджабы замечательно вписываются в интерьер глобальной зоны дьюти-фри. И даже опасности для нее не представляют. Наоборот, весь этот местно-национальный колорит служит маркером для сотен и тысяч камер слежения и агентов служб безопасности. В конце концов, постмодернистский мир дьюти-фри готов принять любого насильника и убийцу. Лишь бы он убивал и насиловал где-нибудь за его пределами, расчищая пространство для нового аэропорта или развлекательного центра, как это делают боевики ИГИЛ на Ближнем Востоке или неонацисты на Украине при полной поддержке тех, кто еще вчера кричал об угрозе неофашизма в Европе и исламского экстремизма на Востоке.
А значит, менять фальшивый и невыносимый для нас постмодернистский мир должно не архаичное сектантство, а проект, обращенный в будущее и направленный не на маниакальную пропаганду идеи социального равенства. Не прикрывающиеся идеалами народничества представители «креативного класса», а обращенный в будущее идеологический проект, направленный на защиту интересов простого человека, которому мир торгового центра и мир декоративного консерватизма в равной степени чужд. Ну, не желаем мы возвращаться в курные избы, к лошаденке с сохой (к волам с плугом), под окрики помещика! Но точно так же отвратителен нам мир статусных гомиков, стандартизованных «конкурсов красоты» и супермаркетов. Нам нужен мир из романов великого Ивана Ефремова. Мир прекрасных сверхлюдей, пилотов звездных кораблей. Мир Земли, превращенной в сад на поверхности, чтобы под ней были заводы-роботы. Роботы, а не пришлые мигранты. В этом мире творец, ученый, труженик должны стоять неизмеримо выше гламурных педиков, спекулянтов, «мастеров» по части переливания из пустого в порожнее. Не бараки нам нужны, а города будущего, где над шпилями белоснежных башен купаются в солнечных лучах крылья авиеток, заменивших людям автомобили. Города счастливых, улыбающихся Людей. Вот такую альтернативу Глобалии и создаст наш православный социализм.
Мы отнюдь не консерваторы, и консерватизм в нашем понимании — это стагнация, застой. Традиционные ценности для нас не фетиш, а естественные для человеческого общежития принципы и идеалы. Отказ от них ведет к ложным трактовкам прогресса, укрепляющим институты социального неравенства, сеет ненависть и сводит жизнь людей к борьбе за ресурсы. Мы уверены, что будущее, в котором люди достигнут настоящего равенства, благоденствия и радости, возможно только при условии возвращения к классическим идеалами и ценностям. Но — с современными наукой и техникой, с передовым общественным строем подлинного народовластия. Реально равных возможностей. В этом мире Сергий Радонежский, крестясь, закрывает забрало космического шлема. Прежние века, подарившие нам классические ценности, не дали нам образца нового общества во всеоружии высоких знаний и технологий.
Это общество должны изобрести и построить мы. А имя ему — православный социализм.
Снова «переключим регистр» и переведем высшую эзотерику Новороссии на язык практических дел, что нам предстоят. Наш православный социализм — это экономика не ради экономики, а ради огромных вложений в Человека, в народ. Ведь это полезно со всех сторон: инвестировать в качество людей, в их здоровье, квалификацию и знания, в новые идеи.
В отношениях между трудом и собственностью мы установим гармоничный порядок. Работники не должны быть отчужденными от собственности. Собственники же и бизнес в целом обязаны нести социальную ответственность. Собственность должна нести с собой и новые обязанности. Мы это в Конституции пропишем. Чтобы было как у эллинов: чем ты богаче — тем больше у тебя и обязанностей перед обществом. Так мы пройдем между двумя огнями: не превратим нашу Новороссию ни в край безответственных инфантильных люмпенов, требующих всего от государства, ни в царство осатаневших от безответственности олигархов, новых феодалов. Права собственности в Новороссии будут подвергнуты спецификации, они станут абсолютно прозрачными. Мы закрепим право работников на учет и контроль за производством, за его финансовыми потоками. Мы гарантируем участие трудовых коллективов в управлении производством. Примером для нас служит статья 14-я конституции ФРГ.
«Статья 14. (1) Собственность и право наследования гарантируются. Их содержание и пределы устанавливаются законами.
(2) Собственность обязывает. Ее использование должно одновременно служить общему благу.
(3) Отчуждение собственности допускается только для общего блага. Оно может производиться только законом или на основе закона, регулирующего вид и размеры возмещения. Возмещение должно определяться со справедливым учетом общих интересов и интересов сторон. В случае споров о размерах возмещения оно может устанавливаться в судах общей юрисдикции…»[37]
При этом собственность олигархии — это присвоенные плоды того богатства, что было создано советскими людьми. Эта «собственность» неприкосновенной не является. Она должна быть возвращена народу. Как и те миллиарды, что были приобретены за счет ее использования. Олигархия 90-х в Новороссии должна быть уничтожена как преступный элемент. Олигархи не являются буржуа, они — не предприниматели, а именно новые феодалы, класс реакционный и вредный для общего блага.
Но о собственности в Новороссии мы ниже поговорим отдельно.
Предпринимательскую деятельность мы, русские, понимаем совершенно иначе, чем на Западе. На Западе предприниматель — волк, хищник. Была бы прибыль, а там хоть трава не расти. Предприниматель по-русски — это человек, созидающий и преумножающий материальные блага, человек из ничего создающий нечто, из активов «А» делающий большее количество активов «Б». И делает это не только и не столько ради прибыли, но во имя творческого и созидательного человеческого начала, во имя любви к ближнему.
Процитируем уважаемого Александра Ивановича Нотина, руководителя православного сообщества «Переправа»:
«Между тем, у каждого человека есть свой уровень разумной достаточности, и каждый человек знает, каков он. Перед революцией две трети совокупного капитала России принадлежало глубоко верующим людям. Для них понятие „разумной достаточности“ было естественно, как воздух. Промышленник или купец устанавливал себе не прожиточный минимум или максимум, а прожиточный оптимум (!). То есть, предположим, купец средней руки считал, что в год ему и его семье достаточно ста тысяч золотых рублей. Это позволит иметь достойный выезд, соответствующий рангу или гильдии, резерв на „всякий пожарный случай“ и так далее. При этом наш верующий купец отчетливо понимал, что для жизни ему нужен один дом, а не пять. А заработал он, предположим, в этот год триста тысяч рублей — год выдался удачным, все получилось. У него, представьте себе, не стояло вопроса, куда девать „излишки“. Он не начинал закатывать пиры, заказывать шикарные часы, приобретать яхты и виллы в Италии, потому что понимал: невозможно одновременно находиться более чем в одной комнате и есть более чем одной ложкой. К тому же с возрастом человек стареет, силы оставляют его, и кушать хочется все меньше и меньше. Возраст сам собой, естественным путем все аппетиты усмиряет. Так вот, эти „излишние“ двести тысяч, это „сверхдолжное“ (то, что превышало его прожиточный оптимум и справедливо воспринималось им как дар Божий), наш купец-старообрядец, не особо задумываясь, отдавал на благотворительность. Он исходил из известного христианского этического постулата, согласно которому „всякое даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть“. Обратите внимание, какая поразительная мысль: даяние — благо. Не приобретение, не присвоение, не отъем, а, наоборот, отдавание — вот истинное благо…
Ознакомительная версия.
