Ознакомительная версия.
Если бы рухнул Пенджаб, обрушилось бы и британское господство – “британский радж”, – хотя и до “свараджа” – самоуправления было еще далеко, да и сегодня оно все еще не готово.
В 1888– 1894 гг. мы видим здесь Лансдауна в роли создателя “Корпуса имперской службы”, Элджина , наводящего порядок в Читрале, напряженность в Пенджикенте, продвижение в Памир, набрасывающее русскую тень на границу .
В 1899– 1905 гг. в равной мере осведомленный и в географии и в политике лорд Керзон создает, наконец, два собственных пограничных организма, которые, как он полагал, необходимы Индии на дальних подступах для защиты изнутри: Северо-Западную пограничную провинцию, которой первоначально сопутствовал успех, и временно Восточную Бенгалию с Ассамом , где на восточную часть гималайской границы накатывались волны более поздних и более слабых потоков народов (тайшанские и тибето-бирманские племена в VI в. и в 1228 и 1540 гг., но где за этим стояло давление китайского населения и государственно-правовое притязание, например, на Бхамо , Аракан). На Востоке ввиду внутренних осложнений в Бенгалии лорд Керзон не добился успеха, подобного тому, какой сопутствовал ему на северо-западе; все же по дороге, пройденной Янгхасбендом, Тибет проскользнул в сферу англо-индийского влияния.
[Первая] мировая война и третья Афганская война, последовавшая за ней, вероятно даже вытекающая из ее побуждений на Среднем Востоке, но в характерном для Азии замедленном ритме, показали, в какой мере выросло творение лорда Керзона, выдержав испытания в бурях практики. Уже во время войны произошли беспорядки в Хазаре (120 км восточнее Пешавара на Верхнем Инде, январь 1915 г.), в Малаканде (60 км севернее Пешавара) у Оракзай, у Африди и на границе Курам, а также в Читрале и Вазиристане, позже вылившиеся в настоящее восстание. Все это смогла отразить пограничная провинция в рамках своей оборонительной организации. Это, естественно, оказалось невозможным в третьей Афганской войне, когда при беспорядках в индийском хинтерланде стало необходимым такое объявление [с.220] позиционной обороны, что на границе с Афганистаном вряд ли можно было держать надлежащие, действующие в полевых условиях войска, и 8 августа 1919 г. в Равалпинди был заключен малопочетный мир, возвестивший об окончании длившейся со 2 мая военной кампании. Он полностью освободил Афганистан, несмотря на обременительные уступки, от существовавшей до сих пор опеки над его внешней политикой и вывел его из пояса индийского гласиса между Тибетом – Кашмиром – Читралом на севере и Келатом на западе.
Разлады внутри пограничной организации, а также между ней и правительством в Симле, которые в большой степени несут вину за неблагоприятный исход ведшейся с давних времен наиважнейшей пограничной войны на северо-западной индийской границе, раскрыл Артур Мур (“Lessons of Afghan war” – “Уроки афганской войны”, Пешавар 7 апреля 1922 г.). Об этом же писала “Таймс” 4 мая 1922 г.: лорд Рэдинг мудро и предусмотрительно провел государственный корабль через бурные воды во время смуты. Его умелые действия и личная осведомленность, умение ориентироваться в ландшафтах, которые со времен арийцев, Александра [Македонского], Махмуда Газневида, Тимура, Бабура, Надир-шаха считаются воротами Индии, будут прославлены. Для знатоков очевидна геополитическая связь этой пограничной конструкции со стабильностью или неустойчивостью Индийской империи, и это делает происходящие там события весьма интересными с политико-географической точки зрения. “Многое изменилось, а горы остаются вечными; теми же остались и тропы, на которые ступали первые завоеватели. Но природные бастионы нужно защищать, и побуждаемые Россией афганцы попытались использовать на них свою силу…” “Наша защита – не одни только горы, но и характер наших отношений с различными племенами горцев – вазирами, афридами, махсудами…” Это и есть признание первостепенного значения осознанной организации границы, как и использование всякой, еще весьма сильной естественной защиты.
Под впечатлением столь естественного пограничного опыта испытанных защитников границы стоит ли, например, географу колебаться между присоединением остатка восточных провинций Пруссии к другим провинциям или же их сохранением любой ценой в некоем собственном пограничном организме, как пограничная провинция Позен [Познань] – Западная Пруссия? При этом всегда будут приноситься экономические жертвы, и их должно нести государство в целом, если оно не хочет закрепить свое увечье.
Весьма характерно, что здесь должно было автоматически произойти разделение занятых урегулированием международной и национальной сторон. Хотя новая провинция имела лишь 312.000 жителей на площади 7.789 кв. км, разведенных в самых широких местах только на 30 км, а в самых узких – на 5-10 км, это была собственная, границу осознающая, границей живущая [с.221] организация, которая все определяла и которую не могут заменить зависимый круг, расчленение.
Кого привлекает исторический прецедент индийской Северо-Западной провинции, остатков восточных провинций Германии, побуждая к сравнительному рассмотрению, тот находит аналог этому в истории римских пограничных образований на Севере, а также в сохранившихся названиях тех провинций, которые остались в основном пространстве, примером чего является [деятельность] Траяна .
Из истории нашей малой южногерманской родины один такой прецедент описывает Нарцисс в своей книге “Bayern zur Romerzeit” (“Бавария в римское время”), в разделах которой: Реция и римская область на Майне; военная организация и гражданское управление; гражданская жизнь; римские дороги; лагеря когорт и полевые укрепления; столбы Лимеса (чертова стена!); важнейшие римские населенные пункты и крепости; римская культура; христианизация – изложены примечательные аналогии к этой столь актуальной проблеме.
Наряду с литературой, посвященной конкретно Лимесу. и другими специальными работами достигнутый [научный] результат является подтверждением слов Гёте: “Кому дано судить о том, что глупо, а что умно, об этом предки безусловно не думали…”, если мы сравниваем римскую провинциальную организацию Южной Баварии с новейшими творениями лорда Керзона и Рэдинга и с печальной необходимостью остатков восточных провинций [Германии] или, быть может, Баварской северной области в грядущем. Но великий стимул приходит в краеведение скорее благодаря такому истинному проникновению в культурную историю земли, на которой мы живем; мы видим также, что не исчерпаны ее вопросы и толкования минувшего в свете политико-географических связей, насчитывающих четыре тысячи лет.
Рассмотрим особо, пожалуй, последний, самый высокоорганизованный участок границы, горловины коммуникаций которого были выдвинуты вперед эллинами и римлянами и еще задолго до них культурой, на примере которой они учились сами (Тартесс) . Это воскрешенная и превосходно описанная Ратцелем форма “центров роста” (Wachstumsspitze), рожденных инстинктом или намерением продвинуть в чужеземную жизнь иные жизненные формы. Заимствованное из географии растительного мира и биологии, это выражение исключительно примечательное. Его чаще всего применяют там, где недостаточно организованные, охваченные распадом жизненные формы пронизывались новой жизнью, причем, само собой разумеется, при плоскостном распространении жизни на некогда разделенной поверхности Земли всегда “древнее право где-то должно быть ликвидировано, а новое создано”. Можно также допустить, что естественно, [с.222] серьезные заблуждения относительно степени отмирания местной жизни и возможности внедрения чужой именно при чужеземной жизненной форме. Весьма яркий пример тому – развязывание (начало) блокады и отторжения чужих “центров роста” в Китае. В особенности абсолютно искусственно построенный Шанхай – чужой нарост на теле китайского государства (вопрос Большого Шанхая) , который очень трудно вновь привести в порядок.
Итак, без нарушения права и его ломки обходится лишь там, где речь идет о дальнейшем распространении жизни на незаселенные или считавшиеся доселе незаселенными области (определение анэйкумены по Ратцелю, ср. гл. V). Самые большие и отрадные успехи человечества связаны, естественно, с расширением эйкумены, хотя далеко не всегда по нравственным мотивам! Лишь в наше время, когда даже ледовый мир полярных областей большей частью политически поделен (между Австралией, Новой Зеландией, Британией, Канадой, Соединенными Штатами, Советским Союзом, Норвегией), свобода действий для подобных великих дел по расширению жизненного пространства человечества ограниченна.
Ознакомительная версия.
