При этом дочеловеческое начало в вас присутствует вне зависимости от того, прочитали ли вы «Три мушкетера», посмотрели ли фильм о Павке Корчагине. Оно присутствует в вас вне зависимости от того, какие эталоны и критерии передали вам ваши родители. Это — очевидно.
Столь же очевидно и то, что полноценное формирование в вас начала собственно человеческого невозможно, если вы не поставите в определенные рамки свою — неотменяемую и мощную — дочеловеческую звериную самость. Такие рамки называются «табу». Вы должны — сначала с чьей-то помощью, а потом и сами — обуздать в самом себе звериную агрессию, звериную же разнузданность и многое другое.
Рамки, в которые ставят вас воспитующие инстанции, на разных фазах развития человечества менялись. Не всё тут до конца ясно, но кое-что достаточно очевидно. Табу на людоедство, на убийство своих, на совокупление с матерью и близкими родственниками — это не извечная константа, а трудно и долго выстраиваемая регулятивность.
Столь же трудно и долго выстраивались отношения человека со смертью. Может быть, это выстраивание является самой тонкой и главной частью вочеловечивания. Человек — единственное существо, знающее о том, что оно смертно. Конечно, любые утверждения о человеческой природе имеют в той или иной степени условный характер. И всегда можно спросить: «А кто вам сказал, что только человек знает о своей смертности?» Но поскольку сегодня вряд ли кто-то будет оспаривать кардинальное отличие человека от других живых существ в том, что касается разумности, и поскольку именно «дар и проклятие разума» превращает человека в существо, знающее о своей смертности, то отношения человека со смертью — действительно является сложнейшим и важнейшим слагаемым процесса вочеловечивания. Большую часть истории человечества эти отношения задавались теми или иными религиозными культами. Иной тип отношений — это миллиметровое напластование светскости на многометровой толще той или иной религиозности.
Итак, человеческий внутренний мир — это сложно и кропотливо возводимое здание, покоящееся на очень опасном дочеловеческом фундаменте. Как и любое здание, человеческий внутренний мир обладает определенной конструкцией. А значит, и уязвимостью. Если кому-то кажется не до конца корректной параллель между внутренним человеческим миром, построенным из очень зыбких и динамичных модулей, и зданием, построенным из модулей грубых и лишенных динамики, — что ж…
Назовем человеческий внутренний мир «системой». Поостережемся делить эту систему на сознательное и бессознательное, на психику и дух, разум и эмоции. Признаем всего лишь, что внутренний мир человека является именно системой, причем системой, долго и тщательно формируемой, проходящей в этом формировании определенные фазы. Системой, в чем-то гораздо более хрупкой, чем фортификационное сооружение. Системой, сформированной определенными процедурами, в той или иной степени доступными для изучения.
Если есть такая система с ее архитектурой (а системы без архитектуры в принципе не бывает), то есть системные узлы, внутрисистемные сопряжения, особые системные точки и многое другое.
Можно ли на это воздействовать? Безусловно.
Вы любите такого-то человека, потому что он обладает такими-то позитивными свойствами. При этом понимание, что данные свойства позитивны, вам кто-то привил. Но тогда кто-то другой может, приложив определенные усилия, привить вам иное понимание, согласно которому данные свойства на самом деле негативны, а свойства, казавшиеся вам ранее негативными, — позитивны. Разве не бывает критериальных сдвигов даже просто под воздействием жизненного опыта? Сначала юная девушка восхищается смелостью и честностью рыцаря, добивающегося ее руки. А потом, пожив и перестав быть юной и романтической, та же особа восхищается человеческой основательностью, заботливостью, хозяйственностью избранника и мало ли еще чем.
Если с вами ведут информационно-психологическую войну, то первое направление, в котором будет действовать ведущий эту войну противник, — информирование вас о том, что нечто, любимое вами по причине обладания такими-то качествами, на самом деле этими качествами не обладает. А напротив, обладает качествами, диаметрально противоположными.
Как именно информационно-психологическое оружие может быть применено в сфере конкретных, собственно человеческих отношений? Предположим, что это любовь. Можно ли, воздействуя на эти отношения, сообщая определенную информацию, добиться, чтобы любовь превратилась в ненависть? Можно.
Но как только мы выходим за сферу собственно психологии, любые примеры становятся «смешанными»: психолого-историческими, психолого-культурными, психолого-метафизическими и так далее. Договоримся, что если психологическое начало преобладает, то речь идет о войне по преимуществу психологической. Формализовать, до какой степени должно психологическое преобладать, чтобы война называлась информационно-психологической, мы не будем — нам не до формализма. Нам воевать надо.
Вы защищаете осажденный Ленинград. Голод. Чудовищные лишения. Разного рода уродства, которые не могут не иметь места наряду с массовым героизмом (человек и не ангел, и не дьявол — он именно человек). В чем основанная задача врага, ведущего информационно-психологическую войну? Ему нужно сломить дух защитников Ленинграда. Какая тема для ленинградцев самая больная? Голод. От голода умирают близкие. Умирают женщины и дети. Люди нестерпимо мучаются, но стойко сносят лишения, ибо считают, что так же мучаются все. И вот вам говорят: «А на самом деле, руководство не голодает, а жрет в три горла и ни в чем себе не отказывает. Эклерчики жрет, экзотические фрукты, жареных лебедей. Жрет так, что жиреет. Не стесняясь выбрасывать продукты, которые могли бы спасти ваших детей».
Подчеркнем — если это обсуждают в 2010 году Сванидзе и Млечин, то речь идет о войне с историей, ибо это уже история. А если зимой 1941–42 года такие слухи в Ленинграде распространяют немцы, то это уже — информационно-психологическая война (как, кстати, и в случае, когда Сванидзе и Млечина слушают люди, пережившие блокаду Ленинграда, для которых всё это живо).
Воспроизводя немецкие информационно-психологические трюки, Сванидзе и Млечин разрушают образ великого страдающего и борющегося Ленинграда, а также образ партии, под руководством которой было совершено великое деяние. Им нужно, чтобы вы отказались от любви к этому деянию, поскольку эта любовь есть часть вашего «я», вашей идентичности. Поэтому их разговоры постфактум, 60 лет спустя, — это война с историей. Но одно дело — только война с историей, когда вам сообщают ложные цифры, когда оперируют ложными данными. А другое дело — нагнетание в блокадном городе истерики на больную для всех тему. Тут значение информационно-психологического фактора, согласитесь, совсем иное.
Нам постоянно придется выявлять различные «чистые», то есть идеальные, типы информационно-психологических войн, и далее исследовать, как именно эти войны прилагаются к тем или иным предметам, имеющим не собственно психологическое, а иное — политическое, социальное, культурное, историческое — значение. Вновь и вновь мы будем возвращаться в сферу психологии и из нее совершать экскурсии в другие сферы. Сейчас мы только начали этот путь. Нам нужно пройти его до конца для того, чтобы понять, что делает враг. И мы обязательно его пройдем — спокойно, неторопливо, сочетая аналитику с политической практикой.
США надеются быть готовыми к 2020 году, но сейчас — не готовы
Юрий Бардахчиев
Классические войны в XXI столетии
Если объектом экономической войны является экономика государства, которую противник намерен уничтожить и захватить теми или иными средствами, а объектом культурной войны является культура, которую, опять-таки, противник хочет или уничтожить, или захватить (сменив ядро культуры, как это предлагал Ракитов), — то что является объектом войны классической? То есть той единственной войны, которую наш сегодняшний противник не решился вести против СССР, подменив эту войну всеми остальными войнами (экономической, культурной, идеологической и так далее).
Объектом классической войны являются вооруженные силы государства и его территория. Противник стремится уничтожить наши вооруженные силы и захватить территорию. Даже сейчас противник еще не решается на ведение против нас классической войны, но рано или поздно, по мере нашего ослабления и усиления противника, он на это решится.
Утверждение о том, что против СССР не велось классической войны, справедливо лишь частично. Действительно чужеземные армии не атаковали вооруженные силы СССР и стран Варшавского договора. И не осуществляли вторжения на территорию СССР и стран Варшавского договора. Но за пределами этой территории и в отсутствие прямого столкновения именно с войсками нашей страны и ее прямых идеологических и военных союзников противник вел самые разные войны. Что такое война в Корее или во Вьетнаме? Это войны, в которых мы участвовали уже почти классическим образом. Это были войны не на территории нашей страны и ее прямых союзников. И это были войны без прямого объявленного участия наших вооруженных сил. Но это была уже почти классическая война. Вполне готовая из почти классической перейти в классическую.
