Это обуславливалось, прежде всего, самим пониманием принципов партийного руководства со стороны руководящих работников. Их суть они трактовали не иначе как раздачу указаний и установок, осуществляемую на заседаниях пленумов, бюро, активах.[696] Показателен в этом плане пример Ростовского обкома КПСС, рассматривавшего вопрос «О ходе выполнения постановления Секретариата ЦК КПСС от 16.08.1961 г. «О мерах по усилению борьбы с проявлениями преступности в отдельных районах и городах»». В решении бюро отмечалось, что многие горкомы и райкомы партии еще не сделали должных выводов из постановления Секретариата ЦК по организации борьбы с преступностью. Бюро обкома обязало органы милиции, суда и прокуратуры принять решительные меры по искоренению причин, порождающих преступность. На совещании в обкоме был заслушан доклад прокурора г. Таганрога о работе судов и милиции. Кроме этого, по материалам заседания и проверок, организованных обкомом, в 27 районных центрах вопросы борьбы с преступностью стали предметом рассмотрения на бюро ГК и РК КПСС.[697]
Данный пример раскрывает всю вертикаль партийного руководства правоохранительной сферой. Она представляется вполне логичной, так как подавляющее количество судей, прокуроров являлись членами КПСС, и, следовательно, на них объективно можно было воздействовать по партийной линии. Так, 12 декабря 1954 года, в РСФСР избрано 4622 народных судьи, из которых 4181 (91,1 %) член или кандидат в члены КПСС, 305 (6,6 %) судей — члены ВЛКСМ, и только 101 (2,3 %) являлись беспартийными. На последующих выборах народных судей, состоявшихся в 1957 и 1960 годах, численность коммунистов не оказывалась ниже 90 % от избранного количества.[698] То же самое в полной мере можно отнести и к работникам прокуратуры, где партийная прослойка была значительной: на 1 января 1955 года коммунистами являлись около 77 % сотрудников, а на 1 января 1959 — около 83 %.[699]
За этими цифрами стояла огромная работа КПСС по подбору и расстановке кадров на важнейших участках правоохранительной системы. Идейно-политические качества здесь оказывались более весомым фактором в назначении на руководящие должности, чем высокий профессионализм и желание неукоснительно соблюдать «дух и букву» закона. Это хорошо видно из письма министра юстиции РСФСР Болдырева от 2 марта 1960 года, адресованного региональным работникам суда и юстиции, посвященного предстоящим выборам народных судей. В письме подчеркивалось: «Главная задача верховных судов АССР, краевых, областных и городских судов состоит в том, чтобы тщательно, безошибочно подобрать и рекомендовать местным руководящим органам в качестве кандидатов в народные судьи работников, способных успешно обеспечить порученное дело».[700] Получалось, что главный смысл выборов не в избрании народных судей населением, а в решении партийных органов по тем или иным кандидатам, перед которыми они и несли реальную ответственность. Поэтому закономерно, что заведующий отделом административных органов ЦК КПСС по РСФСР Тищенко, выступая перед руководящим составом работников суда и юстиции России, настойчиво напоминал: «И еще раз хотел бы попросить вас… больше вносить партийности в нашу работу».[701]
Многие партийные органы не ограничивались использованием влияния на деятельность руководителей правоохранительной системы как членов партии. Происходило активное «идеологическое» вмешательство в практику работы судов, прокуратуры, милиции, приведение ее в соответствие со своими представлениями. Характерен пример Кировского обкома КПСС, секретарь которого Пчеляков прямо высказывал негативное отношение к действиям Верховного Суда России по поводу вынесения им приговоров за умышленные убийства. В своем письме в отдел административных органов ЦК КПСС по РСФСР он писал: «По нашему мнению изменение Верховным Судом РСФСР приговоров по некоторым делам является неоправданным. Подобная практика Верховного Суда РСФСР не обеспечивает борьбы со столь опасным для общества злом. В связи с этим считали бы целесообразным обратить внимание Верховного Суда РСФСР на необходимость более строгого рассмотрения дел об умышленных убийствах и усилению по ним карательной практики».[702] Как можно заметить, партийный работник местного областного комитета чувствовал свою полную причастность к выработке судебной политики Верховного Суда республики, оставляя за отделом административных органов ЦК окончательную трактовку применения законодательства в конкретной сфере уголовного права. Все это происходило на фоне многочисленных заверений руководства страны о независимости и самостоятельности суда, недопустимости вмешательства в его работу.
Вмешательство партийных органов в деятельность правоохранительной системы происходило, как правило, по конкретным делам. Это было наиболее массовое нарушение законности, встречавшееся повсеместно. Сигналы и жалобы об этом поступали (опять-таки в ЦК КПСС) постоянно. Так, заместитель министра юстиции РСФСР Анашкин 3 апреля 1956 года сообщал в бюро ЦК по РСФСР о грубом вмешательстве в действия судей ответственных работников Каменского обкома партии, которые «подменяли» судей, давали незаконные указания по конкретным делам. Данные действия были квалифицированы как неправильные, противоречащие неоднократным постановлениям ЦК КПСС. Поводом для сообщения послужил инцидент, происшедший в г. Миллерово Ростовской области, где за совершение циничного хулиганства были задержаны военнослужащие авиаотряда. Однако их руководство вместо осуждения проступка своих сотрудников во время служебной командировки сумело договориться сначала в Миллеровском РК, а затем и в обкоме КПСС о срыве дела, которое было истребовано из народного суда.[703] Все вопросы, связанные с конкретными судебными делами, решались в партийных органах — такой вывод следует из приведенного материала. Необходимо заметить, что именно такое понимание положения вещей присутствовало в обществе. Это подтверждается примерами судебной практики не только по обычным уголовным преступлениям, но и по «контрреволюционным делам». Так, осужденный на 4 года лишения свободы за антисоветскую пропаганду и агитацию гражданин Васильев написал письмо секретарю Белгородского обкома КПСС, где заявил о недовольстве народа политикой партии, а отсутствие открытых форм протеста объяснил применением террора. Примечательно здесь то, что организатором этого террора он видел не суд или прокуратуру, а партию, к одному из руководителей которой в своей области он и обращался.[704]
Важнейшим компонентом, характеризующим уровень развития всей правоохранительной системы, является состояние ее кадрового корпуса. Очевидно, что от этого фактора напрямую зависит качество работы судов, прокуратуры, милиции, адвокатуры. Необходимо подчеркнуть, что в этом плане сталинское наследие оставляло самое тяжелое впечатление. В 1953 году в стране работало только 18,6 % народных судей с высшим, 63,4 % со средним юридическим образованием, лишь половина членов областных и краевых судов закончили высшие учебные заведения.[705] Даже в состав Верховного Суда СССР в 1956 году входили судьи без диплома о высшем юридическом образовании.[706] Немного лучше складывалась ситуация в органах прокуратуры, где в 1954 году 45,2 % работников были с высшим и 42,5 % со средним юридическим образованием (в конце 40-х годов в прокуратуре около 70 % вообще не имели никакой юридической подготовки).[707] Эти цифры наглядно убеждают, что сталинский режим и квалифицированные юридические кадры — понятия несовместимые. Совершение вопиющих преступлений и беззаконий в сталинском духе не требовало высокой квалификации правоохранительного аппарата. В условиях же демонтажа сталинской правоохранительной системы такое положение не могло сохраняться сколько-нибудь продолжительное время. Более того, само разрушение этой системы предполагало появление все большего числа подготовленных, квалифицированных кадров, способных осуществлять юридические действия в рамках строгого соблюдения закона.
Именно эту цель преследовала политика нового руководства КПСС. Были приняты меры по улучшению кадрового состава и подготовки специалистов в юридической сфере. Они связаны с расширением высшего юридического образования в стране. Признавалось ненормальным, когда ежегодно только 18–20 % выпускников высших юридических учебных заведений направлялись в систему юстиции, а остальные аттестовывались адвокатами, нотариусами, судебными исполнителями. Данная ситуация складывалась потому, что много специалистов, окончивших юридические вузы, не подходили для работы в правоохранительных органах, и прежде всего в судах, прокуратуре, так как не являлись членами КПСС или не имели достаточной судебной подготовки.[708] В этой связи в 1955 году Министерство юстиции предупреждало: сохранение такого положения могло привести к тому, что необходимые кадры народных судей были бы подготовлены минимум через 5–6 лет. Поэтому помимо расширения приема предлагалось изменить учебные планы Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ) с таким расчетом, чтобы окончившие юридические школы поступали сразу на II или III курс, либо им засчитывали некоторые дисциплины, сданные в юридических школах. В итоге из каждой сотни работников МВД училось 28 человек, из сотни работников юстиции — 13, прокурорских работников — 9. Им создавались благоприятные условия для приема в высшие юридические учебные заведения.[709] Расширение и ускорение подготовки юридических кадров с высшим образованием, в конечном счете, имело свои результаты: в 1962 году среди народных судей насчитывалось 72 % с высшим образованием и 24,6 % со средним юридическим образованием, среди работников органов прокуратуры доля сотрудников, окончивших юридические вузы, составила 82,3 %.[710]
